Герман Романов - Спасти Кремль! «Белая Гвардия, путь твой высок!»
– Некоторые мои министры и генералы раздражены тем, что придется спасать сербов в очередной раз и платить за это Россией. Да-да, Саша, именно так дело и обстоит. Мы стоим перед выбором – или полностью освободить нашу страну за это лето, или потерять ее, оказав помощь вам. Ты не забывай, что вместе с болгарами и греками мы воюем сейчас еще с турками, а наши резервы незначительны!
– Ты оставишь нас на произвол судьбы, если красное нашествие будет иметь успех?
– Не обольщайся, кузен, оно обязательно будет иметь успех! – Император жестким голосом выделил последние слова. – Ведь сербам придется воевать с русскими, «братушками», что выручали их много раз! Станут ли твои воины это делать? Вот в чем вопрос! Ведь твои подданные обнищали за последние годы, страна обескровлена, и пропаганда Коминтерна востребована, как никогда. А она сильно бьет по умам! Сербия неизбежно развалится в революционном угаре, а ее кровоточащие куски приберут соседи, еще как приберут! И так оно и будет!
Михаил затянулся папиросой, на его дрожащие пальцы король Александр смотрел остекленевшим взглядом – сербский король размышлял над обрисованными перспективами и вряд ли находил их радужными.
– Неужели ты думаешь, что католики, хорваты со словенцами согласятся с такой долей и не поспешат перейти под протекторат Италии? И далеко ходить не нужно за примерами – что там у тебя с Триестом и Фиуме и другими городами Далмации? А если боснийские мусульмане возжелают получить статус Албании?! Как только все начнут играть в свои игры, сможешь ты их удержать силою да еще при этом отразить красное нашествие? А оно произойдет в ближайшие дни – ведь Австрия уже советизирована ими, и теперь очередь за твоей страной!!!
Михаил Александрович почти кричал – ему не требовалось входить в роль, он сейчас не играл, а жил. И в который раз убедился, что люди, не желающие видеть, слепы, хоть и зрячи. Но короли притом губят не только себя, но и свои страны. Он, зная по обстоятельному рассказу Арчегова, что случилось в той, его истории с Югославией, чуть ли не взбесился, разъяренный мыслью, что вся кровь, что пролили русские солдаты, спасая Сербию, оказалась напрасной.
– Ты же прямо на бочке с порохом сидишь, а красные со спичками рядышком играют! Жди непрошеных гостей, из Вены к тебе скоро припожалуют, свой Первомай отмечать в Белграде!
– Но ты сможешь помочь, если произойдет такое несчастье?
– Нет! – грубо отрезал Михаил Александрович, и сербский король разом отпрянул от него. Император усмехнулся, видя такую живую реакцию, тяжело вздохнул и пояснил совсем тихим голосом: – Будет уже поздно! Нам нужно не допустить подобного развития событий любой ценою, и тут все в твоих собственных руках…
Император горестно вздохнул еще раз и, чисто по-родственному наклонившись к плечу короля, горячечно зашептал:
– Пойми, Саша, я ныне не самодержец всероссийский, а конституционный монарх с урезанными правами. Многие у нас списали твою Сербию со счетов, как вы списали Россию в свое время! Вот и аукнулось, долг ведь платежом красен, как у нас говорят. Мне чуть ли не в уши каждый день шепчут, что своя рубашка должна быть ближе к телу, как союзники всегда поступали! Они мне говорят, что освобождение Москвы от большевиков намного значимей, чем потеря союзного Белграда со всей Сербией в придачу! Дороже Москва, понимаешь?!
Михаил Александрович посмотрел на убитого таким жестоким и циничным заявлением короля и совершенно по-братски, порывисто и совершенно искренне, крепко обнял того за плечи:
– Но я помню о вековой дружбе между нашими народами, не хочу оставлять твою страну на растерзание! Обещаю, что сделаю все возможное и невозможное, силою поддержу твое королевство и родственный по крови и вере народ. С займами помогу, попрошу у сибиряков. Генерал-адъютант Арчегов, военный министр Сибири, в прекрасных отношениях с Вологодским! Кстати, он завтра прилетит в Симферополь, так что к вечеру будет здесь. Мы сделаем все, что можно, чтобы оказать тебе помощь. Но и ты, Саша, должен и себе, и нам помочь…
Глава четвертая. Твоей грешной, Россия, души… (3 апреля 1921 года)
Верден
– Панцер, форвертс!
В узкую прорезь смотровой щели башни бывший майор рейхсвера, а ныне командир Интернационального бронетанкового полка РККА Хайнц Гудериан видел, как танки, дружно и громко взревев моторами и выпустив густые клубы выхлопных газов, тронулись с места.
Бронированная стена из полусотни машин грозно двинулась вперед, уходя в туманную утреннюю дымку, и дрогнула перепаханная взрывами земля от лязгающих по ней гусениц.
Командирский «Рено» тоже дернулся и медленно пошел вперед, взбираясь на пологий бугор, который скрывал бронированные машины от настороженных глаз французских артиллеристов, еще не привыкших к такому противнику.
И сразу стало не до наблюдения за полем боя – металлический корпус замотало из стороны в сторону, в прорези замелькала земля, перемешиваясь с серым туманом, да иногда прорывался край восходящего над горизонтом кровавого солнца.
Хайнц уже не любовался стальной лавиной рукотворных чудовищ – он приник плечом к прикладу пулемета, стараясь поймать в целик дергающиеся во все стороны живые мишени, шустро выпрыгивающие из окопов и резво устремляющиеся в бегство.
Место для танковой атаки было выбрано удачно, как раз на стыке двух дивизий противника, совершенно измотанных отчаянными атаками красной кавалерии.
Гудериан тщательно подбирал его несколько дней, проводя командирские рекогносцировки, благо времени имелось достаточно – наступавшим дивизиям 1-й Конной армии потребовалась короткая передышка, чтобы подтянуть отставшую пехоту и перебросить на транспортных машинах все четыре танковых эскадрона.
Теперь его полк наносил удар цельным бронированным кулаком – распылять свои «Рено» по стрелковым ротам, что должны были дружным броском пробить фронт, Хайнц категорически отказался, и сам командарм Буденный согласился с упрямым «фоном».
Дело заключалось в том, что майор месяц назад прочитал статью про танковое наступление англичан на Камбре и подивился той невероятной легкости, с которой британские ромбовидные монстры прорвали в 1917 году германские позиции, как гнилой картон.
Потому Гудериан сделал вывод, который посчитал абсолютно верным – «бить так бить», – а танки более всего подходили для этого правила. Да и время для начала наступления он подобрал с расчетом – утренняя дымка прикроет атакующие танки, а восходящее солнце будет если не слепить глаза, то отвлекать внимание и не давать точно прицелиться французским артиллеристам.
Бронированные машины сопровождал в эту первую атаку батальон испытанных штурмовиков, ветеранов Пикардии и «второй» Марны, умевших действовать в наступлении малыми группами. Майор был полностью уверен, что эти испытанные солдаты успели освоить новую тактику и, используя броню как прикрытие, не отстанут от его довольно тихоходных машин, ползущих на скорости шести километров в час.
– Танки, вперед…
Хайнц словно заклинание пробормотал понравившиеся ему слова и тут больно стукнулся плечом о башенную броню, не удержавшись на импровизированном сиденье, представлявшем собою обычную кожаную петлю, и зашипел от боли, словно кошка, стиснув зубы.
– Проклятие!
Теперь предстояло провести весь бой, стоя на ногах, – танк мотало так, что майор справедливо рассудил, что прицельной стрельбы не получится и больше придется уповать не на умение, а на удачу да напор бронированных машин.
«Главное, прорвать линию французских окопов, у них всего одна позиция, другие отрыть они просто не успели. Это не тот Верден! А там усатый русский вахмистр, что стал генералом, введет в прорыв свою великолепную конницу с броневиками и пойдет до Парижа. Русские – отчаянные солдаты и рванутся вперед так, что автомобили не догонят!»
Гудериан зло усмехнулся, глядя на вытянувшуюся впереди еле видимую ниточку окопов – маскировка казалась никудышной, а потому среди позиций вздымались султаны взрывов.
«Огненный вал», изобретенный гением германских артиллеристов еще четыре года тому назад, накатывался неумолимо, взрыхляя вражеские позиции и хорошо прикрывая наступавших.
Снарядов не жалели – русские конные батареи и немецкие пушки, установленные на грузовиках, били сейчас просто отлично, молотили часто, не давая французам возможности высунуть нос из укрытий.
Только несколько трассирующих пулеметных пунктиров протянулись к идущим навстречу им танкам, и Гудериан презрительно наморщился – словно палкой часто-часто застучали по броне.
– Этим нас не возьмешь! Танки, вперед!
Варшава
– Никогда не думал, что судьбу нашей страны предстоит решать двум полковникам!
Валериан Чума, бывший командующий польскими войсками в Сибири, заскрипел зубами от едва сдерживаемой ярости и, не в силах одолеть свой гнев, выругался:
