Рустам Максимов - Везунчики
– Шеф, я вот никак не пойму, какого хрена вообще эти уроды полезли свергать власть прямо сейчас, а? – спустя какое-то время ко мне подошёл Руденко. – Они что, не могли затаиться на время, подождать недельку, месяц, наконец? Ведь не идиоты же круглые, должны были понимать, что и как?
– Ты прав, Рус, они отнюдь не идиоты и очень хорошо всё понимали, – ответил я. – Именно поэтому они пошли ва-банк сразу, не медля ни дня.
– Володя, я не умею читать мысли, не научился ещё, – уточнил капитан. – Объясни, наконец, толком, без намёков и иносказаний.
– Ну, смотри: большая часть из этих ребят либо ничего не умеет делать, либо никогда не работала руками, – полистав стопку бумаг, я нашёл нужный бланк. – Представь себя на месте менеджера солидного банка или в кресле крупного чиновника. Представил? А теперь прикинь, что завтра тебе придётся идти работать на ферму, навоз кидать или сажать картошку.
– Если надо работать, чтобы прокормить себя, то надо идти и пахать безо всяких разговоров, – пожал плечами Руденко. – Хоть на ферму, хоть куда. Жрать-то, как ни крути, хочется.
– Это потому, Рус, что тебе не надо терять свой общественный статус, и ты не стал рафинированным засранцем. Ты не боишься испачкать руки, не боишься натереть мозоли, – усмехнулся я, глянув на капитана. – А вот они – испугались. Испугались, что потеряв всё, никогда не сумеют вновь достичь того положения в обществе, которое они имели в старом мире. Испугались того, что с каждым днём они окажутся всё дальше и дальше от власти, и никогда не смогут насладиться ощущением своего былого могущества. Страх, Рус, – это мотивация не хуже основного инстинкта.
– Да ты прямо-таки психолог, товарищ майор, – раздалось у меня за спиной. – Вона как грамотно разложил всё по полочкам, и про страх правильно подметил, и про положение.
Я обернулся: позади меня стоял, улыбаясь, Василий Никитин вместе с небольшой группой ополченцев. Среди них выделялись двое, внешне чем-то похожие на нового главу местной власти, и обритый наголо здоровяк в полинявшем и затёртом камуфляже.
Никитин улыбался, шутил, но взгляд его зелёных глаз свидетельствовал о холодной решимости идти до конца к поставленной цели. Возникало ощущение, что при разговоре Василий изучает своего собеседника, словно смотрит на него в оптический прицел.
– Профессия обязывает быть разносторонне подкованным во многих сферах человеческого бытия, – я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее. – Есть один очень важный нерешённый вопрос, товарищ Никитин – по какому закону будут судить бунтовщиков? По УК РФ или как?
– Хороший вопрос, Владимир Иванович, – хмыкнул Василий. – Думаю, что законы России, в силу сложившихся обстоятельств, можно считать утратившими свою юрисдикцию. Нам нужны иные законы – простые, действенные и справедливые, которые невозможно повернуть, словно дышло… Давай, кстати, перейдём на «ты». Так проще, удобнее, когда говоришь с мужиком.
– Принято, – кивнул я, протянув собеседнику руку. – Так что будем делать с законодательной базой? Принимать новую конституцию, новый УК и прочее?
– Почти угадал, – обменялся со мной рукопожатием Никитин. – Юрий Александрович, директор школы и учитель по совместительству, уже готовит новое законодательство. Сидит со вчерашнего дня, корпит над бумагами. За образец, как я слышал, он взял Устав ООН… Ладно, что у вас со следствием? Выяснили, кто организовал всю эту бойню?
– Работа практически завершена. И, знаешь, мы очень удивились, когда вышли на заказчика, – заинтриговал я собеседника. – Как не нелепо это звучит, но депутат Белоусов и его шайка оказались исполнителями, орудием в руках одной хитрой бабы. Тебе имя Валерии Рынской что-нибудь говорит?
– Нет, впервые слышу, – пожал плечами фермер. – Кто это?
– Вот, мне тоже ничего не показалось странным, пока Михаил не припомнил кое-что «из прошлой жизни», – я кивнул в сторону своего напарника, который сортировал показания свидетелей. – Валерия Максимовна Рынская, три высших образования, дочь олигарха Быстрова, постоянно проживает в Лондоне, с малых лет обретается в кругах весьма интересных людей.
– Володя, да не тяни ты с главным, – поднял голову от бумаг Ковалёв. – Лесбиянка она, эта Валерия, плюс – связана с организаторами всяких «цветных» революций в ближнем зарубежье и прочих майданов для даунов.
– Ну, вот, Миша, ты обломал всю интригу, – я покачал головой. – Рынская – внимание – магистр психологии Оксфорда, способная и попкой повертеть, когда это требуется, и жёстко схватить за причиндалы. Короче, эта сучка со своей любовницей «развели» Белоусова и прочих чиновников, словно завзятые лохотронщики.
– Етить-колотить, майор, – Никитин, похоже, никак не ожидал подобного результата расследования. – Ты хочешь сказать, что две бабы обвели вокруг пальца полтора десятка не самых тупых мужиков, и на раз-два организовали натуральную революцию?
– Не веришь мне – на, сам читай показания и протоколы, – я демонстративно сунул Василию стопку бумаг. – Смотри видео, которое наснимали иностранные граждане, поговори с Белоусовым, с Рабиновичем, когда того отпустят медики.
– С чего бы мне не доверять тебе, майор? Ты здесь человек новый, практически посторонний, ни в чём особо не заинтересованный, в симпатиях не замеченный. А то, что ты и твои парни задавили в зародыше бунт приезжих – так куча народа видела, что вы защищались и стрелять начали, когда те упыри положили Федосеева с участковым, – Никитин взял бумаги, прочитал чуть-чуть, пролистал, протянул обратно. – Я верю тебе, не как своему, конечно, но верю. Работайте дальше, а нам надо убрать погибших. Похороны будут завтра, после чего по жребию выберем судью, дюжину заседателей, и к вечеру огласим приговор. Всё по закону, как и должно быть.
– Интересно, знает ли он, что за основу Устава ООН была взята сталинская Конституция? – задумчиво произнёс мой напарник, наблюдая, как ополченцы грузят в машину тела погибших. – Я тут кое-что слышал об ихнем директоре школы. Юрист по образованию, имел успешную практику, уехал в деревню, когда заболела его дочка, пошёл работать учителем в школу. Уважаемый человек, между прочим.
– А мне, Миша, сейчас интересно иное – почему американцы поехали на восток? – отозвался я. – Не на запад, не на север, а именно на восток?
– Ну, ты и спросил, Вовка, – сплюнул Ковалёв. – Этот Коллинз хрен чего нам скажет – твёрдый, как кремень, умён, грамотный профессионал. Я бы посидел с ним, попробовал бы поговорить по душам, но, боюсь, перепьёт он меня, грешного.
– Думаешь? Надо бы вечерком попробовать, за знакомство, – решил я, припомнив, что у Еремеева имелся солидный запас выпивки в личном баре. – Думаю, Николай не обидится, если мы напьёмся за его здоровье.
Спустя какое-то время на пороге правления наконец-то вновь появился американский хирург. Усталый, в очень грязном халате, но с довольным выражением на лице. Следом за Коллинзом вышла Марина, присела на ступеньках крыльца, попросила закурить и чего-нибудь спиртного. Подполковник пристально посмотрел на нашу переводчицу, но ничего не сказал, лишь недовольно дёрнул уголком рта.
Не обращая внимания на мнение морпеха, я велел своим организовать сигарету, сам дал девушке фляжку с вискарём, а затем усадил Марину в машину. Переводчица провела несколько часов в темной операционной и имела полное право подымить в своё удовольствие и даже напиться вдрызг. Вскоре в дверях показалась Диана и другие американские медики, выглядевшие словно зомби из фильмов ужасов.
– Господин майор, все операции прошли успешно, – произнёс Коллинз, когда я вместе с Костей подошёл к крыльцу. – Теперь вам следует обеспечить заботу и уход за наиболее тяжёлыми из пациентов. Имейте в виду – перевозить их пока нельзя. Девушка вообще практически вернулась с того света. Я понимаю, что она участвовала в бунте, но можно считать, что Бог уже наказал её за все грехи.
– Я понял вас, господин подполковник. Даже не знаю, сможем ли мы как-нибудь отблагодарить вас и всех ваших людей за доброту и самоотверженность, – ответил я. – Мы предоставляем в ваше полное распоряжение дом господина Еремеева, которому вы недавно спасли жизнь. Там есть душ и прочие санитарные удобства.
– О да, душ был бы сейчас как раз кстати, – снимая халат, высоким голосом произнесла капитанша. – Дэвид, вы позволите дамам первыми принять душ?
– Конечно, Джулия. Так и быть: вы с Кейт примите душ первыми. Постарайтесь не израсходовать всю горячую воду – она теперь жуткий дефицит, – чуть улыбнулся американец. – Владимир, вы слышали когда-нибудь о клятве Гиппократа? Возможно, я придерживаюсь старомодных принципов, но стараюсь поступать так, как бы поступил Христос. Мы не могли не помочь раненым, так как имели возможность это сделать.
Я подозвал местного фельдшера, полдюжины местных женщин, вызвавшихся поработать добровольными сиделками, представил им Дэвида. Диане хватило знаний её английского, чтобы объяснить женщинам, что от них требует заграничный хирург. Поразмыслив, мы оставили старшей из сиделок рацию, наказав докладывать каждые полчаса, и немедленно бить тревогу в экстренном случае.
