Андрей Посняков - Невеста из ниоткуда
– В гостях, – зачем-то соврала Женька. – А вы…
Не успела спросить – из дверей уже нетерпеливо махали, давай-ко, мол, поскорей. Следом за чернобородым красавцем четверо парней, приседая, тащили огромный сундук. Интересно, что в нем такое? Подарки? А-а-а, верно, это свечки, а мужик – ладожанин Рогвольд, его там Кабаниха-то и дожидается, подарков богатых алчет.
Вернувшись к себе в горницу, Женька отпустила – а скорей, прогнала! – слуг и, усевшись на лавке у окна, принялась смотреть вниз, во двор. Так, от нечего делать.
– Может, тебе, госпожа моя, орешков каленых принесть? – заглянула в покои Здрава.
Невестушка махнула рукой:
– А и принеси, тетушка.
Каленые-то орешки, да в безделье – самое то! Как семечки пощелкать.
– Вот, госпожа!
Почти тотчас же прибежала с поклоном малолетняя девочка, притаранив две плетеных из лыка корзиночки, маленькие, в каких обычно продают белые грибы у метро разного рода выжиги.
– Тут от, в скорлупе орешки, а здеся – колотые. Какие, госпожа, похощешь?
– Обои давай. Откуда орехи-то, чай, не осень?
– Так грецкие же! С Царьграда, с землицы ромейской.
Усевшись у окошка с орехами, Летякина смотрела на двор, на реку, за ворота.
– Любуешься? – усмехнулся внизу тот самый чернобородый купец, что едва не сбил с ног княжью невесту. Рогвольд Ладожанин.
Девушка улыбнулась:
– Да уж, красиво. А вы уже от княгини?
– От нее, да. Жду, когда слуги пустой сундук принесут – заносил в подарок воску, да меду липового, да свечек. Я – Рогвольд из славного Альдейгьюборга. А тебя как зовут, краса?
– Женька… Евгения.
– Латинское имя! Ты что – латинянка? В распятого Бога веришь?
– А ты не веришь?
– Я верю в своих.
– Вот и я в своих. Слушай! – девушка и сама не заметила, как перешла на «ты», да Рогвольд и не возражал, видно было – девчонка ему нравилась, да Тяка это и сама чувствовала… и нельзя сказать, что чувство сие было так уж и неприятно. Тем более…
Тем более купец-то явно не знал, кто она и зачем здесь! И собирался домой, в Ладогу! Через этих, как их… ну, футболист-то такой был… муж Татьяны Булановой. Радимов, вот. Так, может…
Женька выкинула орехи:
– Ты ведь домой, в Ладогу, а?
– Да, – с улыбкой отозвался купец. – Через радимичей. Там кое-что сторгую.
– А ты не мог бы меня с собой взять? Мне тоже до зарезу в Ладогу надо, – умоляюще промолвила девчонка. – Я заплачу, ты не бойся. Сбежать от своих хочу… к дальним родичам.
– А кто у тебя в Ладоге? – переспросил Рогвольд. – Может, я знаю?
– Может, и знаешь. – Тяка повела плечом. – Урмана, колдунья – тетка моя троюродная.
– Урмана!!! – Торговец едва ль не подпрыгнул. – Ты – из ее рода?!
– Это она – из моего! – веско поправила девушка. – Так довезешь?
– Конечно. – Рогвольд, похоже, был явно обрадован. – И платить ничего не надо. Потом в Ладоге родственницу твою, Урману, кое о чем попрошу, можно?
– Конечно, можно! – Женька радостно улыбнулась. – Я же племянница ее любимая. Меня, если хочешь знать, тетка Урмана во всем слушает.
– Ну, так пошли, – махнул рукой купец. – Посейчас и отчалим. Вон и сундук несут, да.
И в самом деле, парни тащили с княжеского крыльца сундук, тот самый, большой. Правда, на этот раз шли легко, с улыбками.
– Вот сундук пустой, – прокомментировала княжья невеста. – Он предмет простой, он нику-да не денется.
– Да, сундук добрый, в такой много всякого добра влезет. – Рогвольд согласно кивнул и ухмыльнулся. – Так поторопись же, дева, спускайся, чего ждешь-то!
– Да тут родичи мои шляются, – тут же соврала Женька. – От которых я в Ладогу свалить собиралась незаметно.
– Хм, – купец хмыкнул. – И как это ты незаметно выбраться отсюда хочешь? Народу-то – эвон!
– Да я… – Женька задумалась. – Ты б посмотрел, на крыльце-то есть кто? Мне ведь отсюда не видно. Ну, загляни за угол.
– Стражники там стоят, чего заглядывать-то? – удивился Рогвольд. – Я их, когда ко княгине великой шел, видал.
– Это плохо. Родичам моим доложить могут.
Девушка задумчиво посмотрела вниз, на глазок прикидывая высоту – метров семь-восемь будет, а то и побольше. При неудачном прыжке – ноги переломать запросто.
– Послушай-ка, – вдруг спохватился торговец. – Ты, случайно, весянскую княжну не видала? Святослава-конунга невесту. Любопытно было бы посмотреть, говорят – зла, тоща и надменна!
– Сам ты надменный! Ой… Княжну-то? Видала, видала, – разозлившаяся было Женька тут же опомнилась. – Так, мельком, не подруги мы. Тощая, как палка, идет – на ветру шатается. И страшная – ужас! Глаза черные, нос крючком, ногтищи такие – Фредди Крюгер отдыхает! А ты что про нее спросил-то?
– Да так, – ладожанин развел руками. – Любопытно.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!
– Что-что?
– Да ничего, это я так, о своем, о девичьем.
Женька кусала губы, лихорадочно соображая, как выбраться со двора незаметно. Сундук – это понятно, да… Вот еще бы – из хоромины этой гребаной выбраться!
– Рогвольд, а у тебя веревки, случайно, не отыщется? Или у слуг твоих?
– Веревки? Ну, ежели нужна – пошлю слугу, сбегает. Длинную нести?
– Да такую, чтоб из горницы выбраться, слезть.
Купец недоверчиво прищурился:
– Ты?! По веревке? А сможешь?
– Ты принеси сперва.
– Курко! – обернулся к слуге Рогвольд. – Все слышал? Метнись, да поживее.
Пока один из парней – Курко – бегал за веревкой, ладожский купец и княжеская невеста коротали время в неспешной светской беседе, обсуждая виды на урожай и полный беспредел каких-то упертых вятичей. Говорил в основном торговец, Женька лишь только поддакивала, хорошо такую породу людей зная – балаболить могут долго и нудно, большей частью о том, что собеседнику напрочь неинтересно, а если кого и слушают, так одного себя любимого. Вот и Рогвольд этот, похоже, был из таких – так и славно!
– Вот! – запыхавшийся слуга притащил две веревки, показал девчонке. – Какая нужна-то?
Летякина махнула рукой:
– Давай обе. Только вот как их забросить-то?
– А вот об этом не беспокойся! – хвастливо приосанился ладожанин. – От оконца отойди, ага.
Забросил ведь! Со второй попытки, но забросил, обе свернутые веревки разом.
Тяка обрадовалась:
– Ну, теперь ждите.
Хорошие оказались веревки, пеньковые. Разрезав тоненькую пополам нашедшимся в сундуке ножиком – кстати, очень острым, хотя, похоже, обеденным, для мяса, – Женька быстро связала туристское «стремя», прикрепив получившиеся куски к главной веревке, той, что потолще. Привязала основную веревку к лавке, а затем уже и делать нечего было – поставила ногу, сделала себе ступеньку – стремя, – подтянула – да как по лестнице – вниз. К чему руки жечь да одежду портить?
Спрыгнув, девчонка не удержалась, показала торговцу язык:
– Ну что? Спустилась?
– Ловко! – разглядывая узлы, искренне оценил тот. – Это так и забираться можно?
– Да легко! Вот тут вот подтягиваешь, ногу переносишь – просто все!
– И впрямь – нетрудно. Ладно, полезай в сундук.
Увы, по глупой случайности столь славная задуманная Женькой затея не принесла плодов. Сундук оказался внутри настолько пахучим, что беглянка не выдержала, расчихалась, да так, что услыхали проходившие мимо воины. Остановили купчину, попросили вежливо сундучок открыть:
– Что там у тебя, брат, раб, что ли? Ого!!! Рабыня!!!
– Сам ты рабыня, рыжий! – выбравшись из сундука, заругалась Женька.
Злилась не столько на этого золотушно-рыжего парня в кольчуге, но с непокрытой головой, сколько на себя, невезучую. И решительную – слишком. Опять кинулась в омут с головой… как всегда, блин.
– Зря ты кричишь, невольница!
– Бабушка твоя невольница! Глаза-то протри, чучело огородное, да на платье мое взгляни!
– Платье богатое, да. А может, ты его украла?
– Я что, на воровку похожа?
Сделав удивленные глаза, ладожанин развел руками – мол, я не я и лошадь не моя, кто знает, как эта девчонка в сундуке оказалась?
– Стоял себе спокойно в сенях. Потом парни мои сундук взяли да понесли.
– Ой, Рогвольд… Она сама-то что говорить будет?
Рядом с рыжим стояли еще трое молодых воинов, тоже в кольчугах, один – со светлой бородкою, а двое других вообще еще – безусых. У каждого имелся лук и колчан со стрелами – круглый такой, как тубус.
– Ой, какой колчанчик, – Женька протянула к тубусу руку, потрогала оперенье стрел.
Рыжий попятился:
– Не трогай тут!
– Вот-вот, – неожиданно рассмеялся бородатый – повыше других и в плечах пошире. – Ты, Рулаф, смотри, кабы она стрелы твои не украла, как платье сие. Ты что в сундуке-то делала, дева?
– Молилась, блин! – съязвила Тяка.
– А-а-а, – бородач на полном серьезе покивал. – Творила моление на блины. Вот, парни! Сколько раз я вам говорил, что древляне-то до сих пор по-звериному не токмо живут, но и богам своим молятся!
