Вадим Крабов - Колдун. Из России с любовью
Седой возбужденно заерзал.
– Но это получается, что я их кину… – Интонации, с которыми он выдал эти опасения, не оставляли сомнений – Седой готов принять мое предложение.
«Это у него натуральная жадность, я ни при чем!» – удивленно пояснила Фиона.
– Пусть вас это не волнует, мы разберемся с Гиви. На вас Паровозик и его товар. Решать надо немедленно.
Седой снова откинулся на спинку кресла, но расслабиться не мог. Воздействие Фионы стало минимальным – пациент должен сам прийти к нужному выводу, так будет вернее.
– Я не могу так сразу. Предложение очень заманчивое. Я верю, что вы решите проблему Вердера, но Паровозик… это война, а он вор в законе.
– Глеб не вор и не собирается покупать это звание. При чем здесь понятия? Это многомиллионный бизнес, давайте думать, как бизнесмены. Воры в законе – анахронизм. Согласны?
– Я полностью разделяю ваше мнение, но пока… как вы себе это представляете?
– То есть в целом вы согласны?
– Да, – решительно произнес он после секундной задумчивости.
– Глеб так и предполагал. Он заранее просил меня передать вам свою благодарность.
Седому было приятно это услышать, но виду он не подал. Лишь краешки губ дрогнули в легкой улыбке.
– А я сразу, как только услышал о вас, догадался, что вы прибыли к нам по мою душу. Рад, что не ошибся. Передайте Глебу ответную благодарность.
Я сдержанно кивнул и принялся развивать успех:
– Я представляю дело так. Лично сам Паровоз нам безразличен. Будет жить – хорошо, не будет – еще лучше. – Фиона чуть усилила внушение. – Сразу с крови начинать не стоит, попробуйте договориться. Пообещайте ему большую долю, он не знает о новой цене. Еще раз повторю: с ним лично мы не хотим иметь дел, весь металл должен пойти только через вас.
– Договориться!.. Не раз пробовал, бесполезно! Паровоз он и есть паровоз, его не свернуть.
– А вы еще попробуйте, порядок цен вы теперь представляете. Пока он работает с нами, но хочет соскочить на сторону. Это непростительно. Не переживайте: когда Сема склеит ласты, а это произойдет непременно, это случится не в вашем районе.
Седой давно царапал ногтем подлокотник и вдруг перестал.
– Хорошо, я попробую договориться. А если не получится?
– Тогда мы с вами встретимся снова и обсудим дальнейшие действия. Я сам позвоню вам, скажите ваш личный телефон.
Он на память продиктовал номер сотового и доверительно произнес:
– У Паровоза все по старинке, никак не привыкнет нормально общаться как деловой человек. Что ни разговор, так обязательно стрелка, терки. Тьфу.
– Что делать, Виктор Леонидович, пока такие типы в силе, – посочувствовал я, огорченно вздыхая. – Где обычно стрелку забивает?
– За городом, у заброшенного судоремонтного. Эх, такой завод развалили! Я начинал на нем…
– Потом поговорим на эту тему, а пока слушайте сюда. – Фиона резко усилила воздействие. – Стрелку забивайте на послезавтра. Обещайте Паровозу все что угодно, главное, чтобы он согласился встретиться именно послезавтра, в воскресенье. Обо мне никому ни слова, о Глебе не заикаться, с Вердером не общаться. Если вам скажут, что меня видели по пути на дачу в день убийства Толика, пропустите эти слова мимо ушей, забудьте о них, а остальным скажите: «Сейчас есть дела поважнее, а та гнида… – или как вы обычно выражаетесь, – подождет, никуда не денется».
Я немного перевел дух и продолжил:
– Через пять минут после моего ухода начинайте прием. Охранникам и Верочке прикажите обо мне не болтать. Все, я пошел.
В дверях я сам шепнул секьюрити и Верочке, чтоб не болтали. Так надежней. Поредевшая очередь проводила меня негромким ворчанием. Охрана на выходе обо мне забыла.
Целый час с Седым работал! Ничего, пусть допоздна задерживается, за этот час отдувается. А вы, люди, простите меня великодушно.
Теперь мозг Седого сам переработает все нестыковки и неувязки, выдаст своим соратникам только явную выгоду от предложения таинственной организации. Срочность со стрелкой объяснит спешкой нового покупателя, убедит в безнаказанности кидалова старого партнера. С ним согласятся. По словам Сергея, он своих в кулаке держит. Кроме сына, которого совсем разбаловал. За что и поплатился.
Дело за Паровозом. Тот более «либеральный», делает вид, что прислушивается к советам. На этом и попробуем сыграть.
Сергей высадил меня за крутым поворотом на полпути к местной «Рублевке». Так называли коттеджный поселок «Речной», который своими аляповатыми двух-трехэтажными особняками испортил замечательную неброскую северную красоту некогда живописной излучины реки Куты. Скоро по дороге должен проехать Славик. Сергей целый день его пас.
Смеркалось. Звонок от Сергея:
– Один в машине, через пять минут появится из-за поворота. Готовься. Конец связи.
Проверил свободным сознанием – все верно, и других машин в моем направлении… пропустил одну… больше нет. Вышел на трассу.
День у Славика выдался просто великолепный! Рука не болела, кисть работала, солнце разогнало тоскливые облака, красота! Скоро и на перевязки не надо будет ездить. Раны заживали как на собаке, и, главное, колдун две ночи не снится (чтоб он провалился с этой паскудой Зинкой!). Ну чем не жизнь? Славик и сам не заметил, как начал ценить тихие радости. А до этого и водка не помогала. Но скоро, скоро уже… Появился свет в конце тоннеля: он отомстит, час близится!
Папа – Паровозик, улыбаясь, дал добро на отстрел этих любовничков, ребят разрешил привлечь. Какого стыда это стоило! Но Славик решился. Теперь братва посмеивалась за спиной, а плевать! С колдуном он один не справится, духу не хватит. Каким бы он ни был гордым, как ни боялся оказаться посмешищем, Славик перешагнул через себя. Жажда мщения росла с каждым днем, буквально выворачивала наизнанку.
Его, разумеется, не «опустили» и даже ржали не сильно, он ожидал большего.
Про Егора как колдуна, естественно, промолчал. Кто поверит в такой бред? Их бы туда, на словах смелых. Честно сказал, что боится, а на Зинку рука не поднимется. Папа прервал разгалдевшихся братанов и молвил, положив руку на плечо Славика:
– Я всегда знал, что ты смелый, но сейчас ты превзошел себя. Кто из вас признался бы в своем страхе перед фраером? Кто, мальчишки? – вопросил и обвел присутствующих пронзительным взором, впиваясь в каждого. – Никто из вас! А Славик смог. Признать свою слабость – наивысшая храбрость!
Паровозик любил мудрые речи. Что не помешало ему ухмыльнуться, когда давал распоряжение помочь «сыну».
Сегодня Славик без эксцессов собрал плановое рыжье, сдал куда полагается, получил личные деньги, потрещал с ребятами, дал в морду одному языкастому острослову, договорился о завтрашнем пикнике на берегу Куты. Поужинал в кабаке, приняв на грудь заслуженные сто грамм, и в отличном настроении поехал домой. Перед крутым поворотом, «тещиным языком», сбавил скорость и плавно вписался в изгиб трассы.
В салоне надрывался шансон. Вяло текли мысли о скорой встрече с любимыми псами, о жаркой в постели Светке, о выпивке, и вдруг фары высветили колдуна…
Он стоял на дороге. Длинный черный плащ был распахнут. Руки раскинуты, черные волосы колыхались, глаза горели. Рот в обрамлении полуседой бороды растянулся в зловещей ухмылке. Демон из ада…
– А-а-а! – завопил Славик и с силой, до ломоты в висках зажмурившись, накрыв голову руками, надавил на тормоз. Вбил педаль в пол с отчаянностью обреченного. Мысль о том, что колдуна можно задавить или спастись от него бегством, не пришла в голову. Даже не мелькнула. Только закрыться, как ребенок одеялом, и кошмар станет не страшен.
Завизжали колодки. Тело бросило на баранку, хлопнули подушки безопасности, спасая водителя от ушибов, машина прошла юзом и резко встала. Запахло паленой резиной. Славик сжался, мечтая стать маленьким-маленьким, чтобы никто и никогда не нашел его, желая превратиться в песчинку под ковриком; еще сильней зажмурился и шептал про себя: «Это сон, это сон, я сплю».
Хлопнула пассажирская дверь, и послышался надоевший в кошмарах, но странно спокойный, даже участливый голос:
– Ну что, Славик, поговорим? – И мир перестал существовать.
Пикник в субботу обломился. К полудню Паровозик неожиданно вызвал к себе всех бригадиров, казначея, советников и… в общем, весь большой совет «сельских». Братва подтягивалась медленно, но Папа, как ни странно, не ворчал, а чему-то тихо улыбался.
– Что, ребятишки, тяжко? – начал он речь, когда все собрались. – А нечего жрать без меры.
Справедливости ради надо отметить, что с похмелья болели только трое из восьмерых собравшихся, но Паровозик любил обобщения. Он много чего любил.
– Давеча мне позвонил Седой, самолично! – провещал, для пущей важности подняв синий от наколок палец, с неожиданно изящно обработанным ногтем. – Снизошел, так сказать, до нас, грешных. И что он мне предложил, как вы думаете, мальчишки?
