Константин Калбазов - Кукловод. Книга 2. Партизан
— Здравствуйте. господин прапорщик. Итак, что там такого мне передает Алексей Максимович, чего не может доверить ни телефон, ни телеграфу.
— Германское командование начало переброску Одиннадцатой армии Макензена на станцию Новый Сандец с целью проведения наступательной операции на участке нашего фронта.
— Интересно. А поподробнее?
— Я прибыл не от генерала Каледина, это моя собственная инициатива. Согласно моему командировочному предписанию, я доставляю пленного, располагающего важными сведениями, в разведотдел армии. Но то, что я вам сказал является совершенно достоверным.
— То есть вы вот так, по собственной инициативе и без особого труда, попали в кабинет командующего?
— И при оружии, ваше высокопревосходительство, — кивая в такт своим словам, подтвердил Шестаков.
— Замечательно. Не штаб армии, а какой-то проходной двор.
Чего было в словах командующего больше — злости, разочарования или все же праведного гнева по отношении к наглому прапорщику, так сразу и не поймешь. Главное, чтобы этот гнев не застил ему разум. Нет, в итоге они, конечно, во всем разберутся, и Шестакова за этот проступок не расстреляют. Но если он ошибся в командующем и тот распорядится об аресте, то плакали его надежды на поддержку Брусилова в организации собственного отряда. И придется все начинать с самого начала.
В кабинет вошел адъютант. Как видно, у генерала имелась кнопка вызова. А почему бы и нет, если на столе стояла электрическая настольная лампа с зеленым абажуром, да и под потолком люстра с лампочками, а не со свечами. Брусилов посмотрел на вошедшего капитана, потом на вытянувшегося в струнку прапорщика и тяжело вздохнул.
— Рязанцев, с вами я потом разберусь. Пока идите. Ну а вы, господин прапорщик, продолжайте. Я жду подробности.
Ну что же, хорошо уже то, что он не ошибся в личности Брусилова. Значит, не все еще потеряно. Хотя это пока ни о чем не говорит. Но как там пел в своей песенке Д’Артаньан из мультфильма его молодости: «Меня не слышат, это минус, но и не гонят, это плюс». Так что ищите позитив во всем, так жить легче…
— Вот, значит, как. Интересно. Очень интересно. Но это только слова. Чем вы можете подтвердить эти сведения? — задумчиво и очень серьезно поинтересовался Брусилов.
— К сожалению, вы абсолютно правы, это просто мои слова. Я могу дать честное слово дворянина, но признаться, если бы вы доверились ему, то я серьезно усомнился бы в вашем здравомыслии.
— Прапорщик, не зарывайтесь!
— Прошу прощения, ваше высокопревосходительство.
— Хм. Признаться, я и сам бы усомнился в своем здравомыслии.
— Именно поэтому я считаю, что данную информацию должны подтвердить и другие источники. И потом, у меня есть только разговор двух австрийских генералов, без какой-либо конкретики. Решился же я на подобный шаг потому, что имею совершенно конкретные предложения по организации разведывательно-диверсионной деятельности на фронте.
— Отчего же тогда вы не обратились в разведотдел, а сразу ворвались ко мне?
— Время, ваше высокопревосходительство. Идет война, и раскачиваться попросту некогда. У меня уже есть полностью сформированная группа в составе одного отделения. За пару месяцев я смогу увеличить ее численность до полусотни или даже сотни человек. Но если я буду действовать по правилам, обращаясь по команде, то очень может статься, что мои предложения попросту лягут под сукно. Методы, предлагаемые мною, несопоставимы с офицерской честью и подразумевают действие из-за угла. Словом, большинству нашего офицерского корпуса они покажутся недостойными и бесчестными. Поэтому шанс, что мои предложения не дойдут до вас, очень велики. И потом сам я могу погибнуть под очередной бомбежкой. Вот я и решился на подобный шаг.
— Считаете себя незаменимым?
— Возможно, кто-то и разделяет мое мнение. Но я уж точно первый, кто за собственные средства экипировал отделение солдат и подошел к этому вопросу с практической точки зрения. А еще я уверен в том, что смогу добиться серьезных результатов.
— А если я вас разочарую, господин прапорщик?
— В любом случае от этой выходки будет хоть какая-то польза.
— Например?
— Думаю, что после моего представления вопросу обеспечения безопасности штаба теперь будет уделено должное внимание.
— Я гляжу, вы во всем ищете позитивное зерно. Хорошая жизненная позиция. А пленный-то ваш существует?
— Так точно. Он на улице. За ним присматривают двое моих бойцов.
— Вот берите его и отправляйтесь в разведотдел. А в двадцать ноль-ноль жду вас у себя в кабинете. Можете идти.
— Слушаюсь.
«Нда-а. Дела-а… Не было печали, так еще и командира комендантской роты нужно будет пропесочить. Ох, да когда же за всем этим поспеть? А этот Никитин… Нет, офицер он, конечно же, старательный и до генеральских погон дослужился вполне заслуженно. Вот только уж больно нерасторопен и порой невнимателен, а на должности генерал-квартирмейстера это никак не допустимо. Уж он-то знает, не один год тянул эту лямку. Так то в мирное время, а нынче время военное, а потому оборотистость должна быть куда более значительной».
— Капитан Игнатов.
— Я, ваше превосходительство, — тут же козырнул остановленный в коридоре командир комендантской роты.
— Что за безобразия творятся у нас в штабе? Какой-то прапорщик проходит прямиком в кабинет к командующему, как к себе домой, по какому-то надуманному поводу.
— Его превосходительство генерал-майор Никитин уже высказал мне свое неудовольствие и назначил по этому поводу служебную проверку.
— Ага. Ясно. Обязательно ознакомлюсь. Вот только не нужно строить саму невинность и упоминать о том, что непосредственно в кабинет к командующему его пропустил адъютант. С Рязанцевым его высокопревосходительство разберется сам, а вы отвечайте за своих подчиненных, допустивших постороннего в здание штаба.
— Я и не собирался, ваше превосходительство. Готов понести наказание как за свои ошибки, так и за ошибки своих подчиненных.
— А вот это похвально. Идите, господин капитан.
Он еще будет строить из себя оскорбленную невинность. Нужно обязательно ознакомиться с заключением проверки. Уж больно Никитин благоволит этому капитану. Хотя… Он, конечно же, достойный офицер, георгиевский кавалер, имеет иные награды, а главное, все время рвется на фронт. Нет, пожалуй, не нужно с ним так-то уж совсем строго. Пусть Никитин снимет с него семь шкур, но только с приказом обойтись как-то помягче, чтобы не губить карьеру многообещающему офицеру.
Брусилов высоко ценил работоспособность своего начальника штаба, его исполнительность и инициативность. И все же довольно часто пенял Ломновскому на то, что тот всякий раз слишком уж себя перетруждает. В частности, будучи в свое время хорошим генерал-квартирмейстером и отлично зная эту кухню, порой с головой окунался в те проблемы, которые в настоящий момент не были его обязанностью. Однако, кроме того, что генерал тащит непосильный воз, командующему предъявить генерал-лейтенанту было нечего, поскольку и свои штабные дела он ничуть не запускал.
— Павел Андреевич, — окликнул Ломновский Никитина.
— Да, Петр Николаевич.
— Вы уже беседовали с этим прапорщиком Шестаковым?
— Только что из разведотдела. Выскочка и позер.
— Отчего такой вывод? Уж не оттого ли, что теперь достанется вашему любимцу?
— Капитан Игнатов понесет заслуженное наказание. Если здесь не линия фронта, это вовсе не означает, что службу можно нести спустя рукава. Касаемо же этого прапорщика, так он притащил с собой пленного, каких мы, бывает, в день десятками тысяч в плен берем. Обычный солдат, ничего не знает, забитая деревенщина. Ладно хоть был бы из этих мест, так нет же, из Австрии. Так что и местность ему знакома хуже, чем нам. Но зато он в красках живописует, насколько страшное оружие фугасы, конструкции этого самого прапорщика.
— Ага. Вспомнил, почему фамилия этого офицера показалась мне знакомой. Это же он придумал фугасы, которыми сейчас засеяли передний край наши передовые части. Я еще хотел его вызвать.
— Получается, поторопился наш изобретатель с привлечением к себе внимания.
— Напрасно вы так, Николай Николаевич. Он притащил этого австрияка не просто так, а чтобы показать, какой эффект произвели эти самые фугасные поля на противника. И судя по всему, впечатлились они от души. А что это значит?
— Что?
— Задумка недорогая, в исполнении простая, эффект выше всяческих похвал. Это может стать выходом при нашем снарядном голоде. Этот прапорщик еще у Рудакова?
— Да.
— Благодарю.
Прикинув мысленно, какие у него есть еще дела и их первоочередность, Ломновский решительно направился в разведотдел. Ничего срочного сейчас нет, а мысли об этом странном прапорщике никак не хотели его отпускать. Его — начальника штаба — не могло не волновать трудное положение армии в плане снабжения вооружением в целом и боеприпасами в частности. Конечно, запасы взрывчатки не бесконечны, но все же с ней дела обстояли гораздо проще, чем со снарядами.
