Андрей Посняков - Крестоносец
— Да у Черной речки. Ну, там недалеко к Красной Горке повертка… где черника… Черт! Аристаршка Брыкин, бригадир бывший, уже, верно, все ягоды там обрал. А не он — так Горелухин, уж тот-то все места знает.
— А, — Михаил улыбнулся. — И я знаю. Съездить, что ли, проведать? Может, кто знакомый?
Ратников и сам когда-то, когда еще жил в Питере, занимался исторической реконструкцией и тамошнюю тусовку знал. Впрочем, эти-то вполне могли оказаться и местными…
А действительно — съездить, что ли? Нет, сначала — домой, Маша, поди, заждалась…
— Ну, ладно, пойду я, — Пантелеич протянул Ратникову руку. — Слышь, Миша, ты когда за товаром поедешь?
Михаил пожал плечами:
— Да ездил уже. Теперь в августе только.
— Жаль, жаль… Мне б кабель для телевизора, а то старуха совсем заела — сделай да сделай… Мне-то он ни на хрен собачий не нужен, телевизор этот, а вот ей охота — «кармелит» всяких смотреть.
— Тебе кабеля-то много надо?
— Да метров пять… А что есть, что ли?
— Так загляни в магазин, там отрезки должны оставаться. У продавщиц спроси — уж всяко еще не продали.
— Ладно, — Пантелеич обрадованно затряс головой. — Спрошу! Спасибо, Миша, обнадежил… Ну, пойду…
— Добрый путь, — Михаил улыбнулся. — Супруге привет.
— Передам ужо…
Места вокруг расстилались красивейшие — зеленое изумрудье лесов с синими прожилками ручьев и речушек, прозрачные зеркала озер, желто-розовые — от лютиков и клевера — луга, воздух — прозрачный, тянучий, сладкий… И тишина вокруг! Ну, не считая пилорам и лесовозов…
Миша все же решил навестить реконструкторов, тем более тут и ехать-то всего ничего, а потому остановил машину, не заезжая во двор. Проходя воротами, окинул хозяйским глазом высокий, недавно слаженный забор, огород, сараи…
— Мисаиле!!! — оторвавшись от грядок, кинулась навстречу Марьюшка — милое зеленоглазое чудо в подоткнутой длинной юбке (коротких, как и, упаси Боже, джинсов или там шортиков, девушка не носила принципиально… может быть, пока?).
— Мисаил… любый мой… Приехал!
Михаил обнял девушку, прижал к себе и не говорил покуда ни слова, чувствуя, что соскучился, сильно соскучился, хотя и времени-то прошло мало… день всего, сутки — съездил в поселок, да там и заночевал, решая возникшие проблемы с лицензией.
Ах, как радовалась Марьюшка!
Целуя девушку в губы, Миша подхватил ее на руки, закружил… расстегнул блузку… Никакого белья Марьюшка не носила — еще не привыкла — под блузкой и юбкой ничего не было…
Михаил поцеловал девушку в грудь, поласкал языком, чувствуя, как быстро твердеют соски…
— Ах… — прикрыв глаза, томно застонала Марьюшка. — Ах, любый…
Они повалились в траву, и белый пух одуванчиков, сверкая, взлетел к солнцу…
— Ты такая у меня загорелая! — восхищенно, будто впервые, Миша смотрел на любимую, гладил ее по плечам и бедрам, Марьюшка смущалась, потом вдруг прижалась крепко-крепко, всем телом… — Прямо статуя бронзовая. Небось, на реку купаться бегаешь, когда меня нет?
— Бегаю, — улыбнулась девушка. — Хорошо ведь!
— Так вот прямо, голой…
— Так ведь тут нет никого? Или…
— Бегай-бегай, душа моя, — Михаил ласково похлопал Машу по ягодицам — тугим и упругим, чувствуя, как вновь нарастает желание… — Бегай!
Их утехи прервал вдруг треск мотоцикла — такой громкий, что слыхать было еще издалека, от повертки.
Миша поцеловал Марьюшку в губы…
— Черт, принесло кого-то…
— Не говори так! — девушка засмеялась. — Гость в дом — счастье в дом, ведь верно?
— Верно, верно, — Михаил кивал, быстро одеваясь. — А ну-ка, глянем, что там за счастье?
Темно-голубой «Восход-2М» — насколько помнил Ратников, именно так именовалось сие восстановленное двухколесное чудо — выскочил из-за леса на ведущую к Усадьбе повертку и теперь быстро приближался, грохоча, словно немецкий танк.
Миша присмотрелся, опершись на ограду.
За рулем сидел щуплый пацан, то ли поселковый, то ли дачник, черт его знает, с копной светлых, растрепавшихся от ветра — какой, к черту, шлем? — волос и в обрезанных до колен джинсах, за ним виднелся и пассажир — ухмыляющийся и чем-то неуловимо похожий на самого Ратникова — тоже темноволосый, только без бороды, да и глаза не синие, а карие.
Неужели?
Господи — вот уж действительно радость, права оказалась Марьюшка!
Гость в дом — радость в дом!
— Здорово, лесной житель! — слезая с сиденья, пассажир скинул с плеч рюкзак.
— Здорово, Веселый Ганс!
Друзья обнялись.
— Ну, давай, давай, заходи… — Ратников радостно похлопывал приятеля по плечу — и в самом деле, не так уж и часто на Усадьбе бывали гости. — Сейчас посидим, отдохнешь с дороги, я пока баньку сварганю…
— Банька — это хорошо! — с чувством промолвил гость. — Однако я ведь того, не устал. Чай не пешком!
— Ага… Так ты, Василий, хочешь сказать, из Питера сюда на общественном транспорте добирался?
— Да нет, на своей… В поселке оставил — к тебе же на нормальной машине никак!
— А то ты не знал?
— Да знал… Ну, что, может, на рыбалочку сходим?
— Можно и на рыбалочку… — Михаил хохотнул. — Но сначала — водки!
— А вот это по-нашему, по-бразильски! — обрадованно подхватив рюкзак, гость вслед за хозяином зашагал по двору к дожидавшейся у крыльца Марьюшке — по обычаю, поклонившейся в пояс.
— Ну, ну, Маша, — Василий с видимым удовольствием чмокнул девушку в губы. — Зачем уж так-то?
— Дядя Миша!
Михаил оглянулся — во двор заглянул тот самый пацан, мотоциклист. Надо бы и его позвать, а то нехорошо как-то…
— Айда обедать с нами!
— Не-а… спасибо. Мне б уехать.
— А!!! — догадался наконец Ратников. — Что, не заводится? Подтолкнуть, что ли?
— Угу, подтолкните… если, конечно, не трудно.
— Да не трудно… Тебя как звать-то?
— Максимом…
— Ну, давай, Максюта, прыгай в седло… Разбегаемся… Оп-па!
Немного прокатившись под гору, мотоцикл оглушительно затрещал, и улыбающийся Максим, радостно поддав газку, скрылся за ближним лесом.
— Ну, вот, — посмотрев ему вслед, Михаил потер руки. — Теперь порядок…
— Порядок, говорю, — войдя в горницу, Ратников заплескался у рукомойника, краем глаза наблюдая, как сноровисто и быстро Марьюшка накрывает на стол.
Свежий лучок, молодая, только что появившаяся, редиска — краснобокая, крепкая, хрустящая, соленые огурцы, капусточка — в печи поспевало жаркое с гречневой кашей. А вот ни картошки, ни помидоров на столе не было — Марьюшка относилась к ним с недоверием, сии овощи были для нее незнаемыми, непонятными. Хотя, конечно, картошку Михаил выращивал, вон, пол-огорода засеяно. Зря, наверное, — все равно Маша ее не ест.
— Ну, вы кушайте, — поставив на стол аппетитно нарезанный толстыми хрустящими ломтями хлеб, девушка вновь поклонилась. — А я пока баньку спроворю…
— Да обожди, никуда не денется твоя банька, — разливая по стаканам водку, с нарочитой сердитостью проговорил Ратников. — Посиди вот лучше с нами, люба. Уваж гостюшку.
Стесняясь, девушка уселась на лавку… выпила, точней — пригубила. Да и потом не сидела спокойно — все бегала, сновала от печи к столу и обратно, да в сени — за квасцом холодненьким, в конце концов уж так-таки и сбежала в баньку…
— Хорошая девчонка эта Маша, — смачно хрустнув огурцом, похвалил Веселый Ганс. — Я бы сказал — неиспорченная. И вообще, повезло тебе с ней.
— Или — ей со мной, — хохотнул Михаил.
— Нет, — гость со всей серьезностью посмотрел прямо ему в глаза. — Тебе! Это точно.
Хлопнув пол-литра, друзья по-быстрому накопали червей и спустились вниз, к ручью, порыбачить…
— Хорошо как! — закидывая удочку, Веселый Ганс посмотрел вокруг с таким видом, словно это он и был истинным хозяином всего вокруг — вот этого вот ручья, того перелеска, луга с ромашками, даже синего, с небольшими белесыми облачками, неба. Всего.
— Да, сейчас здесь неплохо, — Михаил вытащил из прихваченной с собою сумки сверкнувшие на солнце жестяные банки. — Лови! Оп!
— Вот это правильно: пиво без водки — деньги на ветер, — одобрительно кивнув, гость откупорил банку «Невского».
Ратников хохотнул:
— Или — наоборот — водка без пива.
— Так я не пойму… Мы в баню-то сегодня идем или как? Ого — холодненькое…
— Так из холодильничка же!
— А ты что — уже и электричество провел?
— Поговорил кое с кем… с просеки фазу бросили. Зимой, правда, плохо… ну так у меня на тот случай и свой дизель имеется.
— А телевизор чего не заведешь?
— Да видишь… Ловит здесь плохо…
Врал Миша, врал. Как ни хотелось самому — не покупал в дом телевизор, боялся за Марьюшку… И так-то, пока в Колпино жили, насмотрелась на улицах всего, бедная… как только с ума не сошла.
