Андрей Посняков - Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)
– Прощай, – сказала Ладислава. – Но что будет с тобой?
– А меня уже давно заждались в Валгалле, – улыбнулся в ответ Снорри. – Там, в золотых чертогах Одина, ждут меня старые боевые друзья: Ингви Рыжий Червь, Харальд Бочонок, Радимир… Радимир… О, как он обрадуется, увидев меня, старый насмешник! Давненько мы с ним не пили доброго пива, вот теперь попируем вдоволь за столом Одина. Ну, время дорого, иди же, ты еще нужна этому миру. А у меня другая дорога.
Снорри говорил медленно, тяжело дыша и часто останавливаясь. На лбу его выступила испарина, и все тело пылало горячим болезненным зноем.
– Иди же!
– Прощай, – снова произнесла Ладислава и вдруг, нагнувшись, крепко поцеловала раненого в губы.
– Иди…
Откинув полог шатра, девушка, набрала в легкие побольше воздуха и, пригнувшись, стрелой понеслась вниз, к оврагу.
– Ушла, – сказал сам себе Снорри. – Нет, мне пока еще рановато в Валгаллу. – Он подполз к входу в шатер и приготовил кинжал. – Ну, идите же… Неужто никому из вас не хочется женщины? Только, хорошо бы вы явились по очереди, а не все сразу.
Первым женщины захотелось Альву. Вернее, выпало на костяшках – не зря ведь играли всю ночь. Довольный, Кошачий Глаз выбрался из шатра сурожца, спустив штаны, облегчился и, алчно улыбаясь, направился к пленнице. А в воздухе уже клубилась пурга, размывая белесой мглой алые хлопья восхода.
– Ну, иди же сюда, красавица, – входя в шатер, промурлыкал Альв, еще не зная, что это были последние слова в его жизни. Острое лезвие кинжала, повинуясь твердой руке Снорри, мягко вошло ему прямо в сердце.
– Ну, вот и первый, – удовлетворенно кивнул молодой викинг, оттаскивая мертвое тело в глубину шатра. – Интересно, скоро ли пожалует следующий?
Следующим стал Истома Мозгляк. Вернее, мог бы стать, но что-то насторожило его у самого входа. Скорее всего – тишина внутри шатра, не такой человек был Альв Кошачий Глаз, чтобы уйти от девки так быстро. Что он там с ней делает? Осторожно приподняв полог, Истома заглянул в темноту… и, завизжав, как свинья, отпрыгнул прочь, схватившись за раненую руку.
– Со вторым не получилось, – улыбнулся Снорри. – Жаль. Что ж, надо готовиться к встрече с Одином. Наверняка воины купца просто-напросто закидают меня стрелами. Просто, надежно и без всякого риска.
Снорри улегся поудобнее и, представив, как скоро будет пить пиво у Одина с Радимиром, Харальдом Бочонком и Ингви, стал ждать характерного свиста стрел. И дождался. Стрелы засвистели так, что казалось, их было не меньше сотни. Правда, в шатер не залетела ни одна. А вот снаружи громко ржали кони, раздавались крики и стоны, слышался лязг мечей и сабель.
Интересно… Снорри, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, выполз из шатра наружу. Вьюга выла, как стая волков, бросая прямо в лицо пригоршни острого колючего снега. Носились между шатрами всадники в остроконечных шапках. Один из них вдруг обернулся и, вытаращив глаза, поскакал прямо на Снорри.
– Радимир! – разглядев всадника, ничуть не удивился тот. – Значит, вот она какая, Валгалла. А где же золотой чертог Одина, где девы-валькирии, где Харальд с Ингви? Наверное, их просто не видно из-за вьюги. Вот уж не думал, что в Валгалле тоже есть снег. И ведь как валит… Радимир, мы будет пить пиво?
– Конечно, будем, Малыш, – спрыгнув с коня, крикнул кривич. – Конечно, будем. И – самое лучшее!
Глава 21
Как ныне сбирается вещий олег…
Послушай, да ведь это же позор,
Чтобы мы этим поганым харям
Не смогли отомстить до сих пор?
Нахлестывая коня, сурожский купец Евстафий Догорол несся куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этих, внезапно налетевших из снеговой бури, всадников в лисьих мохнатых шапках. От визга и криков боли, от ржания встающих на дыбы лошадей, от свистящих стрел и тяжелого запаха крови. Вокруг бушевала пурга, да так, что перед копытами коня уже ничего и видно не было – одна только мокрая белая пыль. Где степь, где овраг, где редколесье? Поди, разберись… Евстафий и не почувствовал, как кубарем полетел из седла – пришел в себя лишь на дне оврага, а конь – смирный хазарский конь – унесся куда-то с издевательским ржанием. Здесь, внизу, оказалось довольно спокойно – не задувал ветер, и снег не летел в лицо, а мягко падал, чуть кружась, как и положено снегу. Евстафий уж собрался было возблагодарить Господа за это убежище, воздел руки к небу и даже попытался припомнить приличествующую случаю молитву… Да так и застыл с открытым ртом: из-за кустов, густым ковром покрывающих дно и стены оврага, на него смотрели жуткие желтовато-зеленые глаза волка. Не торопясь, словно зная, что жертве некуда бежать, хищник – матерый зверь с большой лобастой головой и белой опушкой на шее – выбрался из кустов и облизнулся, показав алую клыкастую пасть. Несчастному сурожцу вдруг показалось, что рядом, в овраге, есть кто-то еще. Еще один волк? Евстафий вытащил из сафьянных ножен кинжал, с которым не расставался – такое уж было время. Скосил глаза в сторону – какой из зверей бросится первым? – и облегченно перевел дух: там, слева от него, кутаясь в дырявый плащ, жалась к кустам молодая светловолосая девушка, в которой он тут же узнал собственную рабыню. Волк остановился, словно в раздумье, вздыбил шерсть на загривке, поводил лобастой головой из стороны в сторону и – видимо, сделав окончательный выбор – прыгнул… Прыгнул на девчонку. Та вытянула вперед подобранную с земли палку… Что эта палка перед клыками матерого зверя? Евстафий не стал ждать – знал, убив девушку, волк тут же примется за него – и, сделав рывок вперед, всадил кинжал в желтовато-серое брюхо пролетавшего мимо хищника. Лезвие лишь скользнуло, слегка ранив зверя, и тот, приземляясь, развернулся и бросился на купца. И тут же получил по голове палкой. А потом еще и еще… Купец ободряюще подмигнул невольнице – молодец, девка! А волк, рыча, скалил зубы и вертелся на одном месте – хорошо, что овраг оказался для него слишком узким, иначе б худо пришлось людям. Впрочем, им и так было не сладко: справиться с рычащим разъяренным зверем – для этого нужны и хитрость, и сноровка, и смелость. Хищник не просто кружил – он делал короткие прыжки, выпады, стараясь достать упорно сопротивляющиеся жертвы. Уже капала кровь с тонкой руки Ладиславы, а купец припадал на левую ногу. Вид крови раззадорил волка, но он видел, что люди вовсе не собираются сдаваться, наоборот – узкое лезвие кинжала все чаще достигало цель, а острый конец палки один раз чуть было не попал зверю в глаз. Постепенно волк начал слабеть, поскольку потерял уже немало крови. Уже не так ловко прыгал, уже дышал тяжело, словно загнанная собака, уже, почувствовав, что из охотника превращается в жертву, завертел головой, заоглядывался… и тут сурожец вдруг оступился, сместился чуть в сторону, и волк, используя свой, возможно последний, шанс, из последних сил ринулся в открывшееся пространство и, пробежав по кустам, выскочил в степь…
Евстафий горячо возблагодарил Господа, а девчонка устало опустилась на корточки и зарыдала.
– Эй, не плачь, девица. – Купец хотел подойти к ней, но не смог – левая нога выстрелила вдруг острейшей болью, видно, волк повредил-таки сухожилия. – Не плачь, – сжав зубы, он повалился в снег.
– Не подходи! – встрепенулась девушка, выставив вперед палку… и медленно опустила ее. Сурожец лежал вниз лицом, не двигаясь. Бросить его здесь и бежать? А куда? И – волк. Вдруг он затаился где-нибудь поблизости и теперь лежит, выжидает? В конце концов, если бы не этот поистине с неба свалившийся купец, то… Ладислава вздрогнула, вспомнив злобные глаза волка.
– Нам бы не удалось… – Евстафий с трудом поднял голову. – Не удалось бы справиться с ним по одиночке. – Он словно угадал мысли девушки. Та подошла чуть ближе – этот ромей не представлял опасности. И явно нуждался в помощи. Ладислава вдруг поняла, что не может вот так просто взять и уйти, бросив истекающего кровью купца на растерзание волку, который обязательно вернется – уж в этом-то девушка не сомневалась.
– Повернись, я перевяжу тебе ногу.
– Да возлюбит тебя Спаситель. – Евстафий с трудом перевернулся. – Но, я вижу, и ты нуждаешься в помощи.
Ладислава взглянула на свои истерзанные руки.
– Знай – ты уже больше не моя невольница, – опираясь на плечо Ладиславы, торжественно провозгласил сурожец. – Вообще – ничья не невольница. – Он довольно смешно говорил на языке славян, глотал гласные и смягчал окончания слов, так что получалось «ничьйя невольницья».
– Мы должны идти, – посмотрев в васильковые глаза девушки, со всей серьезностью произнес купец. – Иначе замерзнем или умрем с голоду.
«Или – попадем в зубы к волку!» – хотелось добавить Ладиславе.
– Там, справа от оврага, кажется, какая-то река, я видела, – сказала она. – Итиль?
