Санька-умник 3 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

Ближе к полудню за нами прилетели.

В самолет были погружены трупы и остатки бабочковой настойки. Про нас тоже не забыли.

Откуда меня забрали, туда и вернули…

Жизнь на аэродроме кипели и бурлила. До моего отлета отсюда тут тоже не тишь и гладь была, а сейчас, как Санькина бабушка говорила — «через голову все метались».

Что-то в последнее время я покойницу чуть ли не каждый день вспоминаю. К чему бы это?

Про то, что наш самолет сбили, на аэродроме знали. Несколько знакомых летчиков, с которыми я по прилету почти сразу пересекся, имели немного виноватый вид.

А как! Это же они, ну, не конкретно кто-то именно из них, вражину в воздушное пространство Китая пропустили, а он наш самолетик и приземлил.

— Как ты? — спрашивали и кивали на мою руку на перевязи. Сейчас она была по всем правилам врачебной науки загипсована и меня совершенно не беспокоила.

— Не дождетесь! — отвечал я, чем вызывал улыбки до ушей. Эта бородатая домашняя хохмочка тут являлась свеженькой. Сначала, в первый раз, её не совсем поняли, но я её суть объяснил. Мне это не трудно.

— Вы как? — в свою очередь интересовался я.

— Работаем…

Далее следовал рассказ, кто сколько сбил.

Цифры двузначностью не отличались, но вот капитан Науменко, которого я в первый же день на аэродроме встретил, пяток американцев уже завалил.

— К Герою представили… — как бы ненароком обронил он.

— Поздравляю! — порадовался я за своего знакомого.

Молодец мужик! Валил-то на землю он не американские поршневые самолеты, конечно, и те не игрушечные, а «Сейбры». Эти реактивные истребители сейчас, по словам наших летчиков, единственные серьезные противники советского МиГ-15.

— Спасибо.

Видно было, что Науменко сейчас из-за своего представления к Герою, находился в весьма приподнятом настроении.

Если несколько дней назад, я по территории аэродрома чуть ли не под конвоем ходил и положение моё было взвешенно-неопределенным, то сейчас, на удивление, всё поменялось.

Видно, откуда-то сверху появление майора со товарищи по мою душу прояснили кому положено, а затем эта информация и вниз протекла. Чуть-чуть, но и этого оказалось достаточно.

Поглядывали на меня теперь всё больше с интересом, а как-то и своим обострившимся из-за бабочковой настойки слухом я уловил, что, я — вот тот мужик, которого хотели выкрасть. За что — неизвестно, но — хотели…

Во! Похоже, жизнь-то налаживается!

Через неделю, почти уже перед самыми новогодними праздниками я был в Томске. Перелет на этот раз прошел без приключений. Посадки для дозаправки были не в счёт.

В Томске из самолета меня долго не выпускали. Майор, уже новый, который заменил прежнего, куда-то бегал, возвращался сердитый.

— Чего сидим? Кого ждем? — позволил я себе вопрос.

— Кого надо, — прозвучало совсем неласково в ответ.

Оказалось, ждали машину, которая должна была доставить меня прямо к академику Вершинину.

По городу мы катили… неспешно. Вообще, всё вокруг было пропитано каким-то покоем и умиротворением.

Мне даже стало чуток неуютно. Кстати, это — объяснимо.

Стоп! Да тут просто-напросто войны нет! Люди живут обычной жизнью, это я переместился сюда прямо с неё… Прямо, как с Луны прилетел!

Как-то ещё в студенчестве, я ехал на поезде с парнем, который домой из Афгана добирался. Тот, как я сейчас, тоже всё время по сторонам несколько очумело поглядывал.

— Слушай, три дня ещё назад за речкой воевал, а теперь — здесь… Даже не верится…

Теперь я понимаю его. Не как тогда, много лет назад.

Снег… Здесь, тоже, как не так давно в Китае, с неба валило, но падающие на землю хлопья были какие-то добрые, не кололи лицо, холодный воздух на аэродроме Томска не перехватывал горло. Хотя, тут температура воздуха была гораздо ниже.

Новогодний снег… Как в мультфильме про пластилиновую ворону…

Да, да! Прожив здесь уже много лет, я до сих пор по старой памяти сравнивал реальность с жизнью на экране! Люди же тут — наоборот, после просмотра художественного фильма говорили — как в жизни.

Такие мы разные… Тут экран смартфона, компьютера или планшета реальность советским людям ещё не заменил, живут они правильно, а не по уши в виртуале.

Может я, лепидоптеролог, в силу своей безграмотности за пределами профессии, что-то и не совсем правильно формулирую, но по сути — верно.

— Выходите. Приехали. — выдернул меня из мыслей голос майора.

Приехали? Вот и хорошо…

Глава 25

Глава 25 У академика

Приехали?

Я ожидал увидеть один из корпусов Томского государственного университета, в котором преподавал академик Вершинин.

Раньше в Томске я не был, соответственно — даже и не представлял, в каких зданиях размещается университет. Но, на каждом из них соответствующая вывеска же должна иметься?

Здесь, на здании, во дворе которого остановилась наша машина, никаких вывесок не было. По всему виду, это был жилой дом. Так называемая «сталинка».

Двор был совершенно пуст — ни одной припаркованной машины. Не доросло ещё до них благосостояние советских граждан.

— Николай Васильевич прихварывает, дома работает, — пояснил мне наше появление именно тут мой сопровождающий.

Да, советские академики — они такие. Болеют, но — работают…

Думаете, дома у меня по-другому было? Точно так же. Ну, это если академик настоящий. Для него и праздников, и выходных нет. Работа, работа и ещё раз работа. Полночь, а он за столом в своем кабинете или в лаборатории…

— Нам сюда. — указал мне на один из подъездом майор.

Мы поднялись на третий этаж.

— Звоните.

Мой сопровождающий почему-то не соизволил сам это сделать, а переложил на меня. Может у него фобия такая? Ну, боится он в дверные звонки звонить?

Я нажал на черную кнопочку.

Не спрашивая кто там, нам открыли. Причем, сделал это сам Николай Васильевич.

— Вот… приболел… Проходите.

В квартире академика царили минимализм и чистота. Верна русская пословица о том, что трудом праведным не наживёшь палат каменных. Палаты-то, предоставленные государством учёному, имелись, но в них было откровенно пустовато за исключением книг.

Николай Васильевич осторожно, как на раскаленную сковородку, опустился в кресло.

— Как я понимаю, капитан Котов? — академик посмотрел на меня. Глаза, и правда, как говорят, были у него «больные».

— Так точно, Николай Васильевич, — совместил я в четырёх словах армейское и гражданское.

— Знаком, знаком я с вашими изысканиями. — Вершинин похлопал ладонью по лежавшей на столе пачке фотографий. Затем, перевернул их и взял в руку оказавшуюся верхней.

— Всё, как здесь написано? — Николай Васильевич протянул мне фото.

О! Да это же снимки моего сгоревшего в самолете лабораторного журнала! А я его по памяти на аэродроме восстанавливал!

Это надо же! Мои бумаги, оказывается, ещё и в моё отсутствие перефотографировали!!!

Вот это внимание к моей персоне!

Сказать, что я был удивлен, это значит — ничего не сказать.

Ну, дела…

— Да, всё так, Николай Васильевич.

Во рту у меня пересохло, так я что-то разволновался.

— Сами-то понимаете, что сделали? — улыбнулся Вершинин. — Я всегда говорил о безграничном богатстве матушки-природы, а они мне — химия, химия…

Академик сейчас заочно продолжил с кем-то старый спор, а я, сидящий напротив его, был одним из его аргументов.

— Представляю. — закивал я.

— Ой, ли… — опять улыбнулся Вершинин. — Если так, то хорошо… молодой человек.

— Препарат для исследования доставили?

Последний вопрос был задан уже майору.

— Да, Николай Васильевич.

На столе академика тут же оказались два пузырька с бабочковой настойкой.

— И всё? — Вершинин потеребил свою ухоженную бородку.

— Нет. Ещё имеется почти три литра.

Я ничего не сказал, но, это — благодаря мне. Сам не помня, я одну-то коробку с настойкой из самолета вытащил.