Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2
– Большое пожалуйста, всегда рад помочь хорошим добрым людям, тем более теперь мы живём все вместе, одной дружной семьёй, а я так всегда об этом мечтал! Следовательно, мы должны, даже обязаны помогать друг другу и заботиться. Вот я о вас очень даже забочусь, вы, надеюсь, это уже заметили? Или пока ещё нет? И это далеко не предел моих могучих возможностей! В ближайшей перспективе я планирую уделять вам ещё больше своей чуткой заботы и трепетного внимания, – заискивающе отвечал домовой, нежно принимая из рук деда небольшой пакетик с пряниками и расцветая на глазах. Он, довольный, отправился по своим делам, а мы по своим.
А Юриник ворчливо и недовольно бурчал себе под нос на ходу:
– Заметили ли мы его чуткую заботу и трепетное внимание? И он ещё спрашивает! Конечно, заметили, как не заметить! Куда уж больше-то? Не-ет, хватит, больше не надо, я и так не знаю, куда мне от его тёплой заботы прятаться, а дальше будет ещё теплее…
Наш путь лежал в обеденный зал. Зайдя в него, мы с удовольствием отметили, что некоторые ученики уже успели позавтракать. Они небольшими группами выходили, поравнявшись с нами, приветливо здоровались, и мы, естественно, отвечали им тем же. Дорокорн заметил то, что я заметил ещё вчера, а именно: по одному здесь никто не ходил, но и больше чем по двое-трое тоже. Больших групп, кроме нашей, не было видно, так что мои вчерашние догадки на счёт отсутствия сплочённости успешно подтвердились.
Заказав у скатерти завтрак и не забыв про вечно голодного ворона, мы заняли столик, расположенный в стороне от всех, там, где было потише, и, удобно расположившись, принялись за дело. Тарелку с мясом, приготовленную для Коршана, мы предусмотрительно отодвинули чуть в сторону, чтобы он в порыве голода и под воздействием эмоций, бьющих у него через край при виде мяса, не приземлился, сгоряча, в блюдо к кому-нибудь из нас. Наглого ворона всё ещё не было, зато в зал вошёл Корнезар. Он выглядел свежим, отдохнувшим и выспавшимся, да и отсутствие постоянного присутствия с ним ворона не могло не сказаться положительно на его настроении и физическом состоянии. Привычной шишки на лбу уже практически не было, и впереди всё представлялось в радужном свете: учитель года, премии, почести, овации и всё такое…
Поздоровавшись со всеми и помахав нам рукой, он улыбнулся, после чего быстро заказал себе завтрак и, забрав его, направился прямиком за наш столик. Усевшись на свободное место, он понимающе кивнул головой на тарелку с мясом для ворона, после чего проговорил тоном, не лишённым сочувствия:
– Наш общий крылатый знакомый своего не упустит, да и чужого тоже. Чем же вы собираетесь сегодня заняться, если не секрет?
Мы ответили ему, что собираемся выйти наверх прогуляться, поразмяться и подышать свежим воздухом, а затем продолжить обследование сего города, ничего секретного в наших планах нет. Он снова понимающе улыбнулся и одобрительно кивнул, не выказав, между тем, никакого удивления. Лишь порекомендовал не заходить наверху слишком далеко и избегать общения с амекарцами и лесными людьми, коли таковые встретятся на нашем пути. А затем, быстро покончив с завтраком и сославшись на неотложные дела, связанные с началом занятий, Корнезар, раскланявшись, быстро удалился. Не успели мы перекинуться и парой слов, как в зал влетел Коршан.
– Лёгок на помине! – негромко сказал Юриник, сделав из глиняной кружки большущий глоток арбузного сока вперемешку с дынным. Ворон, ловко спланировав на наш стол, пробурчал что-то вроде приветствия и накинулся, рыча от нетерпения, словно голодная невоспитанная собака, на приготовленное для него угощение. За считанные секунды ненасытный Коршан расправился с едой, так же, как и с добавкой, которую он вежливо, но настойчиво вытребовал у нас, как и в прошлый раз. После еды он нахохлился, распустил перья и приготовился слегка отдохнуть, а, может быть, даже вздремнуть ненароком, но не специально, а так, если получится. Коршан вообще в последнее время изменился до неузнаваемости: как в отношении к нам у него возникло какое-то подобие дружбы, так и в поведении появилось что-то, отдалённо напоминающее воспитанность. Он начал изъясняться более культурным и благозвучным языком, ему стало небезразлично мнение окружающих. Как вчера за ужином, когда он вовремя спохватился с поспешным заглатыванием мяса. Хотя сейчас он почему-то не придал этому большого значения и даже позволил себе рычать во время завтрака.
Между тем, устроившись поудобнее, ворон всем своим видом давал понять, что теперь он не прочь поболтать о том о сём! Коршан вопросительно уставился на нас, обводя томно-ленивым взглядом всех присутствующих по очереди.
Первым не удержался и задал ему вопрос Дорокорн:
– Ты случайно не встретил своего друга и соратника Корнезара, он только что вышел отсюда?
– Встретил, встретил! А точнее, это он встретил лбом моё крыло, да так удачно, что его пустая голова загудела, как прохудившийся церковный колокол! Вы должны были отчётливо слышать этот пустой звон, – заносчиво ответил ворон и с вызовом окинул нас своим идеально отрепетированным орлиным взором.
– Да почему же ты так недолюбливаешь Корнезара? – этот вопрос интересовал всех, но задал его всё тот же Дорокорн.
– А за что вы мне его прикажете любить-то? За красивые глазки, что ли?
Намёк на Корнезаровы красивые, а раз так, то и наверняка вкусные глазки, показался мне зловещим. Я поневоле припомнил свои опасения на плоту в последний день нашего сплавления по реке, когда ворон вскарабкался мне на руки и ловко разыгрывал дружескую заботу в надежде чем-нибудь поживиться. Он тогда ещё сожрал здоровенного жирного жука с моего плеча и противно хрустел им прямо мне в ухо. Тьфу!
А тем временем Коршан продолжал, всё больше распаляясь:
– Он, по-моему, что-то имеет против нас, птиц! К тому же от него никогда не дождёшься ни доброго слова, ни маленького завалящего и обветренного кусочка мяса, чтоб заморить червячка.
– Трудно ожидать от человека любви, когда над ним издеваются так изощрённо, как это делаешь ты! – проникновенным голосом, чтобы не взбесить ворона раньше времени, проговорил Дорокорн.
Коршан уточнил:
– Как так?
– Шпыняешь его постоянно, клюёшь, оскорбляешь, а тогда, на плоту, он и вовсе чуть не захлебнулся после твоего меткого помётометания!
– Да-а… ха-ха… вы помните? Это было весело, да, очень весело! Ладно, так и быть, если вам интересно, то расскажу уж… Только, само собой, по большому секрету. Так что никому ни гу-гу!
Мы дружно закивали головами, и удовлетворённый Коршан начал рассказ:
– Всё началось после одного досадного несчастного случая, произошедшего со мной не так давно. Вербовали мы с Корнезаром очередную партию учеников в эту школу в небольшом поселении, дня три лёта отсюда, не больше. Ну, я-то, конечно же, был, как всегда, за старшего. Нда-а! А всё потому, что именно я пользуюсь заслуженным авторитетом, уважением и доверием. Ценят меня здесь, понимаете, в чём дело? Ценят, я бы сказал, немилосердно, и в хвост и в гриву… Вот такая петрушка у нас получается, – Коршан, такое впечатление, на мгновение задумался о чём-то своём и к тому же малоприятном, но сразу спохватился и продолжил, видя, что мы внимательно слушаем и терпеливо ждём продолжения. – Так вот, как-то поздним вечером я плотно поужинал, так, доложу я вам, плотно, как никогда в жизни до этого. Просто, понимаете, случилась оказия, такое не каждый день бывает! Праздник, одним словом! В соседнем лесу волки удачно задрали старого лося! Красота и загляденье, друзья мои, просто пальчики оближешь! Любой из вас на моём месте не удержался бы, это я вам гарантирую, хвост на отсечение готов отдать, за уши вас не оттащишь, окажись вы на том пиршестве!
Он повернулся и горестно окинул взглядом облезлый и обшарпанный обрубок, который остался у него от хвоста после близкого знакомства с лесными людьми, и который лично мне вовсе не жаль было бы отдать на отсечение. Коршан при виде этого жалкого зрелища на мгновение взгрустнул, но продолжил:
– Э-э, о-о, ну да ладно! Там такое было… лосяра-то, бродяга, силён оказался, как слон! Он ещё пару-тройку шелудивых лесных собак прихватил с собой. Мне точнее трудно было подсчитать, он этих волчар по деревьям, как паштет по хлебушку размазал, и несколько вёдер крови сверху всего этого великолепия, для сочности, как специально, вылил. А кругом, если хорошенько поискать, глаза были пораскиданы, люблю я их, сил моих нет. Ух, как люблю! Ну и красота, скажу я вам, словами такое трудно описать, просто прелесть! Это нужно попробовать. Вы многое потеряли, друзья мои…
И он снова пустился в мечтательные воспоминания, уже по второму кругу бубня про отвратительный нежный паштетик. Юриник вдруг начал закатывать глаза, а Коршан всё продолжал рассказ глумливого гурмана:
