Наталия Матейчик - Черный перстень
– Сын, нам надо поговорить! – однажды субботним утром обратился отец к Владу.
Они сели рядышком на диван. Александр Яковлевич долго молчал.
– Я даже не знаю, с чего начать, – сказал он наконец. – Поэтому начну с самого начала.
Александр Яковлевич встал, подошёл к книжному шкафу, взял с верхней полки одну из книг и вернулся к дивану. Он открыл книгу и протянул Владу фотографию красивой светловолосой женщины с выразительными синими глазами. Из той же книги он вынул и какой-то клочок бумаги.
– Это – твоя мать, – сказал отец Влада, указывая на фото.
Мальчик впился глазами в фотографию, которую он видел впервые. На фотографии, размещённой на надмогильном памятнике – единственной фотографии матери, которую до сих пор видел Влад – его мать выглядела далеко не так привлекательно.
Владиславу Измайлову вскоре должно было исполниться тринадцать лет. Это был высокий черноволосый подросток с яркими синими глазами и смуглой от природы кожей. С самого детства его воспитывал отец, который пресекал любые попытки сына заговорить о матери. Единственное, что Владислав знал – это то, что его мать звали Береникой, и то, что она умерла практически сразу после его рождения.
– Береника спасла мне жизнь в самом прямом смысле этого слова, – продолжал между тем Александр Яковлевич. – Мне в ту пору было двадцать четыре года. Я собирался жениться, вовсю шла подготовка к свадьбе, но за три дня до бракосочетания меня бросила невеста – день для этого она выбрала, надо сказать, как нельзя более подходящий – четырнадцатое февраля. Кольца были уже куплены, приглашения разосланы, ждали приезда гостей… Природа просыпалась после долгой зимней спячки, город был полон влюблённых целующихся парочек, я бесцельно бродил по улицам, ощущая себя чужим, лишним и никому не нужным. Это страшно, когда тебя предаёт и бросает человек, которому безоговорочно верил.
И вот в таком минорном настроении я случайно забрёл на Балтийский вокзал. Увидел подходящую к перрону электричку. Решение пришло быстро – туда, под колёса, и всё закончится, и никому не нужно будет ничего объяснять… Наверное, это глупо, – продолжал отец, перехватив удивлённый взгляд сына, – но тогда мне так не казалось. Я совсем уже было собрался прыгнуть под приближающийся состав, как кто-то схватил меня за руку и оттащил от рельсов. Обернувшись, я увидел девушку с огромными синими глазами, крепко державшую меня за руку: «Не стоит, – тихо сказала она. – Даже если вас предали и бросили. Этим вы сделаете хуже только себе и своим близким. У меня тоже тяжело на душе. Давайте отомстим. Меня зовут Береника. Если вы не против, я займу место вашей невесты».
– Все произошло так неожиданно, – продолжал отец, – что мне и в голову не пришло спросить у девушки, откуда она знает, что именно со мной случилось. Я вообще ни о чём не расспрашивал Беренику – мне было достаточно того, что она спасла меня от смерти и от позорной необходимости объяснять родственникам причины, по которым не состоится моя свадьба.
Мы с Береникой отправились прямо во Дворец Бракосочетаний. Нужно было уговорить регистраторшу позволить нам переписать заявления, чтобы расписаться в тот самый день, на который была назначена моя свадьба с Татьяной. Во время всего моего разговора с регистраторшей Береника ничего не делала внешне, она не произнесла ни единого слова – только пристально посмотрела на женщину – и неумолимая дама вдруг смягчилась. Но тогда я не обратил на это внимания.
Вечером я сказал родителям о том, что свадьба состоится в намеченное время, но у меня будет другая невеста. В эти три дня, оставшиеся до регистрации, Береника не разрешала себя провожать. Мы обычно расставались с ней в центре города, и она уходила, предупреждая: «Только не вздумай за мной следить». Это меня удивляло. Со стороны невесты на свадьбе никто не присутствовал, позже на похороны также никто не приехал. Мои родственники шептались о том, что все это очень странно, но мне было всё равно. Через три дня Береника стала моей женой. После свадьбы мы сняли квартиру и стали жить отдельно – у Береники были деньги. Не знаю откуда, но были.
Как-то раз мы столкнулись в городе с Татьяной, моей бывшей невестой. У неё просто челюсть отвисла, когда она увидела твою мать, – сказал Александр Яковлевич с улыбкой человека не мстительного по натуре, однако, жаждущего справедливости, – ведь Береника была настоящей красавицей… Очень скоро я начал замечать определённые особенности, которыми она обладала, – продолжал он. – Я понял, что моя жена умеет читать мысли, обладает великолепной реакцией, а также понимает и умеет подчинять себе животных. Береника была полной вегетарианкой, но это не казалось мне странным. В то же время у нее было абсолютное незнание многих элементарных вещей. И нередко она задавала странные вопросы. Однажды твоя мать спросила меня: «Саша, а как писать правильно – Иран или Ирак?» Я подумал было, что это шутка. Оказалось, она спрашивает всерьез. И она совершенно не умела готовить, – с легкой улыбкой добавил отец.
Береника курила странные – тоненькие и никогда не виданные мною ранее – сигаретки, распространявшие приятный запах лаванды. Она ничего мне о себе не рассказывала, отмахиваясь ото всех моих вопросов, или говорила, что мне это знать совсем не обязательно. Честно признаться, это со временем начало меня раздражать.
В доме, в котором мы снимали квартиру, этажом ниже жил алкоголик. У него была огромная, старая, злобная и вечно голодная овчарка, которая лет десять держала в страхе весь подъезд. Хозяин не только и думать забыл кормить собаку, но и напрочь забывал о поводке и наморднике, а также часто выпускал овчарку одну во двор. Бывало, собака выскакивала из квартиры в подъезд, и, случалось, кусала кого-нибудь из жильцов. Как-то вечером мы с Береникой возвращались из магазина и увидели, как овчарка вырвала котёнка из рук гулявшей во дворе девочки. Ребёнок с криком побежал за собакой. Старухи, сидевшие на лавочках, заохали и замахали руками.
Береника выкрикнула несколько слов на незнакомом мне языке, и собака, точно натолкнувшись на невидимую преграду, остановилась. Глаза овчарки встретились с глазами Береники, собака разжала зубы и невредимый котёнок, упав на землю, со всех ног брызнул к отдушине, ведущей в подвал. Девочка за ним. Подчиняясь взгляду Береники, овчарка подошла к ней. Твоя мать положила на огромную голову собаки свою маленькую руку и несколько минут пристально смотрела ей в глаза. Затем она вытащила из сумки кусок колбасы и, положив на ладонь, протянула собаке. Овчарка, спеша и давясь, схватила угощение. Мы отвели собаку домой. Я минут семь жал на кнопку звонка, прежде чем хозяин-алкоголик всё-таки открыл дверь. Едва держась на ногах, он смотрел на нас воспалёнными и ничего не понимающими глазами.
– Камень вам нельзя доверить, не то что собаку! – зло сказала Береника, рукой отодвигая алкоголика к стене, чтобы дать возможность овчарке пройти в квартиру.
В тот вечер твоя мать была необычайно тиха и задумчива.
– Кончать с ней надо, – грустно сказала она, качая головой. – Собака старая, и, к тому же, у неё несовместимая с жизнью болезнь. Её давно бы уже нужно отвести к ветеринару и усыпить, чтобы не мучилась. Кроме того, овчарка вечно голодная. Как бы беды не случилось. Набросится ещё на кого-нибудь из детей, не ровен час, и загрызет.
В ту ночь я проснулся и увидел, что жены рядом нет. Её вообще не было в квартире. В прихожей горел тусклый свет, но на кресле не было халата Береники, так же, как и её туфель в прихожей. Ругаясь про себя, я вышел на лестницу. Твою мать я нашёл этажом ниже – у двери той самой квартиры, в которой жил алкоголик со своей собакой. Береника стояла, вплотную приблизив лицо к двери, и тихо шептала что-то очень ритмичное, похожее на мантру. Услышав мои шаги, она сделала мне рукой предупреждающий знак – мол, не мешай. Я стоял на лестнице ещё минут десять, вслушиваясь в быстрые непонятные слова. Наконец Береника замолчала, и минут пять стояла молча, прислушиваясь то ли к себе, то ли к тому, что происходит за дверью, а затем повернулась ко мне. «Всё, собака умерла», – сказала она. Мы молча поднялись к себе в квартиру, и я не выдержал – задал твоей матери вопрос, который уже давно вертелся у меня на языке: «Ты что, колдунья»? В ответ Береника рассмеялась. Она смеялась так весело и беспечно, что я тоже улыбнулся. Но вдруг она вмиг посерьезнела. «Саша, рано или поздно, но это всё равно выйдет наружу. Так лучше я скажу тебе сама. Я не колдунья, хотя мне известна и белая, и чёрная, и боевая магия, и много чего ещё. Я – эльфийка».
Не скажу, что я был счастлив услышать такое.
Утром к нам прибежала сияющая соседка снизу и сообщила, что ночью собака околела и теперь можно без страха входить в подъезд.
Старухи-сплетницы, завсегдатаи дворовых лавочек, после случившегося всё время шипели вслед Беренике: «Ведьма». Но когда у одной из этих старух внук, просидев без перерыва за компьютером часов десять, упал со стула и у него изо рта пошла пена, а «Скорой» всё не было, бабка бросилась именно к Беренике.
