Наруто. Пробуждение Воли (СИ) - Максимов Данил
Нирвана была достигнута, правый глаз прозрел.
– Баншо тенин!
Старика тянет ко мне, из руки вытягивается стержень проводника чакры Куройбо. Но упирается во что-то около самой груди старика. Я продолжаю давить, техника бога и его оружие почти продавили эту броню…
С трудом ухожу от взмаха меча. Техника прервана, а куройбо сломано…
Улыбка сошла с лица старика. Приняв стойку, он взмахнул мечом.
– Шинра тенсей!
Сфера отторжения возникла вокруг меня, удерживая три огненных полумесяца на расстоянии, но при этом не развеивая их! Пришлось сдвигаться с линии атаки, спину обожгло жаром, броня начала истощаться, но сейчас точно не до защиты.
– Черт, да как это возможно. Плевать, умру, но заберу с собой! Чибаку тенсей!
Сомкнув ладони и раскручивая источник, создал сингулярность. Я ее почти отпустил, но вдруг мир затих. Тишина нарушилась тихим пением старика:
– И пусть зарница божья не скроется во толщи каменной тверди, пусть видит солнца свет, в котором с радостью сгорит!
Крик старика нарушает тишину, а луч белого пламени мгновенно сжигает центр техники в моей ладони, чудом ухожу с линии огня. Меня бы испарило, как и технику.
Старик слегка покрылся испариной, но дыхание все еще ровное. С удивлением прикоснувшись к своему лбу, Старик заговаривает:
– Чтож, давненько мне не приходилось сражаться с использованием стольких сил… Но сейчас ты почти достиг предела, Мадара кун.
Он был прав, сусано развеялось, из глаз и носа бежала кровь, а я чувствовал себя так, будто нахожусь на грани. Разрушение техники не осталось для меня без последствий.
– Твой дух и воля даже сильнее, чем были у юного Сенджу. Ты еще можешь развить свой потенциал, ведь только в бою ты пробудил свое наследство, мне кажется, тебе стоит с ним освоиться.
Закончил говорить старик, убирая клинок в ножны, он не блефовал. Если его аура и иссякла, то незначительно… Но все это неважно, я никогда не боялся умереть.
– Что ты собрался делать с моим внуком?
Старик замер на полушаге и с улыбкой заговорил:
– Учить, что же еще?
Мир мигнул, и передо мной больше никого не было, а порушенный нами мир был цел…
Деревня перекрестная, дом семьи «Танако».
Даже дома все никак не мог успокоиться. Меня будоражило то странное ощущение, что возникло, когда мы с папой возвращались домой после нашего лесного «пикника». Я почувствовал взгляд и бурю эмоций, что за ним прятались. Распознать все эмоции я не смог, но это не пугало. Не найдя никаких ответов или намеков чем это могло быть, я вернулся к своим баранам, то есть родителям, что сейчас активно спорили.
Пересказав маме о моих успехах, папа долго спорил, объясняя ей, что вряд ли это можно назвать плохим эффектом. Да и не стоит меня прятать на край света, увозя из дома, чтобы я не возвращался в академию. Давя мамины эмоции, вполне себе верными аргументами:
–Как минимум, он будет крепче остальных, плюс наследственность Узумаки.
Закончил папа говорить с мамой, а повернувшись ко мне, продолжил:
– Но сын, постарайся сильно не выделяться. Так же, у тебя достаточно отрасли волосы, что бы я мог нанести тебе такую же печать как у мамы. Она должна ускорить набор чакры, что позволит тебе быть сильнее, когда это будет нужно. Но не прибегай к этому часто, а желательно только когда тебя точно никто не видит. И не стоит забывать, что хоть среди самураев я и не слышал про сильных сенсоров, но это не значит что их там и вовсе нет. Понял меня?
Я кивнул, а что тут еще говорить. Со слов отца, наша шалость с печатью и маленькими тренировками сделала меня в два раза сильнее, по крайней мере, с точки зрения объемов чакросистемы. И мне стоит постоянно расходовать свои силы для того что бы не привлечь внимания. С этой стороны накапливающая чакру печать бессмысленна, но с другой, а мало ли что может произойти и кто может на меня обидеться, задумав неладное. Так что возможность пользоваться чакрой может быть неплохим подспорьем.
Часть утра мы провозились с нанесением печати мне на шею, она была куда сложнее той, что была у матери и, со слов отца, сама являлась чем-то вроде накопителя. В ней был запас чакры примерно равный моему – хорошее подспорье.
Через час мне предстояло отъезжать с повозкой обратно в академию. Мы в последний раз все обсудили с родителями, а я пошел попрощаться с Акане. Она, конечно, еще ничего понимать не должна, но ее удивительно синие глаза, не голубые, а льдисто синие, смотрели на меня с неожиданной серьезностью. Встретившись со мной взглядами, она тут же потянулась ко мне, что бы я взял ее на руки. Так оставшееся время я и провозился с угукающей сестренкой, что росла удивительно спокойным ребенком. Даже более спокойным, чем я, что родителей радовало.
А потом я поехал назад в академию. Я лежал в повозке и думал о жизни под мерный перестук колес о плиты дороги. В небе светило солнце, заставляя слегка жмуриться. Редкие облака не спеша проплывали по небесной лазури. Все вокруг дышало буйством жизни и было доказательством ее невероятной изящности. Никогда еще я не чувствовал себя частью другого мира так сильно, как в этот раз. Родители, ставшие для меня чем-то большим, чем просто те, кто дают жизнь. Меня искренне начинала пугать перспектива потерять память о них после освобождения души от жизни… С сестрой же еще сложнее, такого ощущения родства я даже представить не мог. Много-много вопросов и так мало ответов. Вот с такими мыслями я и задремал, разморенный теплым солнечным днем и благодушным настроением.
Разбудил меня неприятный шум и ржание лошадей. Почти весь тракт на нашем пути был чем-то завален, а вокруг этого о чем-то переговариваясь выстроились самруаи в полных серых доспехах. Я вылез из остановившейся телеги и, поправив дайсе, направился к самураям.
– Здравствуйте, я студент академии Ашма Танако, друг юного Лорда Мицуне и Такеды Синдзи. Что тут происходит?..
Вопрос повис в воздухе, потому что я увидел и почувствовал, что тут происходило. Лучше бы не видел… Меня вырвало…
Передо мной были люди, которые почему то срослись вместе в огромную мясную кучу, при этом терзая себя и тут же зарастая. Она все время двигалась, прыская кровью и испражнениями. Понять что там, где и как, было невозможно! Это было нечто, что кричало, говорило, рыдало… ее цвет варьировался от белого до темно серого, близкого к цвету камня. Лица на поверхности то выходили наружу, оглашая все вокруг какими-то потусторонними звуками, то скрывались в этой гущи обратно. Пропадая с омерзительным бульком, что бы это ни было, оно вызвало во мне первобытный ужас.
Самурай, что стоял передо мной пытался что-то сказать, но я его не слышал, не мог разобрать. Кровь тяжелыми барабанами стучала в ушах, а я как завороженный смотрел на это… Но воин мерным, приглушенным голосом повторял в какой уже раз:
– Ашма кун, вам следует пойти по другой дороге, деревня и клан Муси полностью уничтожены. Мы пытаемся выяснить, кто это совершил, с вами пойдет отряд из пятерых самураев. Пожалуйста, сейчас же покиньте эту зону, мы не знаем что это, может и болезнь. Сейчас же покиньте зону!
Когда до меня дошел смысл сказанных приглушенных из-за полной маски звуков, я тут же отскочил. Хорошо, что я не подходил слишком близко, ушел не оборачиваясь.
Мы уходили по горной тропе, в сопровождение пятерки самураев, что шли в полном обмундировании. Когда даже дым, поднимающийся от сгоревшей деревни исчез, я ощутил пронзительный взгляд, упершийся мне в лопатки, резко обернувшись, снова не смог никого заметить…
Но если в прошлый раз я не смог понять эмоций скрытых во взоре, да и чувствовался он скорее как нечто неосязаемое, на самой границе воспринимаемых чувств, то сейчас… Это был голодный взгляд зверя. Мурашки табунами ходили по моему телу, я не чувствовал себя в безопасности находясь под защитой пятерки. Но моим страхам было не суждено сбыться.
До самого дворца, в котором находилась академия, мы добрались без происшествий. Спать я практически не мог, настроение было ни к черту. Поэтому, когда перед самыми воротами ко мне обратился один из самураев, я не сразу понял, что он мне сказал. И переспросил.
