Гонщик 2 (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич

Она замялась, и даже в том слабом свете, что давали полдюжины свечей, был виден заливший ее щеки стыдливый румянец. Уткнувшись лицом мне в грудь, она все же решилась договорить:

— Понимаешь, я готовила её к своей первой брачной ночи, и…

Александра опустила голову и закончила фразу совсем уж тихо:

— Мой брак так и не был консумирован.

Теперь мне многое стало ясно. Про женские страхи «первого раза» я был вполне наслышан. Многие из них были вполне оправданы, но сейчас это был не тот случай. Я легко поднял так и не познавшую мужчины вдову на руки, и за оставшиеся до кровати четыре шага успел шепнуть в ответ:

— Не бойся, я не сделаю тебе больно.

На удивление, проснулся первым. Утро выдалось солнечным, и вся спальня была залита ярким светом. Александра спала, разметав по подушке роскошные волосы. Одеяло сползло вниз, открыв замечательный вид на небольшую правильной формы грудь с прелестным розовым соском.

Какое-то время я любовался открывшейся мне картиной. Но тут солнечные лучи доползли до подушки. Красавица смешно наморщила носик, потянулась, отчего стала еще соблазнительней, потом открыла один глаз, ойкнула, и, до самого подбородка натянув одеяло, испуганно посмотрела на меня. Через секунду она нахмурилась, потом улыбнулась и, наконец, звонко рассмеялась, окончательно превратившись в веселую девчонку, какой я и хотел ее видеть.

Придерживая одной рукой одеяло на груди, она другой нашарила где-то в постели сорочку, вытащила ее и какое-то время разглядывала несколько маленьких бурых пятнышек на подоле. Потом без сожалений отбросила ее в сторону и повернулась ко мне.

— Спасибо тебе, Володенька, — чуть смущенно проговорила она. — Я, признаться, очень боялась вчерашней ночи. Безумно хотела и столь же безумно боялась. Если бы ты знал, какие ужасы рассказывают друг другу женщины о первом разе!

Я чуть не брякнул: «Знаю», но вовремя удержался. К счастью, Александра ничего не заметила и продолжала щебетать:

— Ты… ты просто прелесть!..

Я закономерно надулся от гордости, и тут же получил:

— Но такой развратник! Кто бесстыдно пялился на меня все утро вместо того, чтобы прикрыть одеялом?

— Ты слишком красива, — ответил я с улыбкой. — Такую красоту грех прятать.

Баронесса довольно улыбнулась:

— Хорошо, ты прощен… отчасти. Но я дам тебе возможность искупить свою вину. Например, через неделю.

— Я непременно воспользуюсь этим шансом.

— Имей в виду, ты пообещал! — погрозила она мне изящным пальчиком с полированными перламутровыми ноготками. — А теперь отвернись, мне нужно выйти. Да, туалетная комната вон за той дверью. Одевайся, и горничная проводит тебя в розовую гостиную.

Александра упорхнула, а я, совершив утренний туалет, дождался горничную и был препровожден на завтрак.

Через час милой болтовни, прерываемой чаем и пирожными, я переоделся в отчищенную за ночь одежду гонщика и, распрощавшись с хозяйкой, покинул особняк. По дороге мне никто не встретился, и я, закинув мотоцикл и вещи домой, отправился к Золотому. Надо было расплатиться, да и послушать рассказ мне тоже было интересно.

Глава 14

Я надеялся услышать нечто интересное, но все свелось к трем словам: пришел, увидел, победил. То есть, да, наблюдал под утро за выездом из особняка некий пассажир. И приказ имел — в случае, если я появлюсь, прибить. Но страховка моя сработала на сто процентов, и засада не удалась.

— А вот это у того убивца при себе было.

С этими словами Золотой выложил на стол «наган» с глушителем. И, сдается мне, такой я уже видел.

— Я могу его забрать?

— Забирай, только полсотни прибавь.

— Побойся бога, Золотой, ты и так нагрелся на этом деле неслабо.

— Деньги — пыль, — философски ответил бандит. — Вот гульну сегодня вечером, и не будет этих денег. А твой полтинник мне поутру жизнь спасет и здоровье поправит.

Я не стал дальше спорить, отдал деньги и поспешил к Боголюбову.

Семейство старшего полицейского инспектора как раз садилось завтракать, ну и меня позвали за стол. Правда, поесть мне толком не дали: и госпожа Боголюбова, и гимназист Михаил Платонович засыпали меня вопросами об их дочери и сестре. Я же, намазывая на белый хлеб свежайшее масло и заедая бутербродом яйца пашот, объяснял, что информации о результатах гонок пока нет, делился уверенностью в победе и отмечал, что надо бы дождаться вечернего поезда из Калуги.

Выбравшись из-за стола и щедро насыпав комплименты хозяйке, я в сопровождении Платона Сергеевича вышел на улицу.

— Вот поглядите, какая игрушка досталась мне нынче утром.

Я протянул инспектору свой трофей. Тот аж подскочил.

— Владимир Антонович, где вы это взяли?

— У очередного охотника за моим скальпом.

Боголюбов прищурился.

— К баронессе захаживать стали? Вернезьеву дорогу перебежать решили?

— На Вернезьева мне плевать. А что касается второго тезиса, то джентльмены о таких вещах не распространяются.

— А от вас мне ничего и не надо. Просто неподалеку от Сердобинской усадьбы нашли поутру свежего покойничка со следами насильственной смерти. И покойничек этот был отпетым душегубом, рецедивистом. В розыск был объявлен, и цена за его голову назначена. Значит, у него вещицу изъяли? Ну да можете не отвечать, я и сам умею складывать два плюс два. Вот только отпечатки пальцев затерты, и к убийце оружие не привязать, а жаль.

— Платон Сергеевич, это же наган!

— Ну и что?

— Так заряжать его надо руками, каждый патрон отдельно в камору засовывать.

— То есть, вы хотите сказать, что на гильзах отпечатки вполне могут сохраниться? Ай да Стриженов, ай да… гм… что-то я разошелся. Но идея блестящая, да. Надо срочно проверить.

Я засмеялся:

— Платон Сергеевич, если вы чрезмерно увлечетесь проверянием и не сопроводите свою супругу ко встрече вечернего поезда из Калуги, вы подвергнете вашу супружескую жизнь серьезной опасности.

— Вы совершенно правы, Владимир Антонович. А потому действовать надо немедленно. Не подбросите меня до управления на вашей адской машине?

— С удовольствием, но ваш костюм неминуемо пострадает.

Боголюбов на несколько секунд замер, видимо, просчитывая реакцию супруги на появление в неподобающем виде, потом махнул рукой:

— До вечера время есть. А младшие чины — очень полезные люди. И полез на заднее сиденье.

На вокзале было людно. Уже смеркалось, и смотрители по всему перрону зажгли фонари. Где-то хрипло кашлял трубами городской духовой оркестр. Вагон второго класса должен был находиться где-то в середине состава. Там, как назло, стояла самая большая толпа. Туда я и принялся пробираться.

Меня узнавали, здоровались, некоторые дамы — очевидно, почтенные вдовы — пытались делать это кокетливо. У некоторых даже получалось. Я улыбался в ответ, здоровался с людьми, по большей части совершенно незнакомыми, отпускал дежурные комплименты дамам и пробирался вперед. В какой-то момент пришлось даже поработать локтями, но в конце концов толпа выплюнула меня на сравнительно пустое место.

Оглядевшись, я заметил невдалеке семейство старшего полицейского инспектора Боголюбова и поспешил засвидетельствовать свое почтение. Поуспокаивал Веру Арсеньевну, польстил её материнскому чувству, вывалив хвалебных отзывов о дочери, завоевал сердце и прочую требуху Боголюбова-младшего, дав ему примерить кепи с гогглами, и переглянулся с самим господином старшим инспектором. Тот кивком дал понять, что имеются некие положительные результаты. Обсуждать их здесь и сейчас было невозможно. Тем более, что совсем уже недалеко раздался гудок паровоза и поезд медленно, выпуская клубы пара, принялся вползать на станцию. Я вместе с Боголюбовыми смотрел в окла медленно проплывающих мимо желтых вагонов второго класса, но не мог отыскать среди пассажиров ни Клейста, ни Анастасию Платоновну.