Её звали Лёля (СИ) - Десса Дарья

Гранин в тот день, перед тем как сесть на поезд, обещал вернуться, прощаясь с Валей. Говорил добрые слова, ласково шептал что-то ребёнку в её животе, надеясь на то, что успеет возвратиться до его появления на свет. Ничего из этого не сбылось.

О том, что все погибли, никто не знал долгое время. Сначала считались без вести пропавшими. Но после на берег вынесло останки нескольких человек. Опознали среди них по удостоверению в нагрудном кармане и капитана Гранина. Похоронили их с почестями там же, на берегу, решив по домам не отправлять. Тела, пробывшие в воде несколько дней, не выдержали бы такого путешествия.

Так Валя, пробывшая замужем меньше года, оказалась вдовой в свои 20 лет. И даже не имела возможности поклониться могиле своего супруга. Она не могла оставить сына, чтобы отправиться через всю страну на далёкий берег сурового Охотского моря.

Из служебной квартиры, где она жила вместе с супругом, девушка возвратилась в родительский дом. Нет, никто не собирался её оттуда выгонять, поскольку сослуживцы Константина понимали: Вале теперь очень тяжело придется. Но она уехала оттуда сама. Не захотела занимать жилплощадь, предназначенную для семей комсостава. Она же теперь к ним не принадлежала.

Стоило Валентине вернуться домой, как к ней стали часто захаживать сёстры погибшего мужа. Он был из многодетной семьи, что жила в селе Икряное к югу от города. Там большая часть местных жителей были потомственными рыбаками, но братья Гранины, Константин и Николай, решили пойти своим путем. Первый после армии подался в НКВД, второй решил стать инженером, поступил в ПТУ. В Икряном остались шесть сестёр, одна другой меньше.

Узнав о гибели старшего брата, они начали навещать Валю. То одна приедет на Вовку посмотреть и гостинцев ему привезти, то другая. То третья, то… Словом, меньше чем за полгода все перебывали. Некоторые по нескольку раз. Дандуковы только удивлялись. Пока Константин был жив, его сестры были редкими гостями в их доме, а теперь зачастили. «Не к добру это», – качала головой Маняша. Но муж Алексей в это не верил. Он считал, что Граниным просто жалко Валю и наполовину осиротевшего Володю.

Сёстры Константина сначала ничем себя не проявляли. Просто говорили о жизни за чашкой чая или рюмочкой наливки. Делились новостями из сельской жизни, слушали городские вести. Но потом вдруг как-то исподволь, словно вскользь, начали говорить с Валей на тему того, что ей очень трудно одной. И как-то раз одна из сестёр предложила отдать им маленького Вовку на воспитание. Ты, мол, одна осталась, тяжело тебе, а мы малыша выходим, выкормим, в люди выведем, у нас, Граниных, семья вон какая большая.

Валя поначалу вежливо просила не вмешиваться. Говорила, что глупости это – как она своего ребенка чужим отдаст? Сёстры спорили с ней: мы не чужие, мы – тётки родные. А ты, мол, приезжай, когда захочешь, в любое время, мы тебе всегда будем очень рады, ты нам не чужая теперь. Так бы терпела Валя, но уродилась она гордой, только умела до поры до времени прятать эту черту своего характера.

И вот однажды ощетинилась, как кошка, у которой решили котёнка отнять. Взяла, да и прямым текстом, не выбирая выражений, послала этих «назойливых баб», как она сказала, подальше. Три сестры, которые в тот неудачный для них день заявились делегацией, поджав губы, ретировались. Не стали ругаться в ответ, шуметь да кричать. Решили, видимо, что Валя остынет, одумается, да и сделает по-ихнему.

Через некоторое время они снова появились у домика на улице Морозова. Теперь вчетвером. Может, взяли бы и родителей с собой, да тех на свете уже не было лет пять: от тифа померли. Когда сёстры Гранины оказались во дворе, к ним вышел Алексей. Строго посмотрел и сказал:

– Значит, так, бабоньки. Я вашу заботу уважаю. Родне помогать – дело святое. И если хотите помогать Вале с ребенком – пожалуйста. Хотите видеть Вовку – милости прошу, хоть каждый день приходите. Но еще раз услышу «отдайте мальчика нам», выкину за ворота, не обессудьте.

– Зря вы так, Алексей Степанович, – сказала одна из сестер (поскольку их было много, да похожие одна на другую, Дандуков их по именам не сумел запомнить). После этого они снова, как в предыдущий раз, развернулись и ушли молча.

С тех пор сёстры Константина ходить перестали. Почему-то жизнь Вовки им была больше неинтересна. Может, Алексея испугались? Так ведь он же не с топором на них бросался. Просто сказал своё веское мужское слово. Видимо, крепко на них подействовало. Ну, а младший брат, Николай, тот и вовсе ни разу не пришел в гости после гибели Константина. Никто не знает, почему так.

Глава 26

После столовой нас снова усадили в машину, и огромный «КРАЗ», переваливаясь на ухабах, словно большой корабль покачиваясь на волнах, повёз нас в степь. Насколько я понял из разговоров ребят, где-то там, на бескрайних просторах, шли тяжелые бои, от которых остались следы далекого прошлого. Есть участок, где прежде не работали поисковики, вот нам и предстоит им заниматься.

Пока мы ехали, я всё понять не мог: что за следы такие? Сгоревшие здания? Но за восемьдесят лет они давно должны были исчезнуть. Может быть, каменные руины? Да, скорее всего. Только сколько ни ехали, а ничего подобного я не видел. Даже сомневаться начал: может, водитель дорогу потерял? Зря Семён Иванович с нами не поехал. Видимо, заплутали.

Но когда проезжали мимо небольшого холмика с плоской вершиной, высотой всего-то метров пять, кто-то ткнул пальцем в окно: «Смотрите!» Все быстро перебрались на его сторону и начали глазеть. Я поддался всеобщему интересу, глянул, а там… какие-то кирпичи валяются среди пожухлой травы. Ну, а где приметы войны? Спрашивать об этом во всеуслышание не решился. Меня тут и так воспринимают, как чужака. Не хватало усугублять отношение. Ещё отправят домой за свой счет, как обратно-то ехать? Дороги не знаю, а от Волгограда забрались далеко.

Потому подошёл к Толе с Денисом и спросил, что такого все увидели.

– Это фундаменты – всё, что осталось от хутора Бабуркин, – ответил Толя. – Вон, а теперь туда посмотри!

Он показал рукой, но я ничего не заметил снова.

– Неужели не видишь?

Отрицательно мотаю головой. Уже начинает раздражать этот «тайный язык». Словно в волшебную реальность попал, вокруг одни маги. Они видят такое, что недоступно мне. У них, видите ли, особенный взгляд. Поделитесь уже волшебством, сколько можно?!

– Вон те ямы, как ты думаешь, что это? – спросил Денис.

– Откуда мне знать. Может, котлован рыли. Дом хотели построить или молочную ферму.

Парни переглянулись и улыбнулись.

– Нет, Костя. Всё намного серьёзнее. Это воронки от авиабомб.

– Да ладно… – ахнул я.

Никогда прежде не видел их и уж тем более не мог представить, что они такие громадные. Метров по десять в диаметре!

– А теперь представь, какими они были сразу после взрыва. Ведь за 80 лет их больше чем наполовину землёй присыпало, – задумчиво сказал Толя.

– Хуже всего другое, – поддержал Денис. – Подумай, какова была сила взрыва.

Я представил. Стало страшно. Когда в кино взрывы показывают, это выглядит не так впечатляюще. Помню, смотрел запись из Бейрута, где в порту рванули почти три тысячи тонн аммиачной селитры. Так там взрывная волна была такой силы, что несколько кварталов сравняла с землей за считанные секунды. Были дома, а стала равнина. А здесь…

– Теперь представь, – мрачно добавил Денис, – что ты сидишь в окопе, и на тебя не одна бомба упала, а несколько. Да ещё снаряды: артиллерийские, танковые. Да ещё из стрелкового оружия свинцовым ливнем.

Парень замолчал, и мне тоже добавить к этому было нечего. А вскоре и не до того стало. Машина остановилась, мы высыпали наружу. Крапов приказал построиться. Мне сначала показалось это неправильным: чего он командует нами, словно мы в армии? Но поддался общему настроению. В самом деле, если мы бойцы отряда, то и дисциплина должна быть соответственная. Свои гражданские взгляды я решил временно отодвинуть подальше. Иначе никогда не найду больше с Ольгой общего языка.