Спартачок. Двадцать дней войны (СИ) - Журавлев Владимир А.
— Руководство страны до последнего придерживалось принципа мирного урегулирования конфликтов, — веско и недовольно сказал замполит.
— Господин капитан, но ведь мы просто предали русское население? А сейчас идем освобождать? Артиллерией большого калибра по их же домам? Там засели туранцы, их без артиллерии не выбьешь! Тогда это не освобождение получается, а доуничтожение. Так?
В палатке поднялся недовольный гул. Курсанты жаждали отсидеть обязательную политинформацию и идти на ужин, дискуссии никого не интересовали.
— Не господин капитан, а товарищ капитан! — строго поправил офицер.
— Да какой товарищ, если курсантов в яму сажаете? — отмахнулся Спартачок. — Однозначно господин. Товарищи вместе с Союзом кончились.
— Слышь, тебе больше всех надо? — не выдержал кто-то из курсантов.
— Да — в туалет! — тут же воспользовался Спартачок, получил в спину запоздалое «нет» и все равно выскользнул наружу. Фокус, который можно проделать только в последний день пребывания в учебке, когда на месть у начальства просто нет времени.
— Куда⁈ — надвинулся дежурный инструктор-контрактник.
— Туда! — так же агрессивно отозвался курсант и отодвинул контрактника в сторону.
— В яму захотел? — прилетело в спину.
Он только презрительно дернул плечом. Какая яма, если подготовка закончена? Ну, даже если яма — и что? Всего ночь просидеть, дождя вроде не предвидится — можно сказать, курорт! А утром приползут «Уралы», и — курсантам на передок, контрактникам встречать новую группу мобилизованных. Когда убыль личного состава в атаке около восьмидесяти процентов, без постоянного потока мобиков не обойтись… оп, а это кто такие⁈
Четверо уголовного вида типов деловито заходили в палатку. В его палатку! Один обернулся и нагло сказал:
— Мимо шел? Вот и иди.
— Воры? — задумчиво поинтересовался он. — Воры, на рожах написано. А знаете, вам крупно не повезло. В обязанностях коммунара четко указано: давить бандитские проявления безжалостной рукой. А безжалостной — это, ребятки, означает «насмерть»…
— Чего⁈
— Того. Не повезло вам, с коммунаром встретились. У нас, на Земле-Центр, коммунары воришек убивают на месте. Поэтому воришки у нас — очень, очень большая редкость…
Он еще подумал, прикинул возможные последствия. И коротко ударил наглого пальцами в горло.
День третий
— Еду, еду в соседнее село на дискотеку…
Водитель кривился от однообразного мычания, но помалкивал. Хочет товарищ майор петь, даже если не умет — оперную сцену ему! А нет сцены –значит, спешно оборудовать силами личного состава. Ну или хотя бы помалкивать, пока майор поет.
Майор тоже кривился. «Уралы» пылили впереди, а майор кривился. На дискотеку, блин… Снова на нее, родимую. Только уже не командиром батальона — и не майором. Залетел на разжалование через ступень — это еще надо уметь! Ну, хохлы могут и не такое. Старая Русь свято хранит традиции, не то что Империя.
— Еду, еду в соседнее село…
— Немного осталось, километра через три приедем, — аккуратно заметил водитель.
— Я знаю, Коля, знаю, — рассеянно отозвался майор.
— Я не Коля.
— Слышал анекдот про одноглазого пианиста и ковбоя? Слышал? Вот и не выступай, Коля.
Водитель понятливо заткнулся.
— Едем, едем в соседнее село…
«Соседнее село», то бишь лагерь краткосрочной подготовки мобилизованных, показался неожиданно сразу за очередным холмом. Два десятка линялых палаток, огромный полог солдатский столовой и два кунга рядом с зеленым кубом генераторной — вот и весь лагерь. «Партизаны» — они и есть «партизаны», ничего с союзных времен не поменялось.
«Уралы» с глухим ревом развернулись в погрузочное построение. Майор потянулся, зевнул — и одним движением выкинул себя из кабины. Майор морской пехоты Черноморского флота, особенно пониженный через звание — это вам не хвост собачий!
Два контрактника при виде тельняшки подтянулись и уважительно отдали честь. То-то же, козявки сухопутные.
— Начальник лагеря где?
Один из контрактников кивнул в сторону палаток, за ними на вытоптанной площадке явно намечалось построение личного состава. Майор шагнул… и остановился.
— А это что?
— Яма, — с усмешкой пояснил контрактник. — Сам вырыл, сам залез, сам решеткой накрылся. Все сам. Никто не заставлял.
Майор подошел. Курсант в яме уставился на него оценивающе и внимательно, нехорошо уставился. Майор предпочитал сам так на других посматривать.
— Залетчик? Открывай. Забираю всех, и залетчиков тоже.
— Жаль, мало посидел.
Контрактник брякнул решеткой. Курсант неожиданно ловко подпрыгнул, ухватился за уголковую раму… контрактник с усмешкой попытался наступить ему на пальцы берцем, но курсант быстро перехватился, одним слитным рывком выбросил себя наверх. Здоровенный контрактник почему-то отступил. И как будто растерялся. Курсант проводил его задумчивым взглядом. Майора увиденное озадачило. Обычно бывает наоборот — курсанты от инструкторов шарахаются. Потому что инструктора — дядьки здоровенные и с понятием доброты незнакомые.
— Фамилия?
— Курсант Грошев.
— И откуда ты такой взялся?
— Из ямы.
Курсант помялся, как-то странно поглядел на небо.
— Морячок, ты мне ничего хорошего пока что не сделал, — вдруг сказал курсант будничным голосом. — Но и плохого тоже…
— Чего⁈
— Того. Какой-то идиот построил личный состав в зоне ракетного поражения. Полетать не против?
Вообще-то майор считал себя подготовленным ко всем неожиданностям, и не зря считал. Морская пехота — это вам не хвост собачий! Но все же свой полет в яму воспринял… с некоторым удивлением. Однако сгруппировался, с хэканьем приложился спиной об дно, рядом шлепнулся курсант… а потом земля подпрыгнула, и жестко ударило по ушам. И еще раз. И еще. И наступила ватная тишина, какая обычно и приходит после разрыва ракет типа «Призрак», в, мать ее, американской классификации!
Майор сел. Аккуратно потряс головой, прочистил уши. Надо было что-то сказать.
— Ты… Грошев, да? Чем в твоей яме воняет⁈
— Инструкторской мочой. Они считали, это очень весело.
Майор зло сплюнул и поднялся. На плацу наверняка творится жуть, надо тащить уцелевших к медикам. Три «Призрака» — это… тоже не хвост собачий, это, м-мать, три «Призрака»!
— Эй, морячок. Если б я был там, на установке, я бы выждал четверть часа, а потом ударил бы по дуракам, которые прибежали спасать. Это если б я был там. А что они решат, неизвестно. Но лучше подождать.
И тут ударило, причем намного ближе. В яму хлестнуло комьями земли и мусором, на решетку бросило тело контрактника-инструктора.
— Мир праху дебила, — спокойно прокомментировал курсант. — Решили ударить сразу. И они дебилы. Вот теперь можно идти спасать. Кончились у них ракеты, всю загрузку сюда отправили, я считал.
Майор сплюнул землю. Выбрался из ямы, посмотрел на разгромленные палатки, на бродящих и бегающих в растерянности курсантов, на лежащие там и тут тела. Тел было много.
— Грошев, говоришь? А ты вообще кто?
— Я-то? — вздохнул странный курсант. — Да много кто. Но сейчас важно, что санитар с навыками полевой медицины.
— Да? Тогда займемся ранеными. Но потом обязательно расскажешь, как догадался о ракетной атаке.
— Я-то расскажу, да кто поверит?
— Я поверю! — пообещал майор. — Я всему верю, что помогает выжить!
Но на разговоры времени не нашлось. Сначала помогали раненым, потом собирали убитых, составляли ведомости потерь, а потом примчалось начальство, и начался дурдом. Да такой, что вечером майор забрался в уцелевший кунг к уцелевшему капитану-замполиту и брякнул бутылку на стол. Капитан криво усмехнулся и достал из-под стола еще одну. На том и подружились.
Потом уже, далеко за полночь, майор кое-что припомнил и спросил с бесхитростной улыбочкой:
— Ты же замполит, всех курсантов должен знать — кто таков некий Грошев?