Антон Демченко - Боярич
— Твою мать, Росомаха… Как же так? Что за подстава?![1] — раскинувший руки, лежащий на песчаном бережке мужчина уже не слышал раздавшийся над ним сухой надтреснутый голос появившегося словно из ниоткуда человека, наряженного в лесной камуфляж, и сжимающего снайперскую винтовку в руках. А тот, несколько секунд постоял над убитым, катнул желваками и, прижав к горлу передатчик ларингофона, заговорил резко и зло. — Цель поражена. Группам, отход… Первый — десятому…
— Все вопросы на базе, Десятый, — тут же откликнулся Первый. — Выдвигайтесь к точке.
— Есть, все вопросы на базе. Отбой, — Снайпер отключил гарнитуру и, сгорбившись, скрылся в лесу.
Росомаха… Это я. Помню… Еще лет десять назад, на это прозвище я откликался чаще, чем на имя-отчество или даже на звание. Звание? У меня было звание? А… да, было. Капитан. Майора я получил уже «под занавес», так сказать. «Смежники» из ГРУ постарались, без их помощи, скорее всего, меня так и отправили бы в отставку капитаном. Да… Хорошие были ребятки.
Вон, хоть того же Яблочкина взять… снайпер от бога, а с моими тренировками, вообще, цель, чуть ли не с закрытыми глазами вести мог. Вот и довел, да…
— Сердишься на него? — я и не заметил, как голубое небо вокруг меня потемнело, заклубилось серой хмарью… А уж то, что я оказался здесь не один, и вовсе стало сюрпризом. С другой стороны, а не всё ли равно?
— С чего бы? — я пожал плечами… и не почувствовал их. Хм… странное ощущение. Точнее, неощущение. Ну и черт с ним. — Он выполнял приказ. Значит, наши заклятые друзья узнали то, что знать им было совсем не нужно…
— И, ты так легко об этом говоришь? — поинтересовался всё тот же незримый собеседник.
— Хм. А чего мне огорчаться? Разве только обидно, что не увидел как зачистили ту сволочь, что сдала мою школу… Это да, огорчает. А смерть? Пока мы есть, ее еще нет, когда мы умираем, ее уже нет… Так что, она всего лишь миг…
— М-да, забавное мироощущение. Или это последствие твоей болезни? — в голосе моего собеседника послышался явный интерес.
— Скорее, результат жизненного опыта, — хмыкнул я в ответ. — А болезнь… да. Знаешь, чего я больше всего боялся в последние годы? После того, как узнал о раке мозга и остальных плюшках «дара»? Стать овощем, или загнуться от боли на больничной койке. «Десяточка» подарил мне лучшую смерть, о какой я мог мечтать. Это тот самый снайпер… Яблочкин. Ему, поначалу, совсем другой позывной дали, но… командованию пришелся не по нраву мат в эфире, пришлось придумывать что-то другое? — меня пробило на болтовню… интересно, с чего бы это?
— Да-да. С оружием в руке, в бою… — перебил меня собеседник и, задумчиво добавил, — заделался, понимаешь, попечителем богоугодных заведений, на старости лет. Богоугодных… Ха!
Серую хмарь вокруг прорезали ослепительные росчерки молний, под безумный хохот моего невидимого собеседника, и пространство сотряслось от громовых раскатов, эхом покатившимся вслед его смеху.
— Кхм.
— А, да… Ладно, герой-викинг модернизированный. Где один, там и другой… правильно? — отхохотавшись, проговорил мой собеседник. — Живи. Заодно и мозги местным идиотам вправишь, а то они что-то явно недопоняли… а второй раз Илью выдергивать, я не стану. Обещал.
— Ч-чего? — не понял я.
— Чего-чего. Катись, говорю, инструктор Росомаха. Считай, у тебя теперь новое задание… и пополнение. Учи на совесть, — рявкнул голос.
Серая хмарь вокруг потемнела еще больше, сгустилась… А потом… я его все-таки увидел. Удаляющийся силуэт, подсвеченный всполохами мерцающих где-то за моей отсутствующей спиной, зарниц.
Вот, он замер на мгновение, повернул голову… Блеснули серебром, в отсвете близкой молнии, длинные вислые усы… и тьма растеклась передо мной, поглотив всё и вся… Вот это глюк… Предсмертный, да.
Часть I. Лица стерты, краски тусклы
Глава 1. Тренировки — залог долгой жизни… за редким исключением
Утро раннее, летнее… но прохладное. Когда лежишь на лапнике посреди небольшого и редкого, насквозь продуваемого леска, последнее обстоятельство особенно неприятно, а уж вкупе с выпавшей росой, так и вовсе становится грустно. Хлопок! Над лесом взметнулся ослепительно белый огненный шар, хорошо заметный даже днем. Этакий вариант сигнальной ракеты, не требующий наличия ракетницы и зарядов к ней. Вместо нее, боец-стихийник…
— Эй, малахольный! Время вышло, урок окончен, — звонкий девчоночий голос разнесся по перелеску.
Ага-ага. Так я и повелся. Можно подумать, что это не вам вчера утром тренер зачитывал условия «игры». Урок будет окончен только в тот момент, когда я коснусь ворот поместья… или, когда меня спеленают противники. Вот, если бы этот огнешар запустил Владимир Александрович… Эх, но выбираться всё одно надо. Время пряток почти вышло, и я ни на секунду не сомневаюсь, что скоро в ход пойдут объемные поисковые техники, что в исполнении таких пироманов как обе мои кузины и кузен, означает одно: искать и пеленать они меня будут огненным же «неводом». Всё никак не наиграются с поддавшейся им, наконец, стихией… А значит, легкие ожоги, как и быстрое обнаружение, гарантированы.
Осторожно выкапываюсь из кучи лапника, в которой устроился всего пару часов назад для короткого отдыха, прислушиваюсь, чуть тронув Эфир и, убедившись, что в радиусе сотни метров нет ни одного человека, ме-едленно начинаю отползать в сторону небольшого оврага. По его дну протекает мелкий, но очень звонкий ручей, и он замечательно скроет мое передвижение, когда я окажусь на открытой местности.
Полчаса ползком на пузе по дну ручья, и… я оказываюсь у самых ворот поместья. Аккуратно выглядываю из той небольшой канавы, в которую превратилось русло ручья, и замечаю мнущегося у ворот братца. Можно было бы воспользоваться кое-чем из моего «эфирного» арсенала, но… Лёшка расположился аккурат под артефактами системы наблюдения, а отец в своих «записях» настоятельно не советовал «светить» технику… Что ж, придется действовать более, хм, естественно.
Не дожидаясь, пока стороживший подходы к воротам, брат обернется, накидываю ему на шею воздушную удавку. Вот так, опыта у Алексея маловато, да и одновременно держать защиту и «ощупывать» пространство вокруг, он пока не может. А ручей очень неплохо укрыл меня от внимания этого любителя огня. Говорил же Владимир Александрович, не надо сосредотачиваться только на одной стихии. Так ведь, нет, «мы Громовы, прирожденные огневики…» Выпендрежники…
Ха, вот и результат. Лешка прожигает меня взглядом, но не дергается. Знает братик, что такое воздушная удавка… подношу руку к створке ворот… и обжигающий жар развернувшегося полотнища огня отшвыривает меня в сторону. Боль ожогов, сначала вроде бы несильная, уже через секунду превращается в нечто совершенно нестерпимое… Зубы скрежещут, стирая и обкалывая эмаль, а чудом не пострадавшие от жара глаза, начинают слезиться. Сквозь отдающую алым муть, все-таки замечаю довольную ухмылку брата…
Артефакт. Грязно играют р-родственички. Ну ничего, потягаемся еще. Бросаю на Алексея короткий взгляд и, так и не сброшенная, но изрядно ослабленная воздушная удавка вновь наливается силой. Брат шатается. Отлипаю от асфальта и поднимаюсь на ноги, под потрескивание обугленной ткани и… кажется, кожи. Старательно не глядя на собственное, дрожащее от боли тело, медленно подхожу к Алексею. Губы раздвигаются с явно ощутимым треском, и рот наполняется кровью. Кажется, всё еще хуже, чем я думал…
— Снимай защиту с ворот, — брат отшатывается от моего сипа и бледнеет. Продолжаю наступать, сильнее сжимая удавку и чувствуя, что еще немного и сознание окончательно меня покинет. Слишком сильная боль… слишком. — Быстро… бр-рат.
Не успеваю. Сзади раздается топот. Это сестренки бегут на помощь. К сожалению не мне. В этом я успеваю увериться, когда спину перечеркивает-обжигает удар огненного хлыста.
— А ну прекрати, говнюк мелкий! — Доносится до меня крик одной из близняшек, и это последнее, что я успеваю. А потом, вокруг становится темно… и я падаю в блаженное беспамятство.
* * *— Вы что, совсем оборзели?! — моложавый, подтянутый мужчина в легком тренировочном костюме окинул яростным взглядом мнущуюся в центре комнаты компанию из юноши и двух девушек, лет шестнадцати-семнадцати на вид. — Кто вам, соплякам, позволил лезть в оружейку, и самое главное, как вы додумались использовать на тренировке боевой артефакт класса «крепость»? И против кого? Собственного брата?!
— Может, не стоит так наседать на молодежь, Владимир? — возникший на пороге, импозантный в своем темно-бордовом костюме-тройке, худощавый седовласый старик замысловато крутанул в воздухе тростью красного дерева. — В конце концов, ничего непоправимого не произошло, не так ли? Парень жив, лекари гарантируют, что все ожоги будут сведены за неделю… да и ребятки наверняка уже поняли, что перестарались… Ведь, поняли же?
