Гай Орловский - Патроны чародея
– И что в том гроте?
Он сделал страшные глаза и ответил свистящим на мюлю вокруг шепотом:
– Драгоценные камни!
– Уродились в той горе?
Он покачал головой.
– Я тоже так сперва подумал, потом решил, что так не бывает. Боги не кладут в одну корзину все яйца. Наверное, какой-то король, убегая из дворца, спрятал там всю казну, а сам пустился уводить погоню.
– И не увел, – сказал я. – Иначе бы вернулся. Не пойму, что тебя заставляет странствовать? Жажда наживы или поиски приключений?..
– Я же рассказывал про дуэль!
– Помню-помню, – заверил я, – но ты же мог где-то осесть? У тебя хватало средств для небедной жизни.
Он громко фыркнул.
– Чего? Мне всегда не хватает!.. Но ты прав, у меня просто здоровая и понятная жажда находить богатства. Чем больше, тем лучше.
– Только из-за богатств?
– Только! – ответил он решительно и твердо, но, подумав целый миг, уточнил: – Но без приключений жизнь пресная. Потому самые лучшие богатства, которые не сваливаются на голову, а которые выдираю из рук сильного и опасного врага! Можно просто у противника.
– Тогда понятнее, – сказал я. – Какая чистая и благородная душа.
Он ответил обидчиво:
– Я могу тебя обозвать еще хуже!
– Ладно-ладно, – сказал я, – мы все мимикрируем под наглых и подлых, чтобы нас боялись и уважали. А назвать человека благородным и честным – это оскорбить и как бы намекнуть, что дурак из дураков…
Он изумился:
– Ты о чем?
Я принужденно рассмеялся.
– Да это я так, шучу. Представил себе, что такой мир существует.
Он сказал обиженно:
– Ну и заскоки у тебя…
В Уламрии все-таки лес светлее, чем в королевстве Нижних Долин. Березняк за березняком, а по ту сторону реки строгий сосновый или из темных лиственниц с неимоверно толстыми и крепкими, словно из камня, стволами.
Кони с удовольствием пробежали по мелководью, пересекая одну за другой две мелкие речушки. Дальше пошли по распадкам, обогнули цепь крупных и достаточно молодых холмов.
Фицрой обернулся, крикнул:
– Ночлег!.. Самое удобное место!.. Да и пора.
Кровавый закат перемежается ослепительно-белыми полосами второго солнца, что двигается по ту сторону облаков и скроется за горизонтом раньше, чем померкнут краски алого и багрового.
Фицрой коням спутал ноги и пустил щипать траву в лесу, а для нас выбрал укрытие под неприятно нависающей скалой.
Я посмотрел на грозный козырек в несколько сотен тонн, поежился, но Фицрой хмыкнул.
– Чего?.. Тысячи лет не рухнуло, а сегодня ночью возьмет и обвалится?..
Я сказал с неохотой:
– Верхним умом понимаю, но нижним боюсь.
– Есть и плюсы, – сказал он.
– Какие?
– Если выскочит третья луна, мы в укрытии.
– А ты предусмотрительный, – сказал я с удивлением. – А кажешься совсем безголовым.
– Безголовые долго не живут, – сообщил он и уточнил: – Зато гибнут красиво. И песни слагают о них на разных наречиях…
– Не завидуй, – сказал я. – У нас все впереди.
Он расхохотался.
– Да, еще столько побед. И не только над женщинами.
Он разложил на чистой скатерке сыр, мясо и хлеб, вытащил кувшин с вином. Я достал нож, но подумал и отдал Фицрою, пусть сам режет. Я настолько привык к аккуратно упакованным ломтикам, что даже не представляю, что человек тоже может вот так или почти вот так ровно нарезать мясо, сыр, хлеб…
Зато наполнить чаши с вином, наверное, сумею. Вот только чаш Фицрой почему-то не захватил. Даже не знаю, как обойдемся. Наверное, так и привезем полный кувшин обратно.
Он как понял мои трудности, поторопил:
– Первый глоток за мстящим глердом, второй – за соратниками. Меня можно считать за двух или трех соратников. Давай быстрее, у меня зубы капризные, без вина мясо жевать отказываются. Да что там мясо, даже хлеб не берут…
На головой сонно вскрикнула ночная птица, эти укладываются спать еще с началом сумерек, процокала коготками шустрая белка, сбросив нам на головы пару прозрачных чешуек, словно на вершине дерева расселась стая осетров и чешутся о ствол спинами…
Я улегся под деревом, в полузабытьи наблюдая, как вышли на охоту ночные муравьи, более крупные и защищенные от ночного холода волосками, почти шерстью. Собирают заснувших в оцепенении на цветках мух, жуков и шмелей, с торжеством волокут в норы.
– Молодцы, – пробормотал я, – только меня не тащите… Не пролезу в нору, зря упреете…
Глава 6
Утром на рассвете перешли третью реку. Вода в это время года коням по брюхо, это весной и осенью несет подмытые деревья и волочит громадные камни. На том берегу такой же мирный лес и чирикающие птички, хотя за границей все должно бы быть иначе.
Фицрой однако посерьезнел, посмотрел по сторонам, лицо стало строже и решительнее.
– Страна врага? – спросил я.
– Пока только противника, – ответил он.
– Сразу полегчало, – сказал я.
– Теперь через лес, – проговорил он негромко и с командной ноткой. – Иначе по дороге кого-то да встретим.
– Опасно, – согласился я.
– Придется прятаться, – добавил он, – а когда смотрят вслед, прятаться поздно…
– Или убивать, – сказал я. – Зачем нам свидетели?
Он задумался, но отмахнулся.
– Гоняться за ними… Так и забудем, чего вообще приехали! Я вообще-то люблю гоняться. Не смотри так, не только за женщинами.
Я молча повернул коня, могучие деревья двинулись навстречу, а на головы и плечи ощутимо пала сладостная тень. Сухой воздух сменился прохладным и чуточку влажным. Почти все деревья здесь с северной стороны покрыты толстым зеленым мхом до нижних веток, а стук копыт сменился влажным хрустом, едва ступили на толстый ковер из опавших листьев.
Так двигались еще несколько часов, наконец он на ходу соскочил на землю и повел дальше коня в поводу, всматриваясь в просветы между деревьями. Я без подсказки покинул седло, по времени уже должны подъехать к цели, двинулся так же осторожно следом.
Через пару минут Фицрой присел, всмотрелся, некоторое время пробирался через кустарник почти на корточках, словно стараясь избежать выстрела, затем обернулся, лицо бледное и решительное.
Я услышал его приглушенный крик:
– Все!.. Привяжи там коней!
– Слушаюсь, ваше глердство, – пробормотал я уязвленно. – Щас привяжу…
– И зерна им дай, – велел он.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил я. – А кому из них спинку почесать?
– Мне, – ответил он. – Но не сейчас. Иди сюда, можешь посмотреть на замок!
– Вот спасибо, – буркнул я. – Он еще на месте?
Он не ответил, а я пригнулся, подбежал ближе, по его повелительному жесту плюхнулся на пузо и прополз вперед. Кусты чуть раздвинулись, дальше поросшая красноватой травой земля полого уходит вниз. Долина открылась ровная, как столешница, четко выделяются квадраты огородов.
Село небольшое, даже не село, а деревня, а далеко за ней высится гордо и надменно красивый замок, устремленный ввысь, весь в готическом стиле. Слева от него высокая башня, похожая на минарет, только на вершине не площадка для муэдзина, а утолщение для достаточно просторного помещения, где вполне может размещаться маг Аллерли.
Впрочем, над этим домиком на вершине башни площадка все-таки есть. По плоской крыше, четко выделяясь на фоне сине-оранжевого небе, ходит страж в темной одежде, время от времени налегая животом на перила и посматривая вниз, хотя с такой высоты в низкие вырезы женских платьев не заглянешь, а на что еще смотреть взрослому мужчине, не понимаю.
– Мили полторы? – спросил я. – До башни?
Фицрой сказал сразу же:
– Не больше мили.
– Хорошо бы, – сказал я с надеждой. – Ты только не высовывайся. Могут увидеть.
Он изумился.
– В этих кустах? Как?
– Могут, – подтвердил я. – Есть такая магия. Сейчас увидишь. Да ты и сам знаешь…
– Откуда?
– Иначе бы не корячился вот так…
Он пробормотал сердито:
– Простая предосторожность! Я с чародеями стараюсь дела не иметь… Что смотришь? Из тебя чародей, как из моего… Ладно, забудь.
Пригибаясь, тоже осторожный, я сбегал к коню и вернулся с обоими мешками. Руки трясутся, будто всю ночь кур крал, а то и курей, кое-как развязал тугой узел, помогая зубами, словно и не глерд, бережно вытащил снайперскую винтовку и осторожно начал раскладывать.
Фицрой наблюдал с благоговением, даже отодвинулся, когда я удлинил ствол почти вдвое. Брови его поднялись, а я продолжал раскладывать винтовку так, что она стала не только длиннее, но и втрое толще.
– Ого…
– Не хрюкай под руку, – сказал я строго. – Это чистая магия.
– Молчу-молчу.
Наконец я откинул сошки и установил на них винтовку для стрельбы.
– Ничего себе, – пробормотал Фицрой. – Самому пойти в ученики к Рундельштотту, что ли…
– Ага, – сказал я злорадно, – теперь завидуй.
Он с уважением рассматривал непонятную штуку, только и ясно, что делали ее совсем не деревенские кузнецы.
– Он сам ее сотворил или… нашел?
