Гонщик 2 (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич
Хорошо: допустим, что княжна, опасаясь отца, умудрилась спрятаться. Для этого достаточно снять квартиру в мало-мальски большом городе и какое-то время, с месяц — другой, не выходить из дома. Если есть с собой деньги, то и накормят, и напоят, и в лавках все потребное раздобудут. Но не верю я, что князь искал внучку лишь один-два месяца. Наверняка поиски велись минимум с полгода. А учитывая временные параметры, мать вышла замуж как раз через пару месяцев после побега. И это наводит на интересные мысли.
К примеру, мог ли слуга обмануть своего хозяина и не искать девицу Травину всерьез? Или, к примеру, найти, но князю не доложить? Или даже найти, наплести с три короба и выдать замуж за мещанина якобы для того, чтобы скрыться от преследования Травиных? Запросто. Давняя обида, тихая месть… Кто знает, какие скелеты скрываются в темных шкафах родового поместья Тенишевых.
Почему я так думаю? Потому, что князь, зная о судьбе внучки, наверняка следил бы за ее жизнью. А, может, и настоял бы на переезде к нему в поместье. Он ведь, если старый артефактор не соврал, дочь свою любил. И почти наверняка перенес бы эти чувства на внучку. А раз не следил, значит, скорее всего, считал внучку погибшей или, по крайней мере, безнадежно пропавшей.
А поскольку некий слуга утаил от своего хозяина правду, глупо признаваться в письме открыто: мол, так и так, дорогой князь, я твой правнук. Во-первых, гипотетический недоброжелатель может просматривать почту своего господина и не допустить к нему потенциально опасное письмо. Ну и посетителя, соответственно. А во-вторых, если мои предположения верны, ни к чему обозначать себя перед возможным противником. Что если этот самый слуга решит каким-нибудь радикальным образом избавиться от угрозы в моем лице? Умнее выдвинуть какую-нибудь другую причину для визита. К примеру, занимательный разговор о коллекции холодного оружия, которой, как мне подсказал Федор Игнатьев, князь Тенишев очень гордится. И уже оказавшись с князем тет-а-тет, объявить о своем родстве, предоставив в качестве доказательства выписку из церковной книги. Перстень я, поразмыслив, решил не брать. Он означает, насколько я понимаю, принадлежность к роду. А я пока что лишь дальний бедный родственник, и даже не однофамилец.
Дорога была не слишком долгой: часа полтора, не больше. В конце концов, я свернул с тракта на заросшую малоезженную почти что тропу и спустя еще минут десять остановился у ворот с кованой решеткой, некогда изящной, а ныне изоржавленной. На звуки клаксона спустя приличное время прибрел какой-то слуга. Не спрашивая ни о чем, он с усилием отворил одну из створок, мерзко завизжавшую давно не мазанными петлями.
Сквозь запущенный сад я подъехал к изрядно обветшавшему зданию. Мне отворили парадную дверь и приняли плащ-пыльник и кепи английского стиля.
Старый слуга провел меня через анфиладу полутемных пыльных комнат в хозяйское крыло особняка. Остановился у высокой дубовой двери, постучал и, дождавшись ответа, впустил меня, оставшись снаружи.
Комната, в которой я очутился, была чисто убрана. Окна тщательно вымыты, дубовый паркет натерт до блеска, на многочисленных предметах обстановки не было видно ни пылинки. В дальнем от входа углу, у окна, сидел старик преизрядного возраста. Еще бы: по моим подсчетам, Тенишеву должно было быть не менее восьмидесяти четырех лет. Но князь вовсе не выглядел дряхлой развалиной, одетой в затрапезный халат и укрытой пледом. Хозяин особняка оказался пусть и не особо крепким, но довольно бодрым для своего возраста человеком. Одет он был во вполне современный костюм, причесан, ухожен — полный контраст между ожиданиями и реальностью. Мне сразу бросился в глаза массивный перстень с крупным черным камнем на среднем пальце левой руки. Вернее, вензель на этом камне: буква «Т», точно такая же, что и на доставшемся мне в наследство от матушки.
— Добрый день, ваше сиятельство! — поприветствовал я князя, приблизившись на положенное этикетом расстояние.
— Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек.
Голос Тенишева тоже оказался ничуть не стариковским: никакого дребезга. Глубокий, приятный баритон. Интересно, каким он был в лучшие годы.
— Не желаете чаю?
— С удовольствием, — поклонился я.
Князь, не глядя, нащупал свисающий вдоль стены шелковый шнурок и несколько раз дернул за него. Тут же дверь комнаты отворилась и на пороге показался давешний старик в ливрее.
— Чего изволите, ваше сиятельство? — угодливо спросил слуга.
— Вели подать сюда чай на двоих.
— Будет исполнено, ваше сиятельство.
— Присаживайтесь, Владимир Антонович, — обратился ко мне Тенишев, едва слуга удалился. — Вот сюда, напротив меня.
Я послушно уселся в удобное кресло.
Несколько минут мы говорили о пустяках — о погоде, о прогрессе в науке и технике и перешли, наконец, к холодному оружию… Я этот предмет знал слабо, поэтому старался больше слушать или обходиться общими высказываниями, эксплуатируя небогатые запасы сведений, случайно почерпнутых из интернета. Запас моих знаний подходил к концу, но меня спасла от конфуза миловидная женщина средних лет. Она вкатила сервированный для чая столик, установила его между нами и с поклоном удалилась.
— Наливайте себе чай, молодой человек, — предложил князь. — Сахар, мед, варенье, свежая выпечка — на ваш вкус. Не стесняйтесь.
Я не стал чиниться, налил себе чаю, положил в розетку душистого меда и сцапал горячую, особо зажаристую булочку.
Какое-то время мы чаевничали, продолжая начатый ранее разговор. Меня еще какое-то время помучили нюансами холодного оружия. Ну не знаю я, чем кинжал отличается от стилета, а шашка от сабли! А пришлось с умным видом кивать на реплики князя, и даже что-то говорить в ответ. Кошмар! В конце концов, князь отставил в сторону опустевшую чашку и, чуть подавшись в мою сторону, произнес:
— А теперь, Владимир Антонович, рассказывайте, зачем вам понадобился этот визит. И не вздумайте лгать мне!
Глаза его, несколько выцветшие, как это бывает у стариков, грозно сверкнули. Мне, признаться, стало не по себе. Я-то планировал постепенно перевести разговор на род Тенишевых и, выбрав удачный момент, признаться в своем происхождении. А теперь вышло, что меня поймали пусть не на лжи, но на махинации. Теперь придется оправдываться, прикрывая метрикой, словно фиговым листом, вынужденную ложь. Но, с другой стороны, вот он, случай объясниться, и ничего придумывать не надо. Я ведь специально для этого сюда и пришел!
Я вынул из кармана свою метрику и протянул Тенишеву. Тот взял бумагу, выудил из кармана сюртука круглые очки, нацепил их на нос и какое-то время всматривался в текст, беззвучно шевеля губами в процессе чтения. Через полминуты на лице его появилось удивление. Он недоверчиво глянул на меня, перечитал метрику и снова принялся вглядываться в мое лицо. Непонятно: увидел он во мне какие-то родовые признаки или нет, но в какой-то момент бросил бумагу на стол и откинулся в кресле, прикрыв глаза. С минуту так просидел и вновь рывком придвинулся ко мне.
— Как докажешь, что это правда? — припечатал он ладонью лист бумаги к столешнице.
— Никак. Мне вы все равно не поверите. Пошлите своих доверенных людей, пусть проверят и доложат.
— Конечно пошлю. И не приведи Господь, это фальшивка, — князь ухватил метрику за уголок и потряс ей в воздухе, — я тебя из-под земли найду и собственноручно на ленточки порежу!
— Я прятаться не собираюсь, — начал было я, но тут Тенишев схватился за сердце и начал оседать в кресле.
Я кинулся к шнурку и принялся его дергать. На мой трезвон распахнулась дверь и появился давешний слуга.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил он.
— Князю плохо!
Но тот уже и сам увидел неладное и, крикнув что-то в раскрытую дверь, поспешил к хозяину. Я же под шумок прибрал метрику в карман.
