Диана Удовиченко - Знак Потрошителя
– Нет, не знаю, друг. – И, внезапно расщедрившись, плеснул в кружки еще по порции джина. – Выпей вот. Платить не надо.
– Да она каждый вечер на углу Бакс-роу стояла, – вмешался один из пьяных. – Всегда с Горбатой Элис рядом толклась. И в «Сковороду» они вместе часто захаживали.
– Спасибо, друг, – приложил руку к сердцу Дан. – Поищу горбунью.
– А чего ее искать? – ухмыльнулся пьяный. – Сама придет, как стемнеет. И не спутаешь ни с кем. Второго такого страшилища в Ист-Энде нет.
– Зато дело знает хорошо, – похотливо захихикал второй пьянчужка.
Дан с Настей до темноты просидели в трактире, а когда на улицы опустились сырые сумерки, отправились искать Горбатую Элис. Как и говорил завсегдатай трактира, девица обнаружилась на углу Бакс-роу: стояла под фонарем и хватала за рукава проходящих мужчин. Строго говоря, ее нельзя было назвать горбуньей – скорее, она была низкорослой и слишком сутулой. Но нелепая, абсолютно непропорциональная фигура – одно плечо выше другого и кривая короткая шея, из-за которой некрасивое, какое-то птичье, лицо выдавалось вперед, – создавали впечатление физического уродства. Рядом с Элис прохаживалась высокая рыжеволосая толстуха.
– Доброго вечера, девушки, – подходя, поздоровался Дан.
Элис бросила на него подозрительный взгляд крошечных птичьих глазок, подслеповато сощурившись, пропищала:
– А тебе зачем? Ты вон со своей… – И с извечной злобой непривлекательной женщины кивнула на Настю.
«Курица, – подумал Дан. – Вылитая курица».
– Да я не за тем. – Он помялся словно в нерешительности, потом спросил: – Смуглянку Энни знаете, девушки? Сестрица моя…
Горбатая Элис пренебрежительно искривила длинный безгубый рот:
– Да ходила тут такая. И что же?
– Поговорить про нее хотел…
– Некогда мне с тобой разговаривать, – фыркнула Элис, надвигая украшенную полуувядшей розочкой шляпку на слишком выпуклый, как у дауна, лоб. – Мне деньги надо зарабатывать.
– Погоди, – толстуха оказалась милосерднее, – брат все-таки…
– Нет денег – нет разговора. – Элис сморщила кривой, похожий на куриный клюв, нос и, переваливаясь на коротких ножонках, побежала за очередным прохожим.
– Злая она у вас, – пожаловался Дан.
– Некрасивая, вот и злая, – мирно ответила рыжеволосая толстуха. – На нее только пьяные, старики да уроды смотрят – те, кому выбирать не приходится. И Смуглянку она недолюбливала, та нарасхват шла. Только зарезали ее, Потрошителю попалась. Не повезло бедняжке. Уж извини, как есть, так и говорю.
– Знаю, – пригорюнился Дан. – В «Сковороде» сказали.
– Так чего тогда спрашиваешь? – насторожилась толстуха.
– Да узнать хотел, не осталось ли после нее каких вещей. Забрал бы. Сын у нее растет.
– Да какие у нее там вещи, – отмахнулась толстуха. – Она все пенни, что зарабатывала, только на ночлег да на врача тратила. Больная была. Чахотка…
При упоминании врача Дан насторожился.
– Кто ж ее такую пользовал? – как можно небрежнее спросил он. – Видно, дешевый врач.
– Может, и не врач, – вздохнула толстуха. – Может, врет. Не больно его лечение Энни помогало. Разве хороший доктор нашу сестру примет? Майкл Острог, здесь где-то недалеко живет. Приезжий он. Не знаю уж откуда. А теперь пойду я. На ужин еще заработать надо…
Она развернулась и зашагала туда, где хихикала Горбатая Элис, старательно соблазняя двух пожилых возчиков.
– Так где он живет, не подскажешь? – крикнул ей в спину Дан.
Толстуха, не оборачиваясь, пожала плечами:
– Не знаю. Рядом где-то. Частенько в «Сковороде» бывает. Черноволосый такой, высокий.
– Пошли обратно, – скомандовал Дан. – И сделай лицо пожалостливее, как будто у тебя что-то болит.
Настя старательно скорчила плаксивую физиономию, согнулась, прижимая руку к животу:
– Так?
– Пойдет.
Вернувшись в трактир, который к тому времени уже наполнился посетителями, Дан подошел к стойке, выждал, когда хозяин окажется поближе, и сказал:
– Добрый человек, не подскажешь ли: может, есть у вас тут какой лекарь поблизости? Сюзи, жену мою, прихватило. Никогда такого не было. Слезами заливается, идти не может. Живот у нее скрутило. Вон, зеленая вся.
Бросив взгляд на Настю, которая добросовестно изображала то ли приступ аппендицита, то ли желудочные колики, трактирщик протянул:
– Да есть тут один, Майкл, кажется. Он и девок уличных лечит. Только сегодня его в «Сковороде» не видно. Ты подожди, может, еще появится.
– Ой, сил нет! – взвыла Настя и для убедительности пустила слезу.
– Не подскажешь, может, знаешь, где он живет или где народ пользует? – засуетился Дан. – Мы б уж туда лучше, чем ждать.
– Недалеко, здесь, за углом. Свернешь – и прямо, третий дом. Постучи в дверь, хозяйка откроет и проводит.
– Ох, спасибо тебе, спасибо! – Дан подхватил под руку Настю и потащил к выходу.
Настя
В доме по Корк-стрит было холодно и пахло сыростью. Мрачная пожилая квартирная хозяйка провела посетителей по длинному темному коридору, остановилась перед последней дверью, трижды стукнула кулаком. Вскоре дверь распахнулась, на пороге стоял рослый, темноволосый мужчина средних лет. Он добродушно улыбнулся:
– На прием? Входите.
Дан ввел согнутую пополам Настю, испуганно проговорил:
– Вот, доктор. Приехали с Сюзи из деревни, в гости к сестрице. А тут беда такая…
– Ложитесь на кушетку, – распорядился Острог. – Не бойтесь… – Он потер руки, чтобы согреть, присел рядом с Настей. – Сейчас я ощупаю живот. Это нужно, чтобы определить, чем вы больны. Понимаете? Не волнуйтесь…
Пока он с профессиональной равнодушной приветливостью уговаривал женщину, Дан осторожно осматривался по сторонам. В глаза сразу бросились плакаты на стенах. Вроде бы ничего особенного: рисунки, на которых изображен человек без кожи, с подписями на латыни – нечто подобное встречалось в школьных учебниках по анатомии. Но что-то в них показалось Дану непривычным. Он вгляделся – все тела без сомнения принадлежали только женщинам. И в этих рисунках не было обезличенности, из-за которой они воспринимались бы как анатомические пособия. Казалось, женщины, с которых снята кожа, живые и сейчас закричат от боли.
– Здесь больно? Здесь? – Майкл уверенно пальпировал живот Насти.
Левой рукой.
Это не улика, одернул себя Дан. Космински тоже левша, а оказался обычным психом.
Рядом с плакатами находилась узкая дверь – скорее всего, в кладовую. Сейчас она была приоткрыта.
– Ох, доктор, тут вот болит, мочи нет! – воскликнула Настя.
– Сюзи, бедная ты моя! Доктор, да что с ней такое? – Дан кинулся к девушке.
Острог предупреждающе поднял ладонь:
– Отойдите, мистер…
– Джонсы мы.
– Мистер Джонс, отойдите, пожалуйста, не мешайте осмотру. Не стоит так волноваться. Полагаю, у вашей супруги обычное несварение. Возможно, съела что-то несвежее.
Дан, пробормотав извинение, отступил на несколько шагов и остановился напротив приоткрытой двери. Подождал, пока Острог снова займется Настей. Врач, потеряв к Дану интерес, внимательно разглядывал язык пациентки.
Дан заглянул в кладовую. Скорее, это был даже стенной шкаф – ниша с несколькими полками. Здесь, как и в лаборатории Уотсона, стояли колбы, пробирки, бутыли с какими-то химическими реактивами, заспиртованными частями тела и уродцами – видимо, каждый викторианский доктор считал святой обязанностью собрать собственный паноптикум. Внимание Дана привлекла бутылочка темного стекла с этикеткой, на которой было написано «Имбирный лимонад».
«Я захватил с собой чернила в бутылочке из-под имбирного лимонада», – вспомнилась фраза из письма Джека Потрошителя.
– Вот, голубушка, выпей сейчас, а потом еще перед едой – Острог закончил осмотр и вручил Насте склянку с микстурой. – Если боли до завтра не отпустят, приходи снова.
Девушка встала с кушетки, Дан вручил доктору несколько медяков, горячо поблагодарил, и оба откланялись.
– Уфф, Данилка, ну ты меня и подставил, – прошипела Настя, когда они оказались на улице. – Чуть с ума не сошла, когда этот псих стал меня лапать. Глаза у него дикие. А ты обратил внимание…
– Да, он левша. Еще у него в кладовке бутылка из-под имбирного лимонада. Помнишь письмо Потрошителя? Пойдем в ближайший дивизион.
– Слава богу, хоть сам на этот раз арестовывать не взялся, – пробурчала девушка.
В дивизионе Дан написал донесение для Скотленд-Ярда.
– А теперь поехали домой, – сказал он. – Имеется у меня одна мысль…
Сенкевич
Используя память Уотсона, он долго составлял списки практикующих врачей Лондона, потом махнул рукой. Это было бесконечное и, похоже, бесперспективное занятие. Как можно по списку сообразить, кто из этих людей склонен к убийству? Не зная, чем заняться, он принялся разбирать груду бумаг в столе доктора.
