Людмила Астахова - Кошка колдуна
– А, это ты, Катька? Здорово! – крикнул он радостно, будто старой знакомой. – Рукавички-то надень!
Обойдя вокруг небольшого санного поезда с видом знатока, Прохор пристроился возле Кати и какое-то время молчал из желания произвести на чужачку впечатление бывалого странника. Но много ли намолчишь, когда язык так и чешется от сотни самых разных вопросов. А ну-ка, столько времени терпел и к девке с разговорами не лез в надежде на скорое совместное путешествие. Ведь не каждый же день из зеркал бабы-то выпадают, тем паче такие чудны́е.
Терпел-терпел, вертелся-вертелся и не удержался:
– Когда уже двинемся? Что Тихий говорит? Не гневается ли? Или, напротив, рад и счастлив из нашего угла смыться? Так куда из Новгорода поедем? В Ригу или Ревель? А может, в Киев-град?
Вопросы сыпались из любопытного байстрюка, как горох из рваного мешка, а каждое новое предположение вызывало у него прилив невиданного энтузиазма.
Но девушка только руками разводила, показывая, что в свои планы сид ее не посвящал.
– А ты теперь по-нашенски понимаешь все-все? – допытывался Прошка, хоть своими глазами видел дивье колдовство. Он бы и сам от такого способа освоить иностранные языки не отказался.
– Конечно, понимаю.
– А еще по-каковски говорить можешь?
– На латыни и, должно быть, еще на каком-то языке.
Три зернышка – три языка, тут было сложно не догадаться.
– Ух ты! Здорово! – искренне восхитился мальчишка. – Я тоже умею. Без чародейства. Будем в Риме с италийскими пастырями болтать, еще и за своих примут.
– А ты скучать не будешь? – тихо спросила я. – Не жалеешь, что уезжаешь?
Я уже раз двести подумала о маме и о том, как та перенесет бесследное исчезновение дочери. Сколько таких случаев было, когда человек вышел из дому и пропал навсегда. Я считала, что хуже полной неизвестности быть ничего не может. Кто знает, вдруг другие без вести пропавшие в прошлое или в будущее выпадают?
– Я? Да ты что! По кому тут слезы лить? – возмущенно ахнул Прохор. – По Степке, что ль? А вот за батюшку я до скончания века молиться стану и прославлять его имя всюду.
– Почему?
– Так не женил он меня своей волей, и за то спасибо! А ведь мог.
Я представила лопоухого и нескладного подростка в современном костюме-тройке с белым цветком в петлице и прыснула от смеха. Пожалуй, что впервые с момента провала в зеркало мне стало по-настоящему весело.
– Ржешь чего? – удивился Прохор. – Считаешь, лучше у Степки вечно быть на побегушках?
Я покачала головой. Байстрюку при любом раскладе в жизни придется с боем пробиваться. И полюбопытствовала:
– А не молод ты еще жениться?
– Кому он с его механизмусами нужен-то? – хмыкнул боярин Иван Дмитриевич.
Он окинул меня одобрительным взглядом, дивясь, похоже, как лихо нелюдь приспособил никчемную девку к делу. А сам Диху, выглядывающий из-за боярского плеча, делал страшные глаза, супил брови и головой кивал, дескать, поклонись хозяину немедленно, дурында.
Я сразу же растерялась и вместо поясного поклона сделала неуклюжий книксен, вызвав у выбежавшей провожать санный поезд дворни незапланированный приступ веселья.
– Эк она по-вашенски приседает! – зааплодировал представлению Иван Дмитриевич, подпихивая сида локтем в бок. – Быстро выучилась! А с другой стороны поглядеть, то раз имя сменил, то и манеры надобно подогнать, – рассуждал боярин, запустив пятерню в бороду. – Если она у тебя теперь не просто Катька, а целая Кэтрин.
В его присутствии низко кланяться хотелось всякому встречному, почти без участия разума, а спина, казалось, сама гнулась перед высоким широкоплечим мужчиной в роскошной шубе на бобровом меху, покрытой узорчатой тафтой. Застегивать полы он не стал, чтобы все видели кафтан с жемчужными пуговицами, широкий парчовый пояс и толстую золотую цепь на груди. Видели и расступались. Большой человек идет, хозяин этой земли.
Выдав последние указания раскрасневшейся ключнице, боярин одобрительно потрепал Марфу Петровну за круглую щеку, шлепнул по спине Степана, сына законного, и махнул рукой телохранителям-захребетникам, чтоб занимали свои места в санях. Повелевать выходило у Ивана Дмитриевича так же естественно, как вдыхать обжигающе холодный воздух и выдыхать клубящийся пар. Впрочем, на мой придирчивый взгляд, Диху, сын Луга, смотрелся рядом с родовитым боярином очень даже внушительно – из-под низкой четырехугольной шапки из чернобурки сверкали по-кошачьи хищные глазищи, повергающие в трепет простодушную прислугу. И лисья шуба у сида – загляденье, сапоги сафьяновые, кафтан атласный, серьга в ухе с изумрудом, и никакой бородищи на половину лица. Особенно же приятно, что голову сын Луга держал высоко и перед боярином не лебезил, как прочие. Невольно и я преисполнилась гордости за своего хозяина и рядом в сани уселась безропотно.
Обитатели усадьбы мгновенно склонили спины и, пока Иван Дмитриевич не гаркнул во всю мощь легких: «Ну! С Богом! Поехали!» – голов не поднимали.
Зато потом уж вослед и руками махали, и кричали что-то. Ветер уносил голоса провожающих в сторону, весело звенели бубенцы на упряжи, охрана боярина перекидывалась шуточками, а сани просто-таки летели по укатанной снежной дороге. Сначала я ерзала на месте, тревожилась без всякой причины, если, конечно, не считать грядущую встречу с самым любимым, после Питера, городом. Каким он окажется, этот другой Новгород? А потом я совсем по-кошачьи пригрелась у сида под теплым боком и незаметно для себя задремала без снов и видений, по-настоящему отдыхая душой и телом от событий последних двух дней.
– Спи, Кэтрин, спи, – проворковал Диху, тоже блаженно щурясь.
Глава 5
«У верблюда два горба…»
Кайлих
– Имена в темноте. – Обмакнув указательный палец в лужицу ячменного пойла, которое смертные почему-то именуют пивом, Кайлих задумчиво выводила по столу влажные узоры. – Имена на ветру. Имена в тумане. Они дают власть, знаешь ли ты об этом, родич?
Ответа она не дождалась, впрочем, ей и не требовался отклик от юного Кеннета. Сида просто рассуждала вслух.
– Они наполнены силой. – Резко пахнущие пивом линии сплелись и закруглились в буквы огама – древнейшего алфавита Эрина и Альбы. – Но чтобы ее взять, ты сам должен быть силен. Об этом обычно забывают, когда рассказывают байки!
Дочь Ллира хихикнула, любуясь своей мокрой каллиграфией на столе. Кеннет слушал во все свои юные уши. Молодец. Может быть, однажды хорошая память спасет щенку жизнь, как знать?
– Имя твоего коня, твоего меча и твоего пса храни в тайне. Сколько раз случалось так, что неосторожный воин предавал себя во власть врага, просто окликнув собаку или похвалившись оружием! Запомни накрепко то, что я говорю, родич, и может статься, что ты дольше проживешь.
Она вздохнула, прислушиваясь к реву ветра над крышей. Снежная буря ярилась над деревней Килфиннан, грозя похоронить приземистые домишки смертных так, что и трубы торчать не будут. Но Кайлих была непричастна к этому бедствию. На самом деле, никто не был к нему причастен. Но разве этим олухам объяснишь?
– Это Уриск, – тихо, но убежденно пробормотал один из спутников Кеннета. – Я слыхал, там, в ущелье Завываний, живет Уриск – могучая ведьма. Она оборачивается прекрасной обнаженной девой, чтобы заманить путников и сожрать их. Это Уриск насылает бури.
Сида беззвучно фыркнула себе под нос.
– Или Желтая коза, – возразил второй парень. – А я слыхал, там бродит трехрогая Желтая коза, которая на самом деле – страшный колдун. Он живет в горах и…
– А трехногий великан там не бродит? – насмешливо перебила Кайлих. – Нет? Или, может, трехголовый змей ползает?
Оба скотта умолкли, испуганно моргая на нее глазищами. А племянничек вступился за своих придурков-родичей:
– Однако, добрая тетушка, буря и впрямь разбушевалась. Разве ты не поможешь всем этим добрым людям?
– Малыш, – терпеливо улыбнулась сида, – если бы я помогала всем добрым людям, когда они просят и не просят, то звалась бы не Кайлих, а святой Шейлой. Что, согласись, не подходит ни моему роду, ни нраву. Твои добрые люди потерпят, пока непогода утихнет сама. Хочешь – верь, хочешь – нет, но там, на перевале, нет ни голых дев, ни трехрогих коз. Только ветер и снег. – Она подмигнула. – Что же вы станете делать, когда мы все-таки уйдем? Кого начнете винить в своих бедах? Неужто себя?
– Но…
– Довольно! – Кайлих нахмурилась. Бессмысленная беседа успела ей надоесть. Сида в который раз убедилась, что со смертными следует говорить языком приказов. – Ветер принес мне в уши одно имя. Сильное имя, древнее… Кто-то изрядно удружил его обладателю, так беспечно выкрикнув его во все горло. Тот, кто носит это имя, порядком задолжал мне, племянник, и я намерена стребовать долг. Я отправляюсь на побережье. Мм… где тут ближайший порт? Мне нужен корабль. А тебе, родич, предстоит сопровождать меня в странствиях. Если, конечно, ты не хочешь расторгнуть наш договор.
