Павел Клюкин - Гибель химеры (Тайная история Погорынья)
— Здорово придумал. Как будто мы невесту с Академии берем. Тогда на второй день гулять туда и поедем. Вот почти все как по обычаю положено и будет. Давай, Гераська, беги за Софьей. Сейчас Михайла письмо напишет, и поедем.
В воскресный день небольшая церковь в Ратном была забита до отказа, так что яблоку было негде упасть. Многие из тех, кому не хватило места, стояли на дворе, прислушиваясь к звукам, доносящимся изнутри, и терпеливо дожидаясь конца церемонии. Мишка, памятуя о своих ранах тоже остался на улице, хотя ему и хотелось посмотреть на молодых в церкви. Но… как вспомнится запах лекарственных повязок, и угроза Настены закутать его в них еще на полмесяца и сразу любопытство пропадало.
А почти все население Ратного собралось посмотреть на эту нечаянную свадьбу беглецов из журавлевских владений. К праздничному торжеству была причастна половина Ратного и поэтому гуляниям предстояло быть не на один день.
Да гульба, собственно, уже и началась с того момента, когда Бурей, Фаддей Чума и Сучок, взявшись за руки, перегородили дорогу свадебному поезду. И ни за что не соглашались пропускать молодых к церкви без выкупа. От всего, что ни предлагал Арсений, «святая троица» дружно отказывалась. Положение спас Аристарх, подошедший от церкви разузнать, в чем причина задержки. Он распорядился выкатить из подвала заветный бочонок и вынести пару ковшей. Донельзя довольные «вымогатели» тут же пристроились на лавочке, потеряв к свадьбе всякий интерес. Правда, при этом они не отказывали никому, наливая всем, кто подходил к ним выпить за счастье молодых.
А свадебный поезд тем временем проследовал к церкви, где сам воевода Корней с иконой благословил молодых, которых девки осыпали хмелем. Меж тем Арсений щедро оделял ребятишек, сбежавшихся полюбоваться на свадьбу, специально испеченными Плавой фигурными медовыми пряниками.
Все это Михайла вспоминал стоя невдалеке от входа в церковь, из которой тем временем донеслись последние слова священника, в которых тот выразил глубокую благодарность архистратигу Небесных Сил архангелу Михаилу за помощь в избавлении молодых супругов из пут языческих.
На воеводском подворье где были расставлены свадебные столы, отец Михаил благословил трапезу и отпив немного вина из поднесенного кубка (для него специально припасли освященное монастырское вино) попросил молодых не зазрить, что из-за нездоровья не может побыть подольше на их празднике. Затем он попросил Мишку проводить его до дома. Уже отходя от ворот, они услышали мелодию, что играли музыканты Артемия и звонкие девичьи голоса:
Разлила-ась, разлеле-еялась,
По лугам вода вешняя,
По болотам осенняя,
Унесло, улелеяло
Со двора три кораблика:
Уж как первый корабль плывет —
С сундуками кованными,
А второй-то корабль плывет —
С одеялы собольими,
А уж как третий корабль плывет
Со душой красной девицей…
— Давно хотел просить тебя, сыне мой, рассказать о вашем походе на земли языческие, — начал отец Михаил, присаживаясь на постель и в изнеможении откидываясь на подушки. На лбу у него выступила испарина, а по лицу пошел лихорадочный румянец — сразу стало видно, как нелегко болящему священнику далась сегодняшняя служба. — И о встреченных вами жителях, что в тайне и с опасностью для жизни блюдут там веру в Господа.
— Да я мало что об этом рассказать могу, это больше у Герасима надо спрашивать и жены его, они же там жили.
— Ничего, рассказывай что знаешь. Я потом с ними еще поговорю, какие-нибудь подробности выведаю, но они, в основном, о своих селениях рассказать смогут. А ты ведь почти по всей земле прошел отроками командуя. Да и от деда своего не мог в походе не поднабраться опыта и сведений полезных.
Слушая рассказ Мишки, священник полуприкрыл глаза и, казалось, даже задремал. Но нет, отдельные вопросы и замечания, которые он бросал своим тихим голосом, ясно дали понять бояричу, что слушают его со всем вниманием и сосредоточенностью.
— Жалко не довелось вам поговорить с отцом Моисеем. Вот уж кто подвиг творит, с опасностью для жизни неся свет истинной веры в души заблудшие, — заметил он, услышав о тайных собраниях тамошних христиан. — Обещай мне, Миша, что коль будет у вас такая возможность оказать ему потребную помощь.
— Клянусь, отче.
— Да, порадовал, ты меня своим рассказом, порадовал. А еще радуюсь я, видя, как приобщаются твои отроки через письменное ученье к свету веры Христовой. Вот только скажи ты мне, когда ты с отроками по вечерам беседы познавательные ведешь, откуда ты свои берешь рассказы?
— Что-то от тебя запомнил, о многом дед рассказывал, в Турове у дядьки Никифора кое-что прочитал.
— А от Нинеи ничего не перенимал? Что краснеешь? Ты же похаживаешь к ней или неправда сие?
— Она ведь владелица тех земель, где Академия архистратига Михаила стоит, как же я могу не приходить к ней, если она зовет. Но ничего против веры Христовой я от нее не слышал, отче.
— Силен и лукав Враг Господа нашего, часто всякими окольными путями он действует.
— И потом, отче, я же отрокам о древних временах, когда Господь наш Иисус Христос еще не рожден был, рассказываю, когда все люди еще язычниками были, как же тогда быть?
— Сей вопрос, Михаиле, давно многих отцов Церкви нашей занимал. И соборно признано было, что те знания, которые к пользе Господа нашего, хоть бы и язычниками добыты были, надо всячески постигать и развивать. НО. Берегись при этом соблазнов дьявольских, коими смущать может сей Враг души людские, искажая дарованные Богом знания и сея сомнения в неокрепшие души.
— А как разобраться-то мне, отче?
— Ты ведь знаешь, что я постигал науки в Царьграде? — говоря это, отец Михаил встал и подошел к полке с книгами. — Тоже в Академии при храме святой Софии. Там все книги отмечены благодатью божией и благословеньем патриарха.
— Вот, держи, — с этими словами он выбрал одну за другой три книги и передал их Михайле. — В свое время я суетное земное богатство променял на нетленные сокровища знания и служения Господу. И ни разу не пожалел об этом. Надеюсь, и тебе сии книги помогут в богоугодном деле приобщения отроков к знаниям.
— Топограф христиански мастера Космы, прозвищем Индикоплов, — прочитал Мишка.
— Когда отрокам в вечерних беседах о дальних странах сказывать будешь, вот из этой книги знания и черпай. Козьма спервоначала купцом был, вроде твоего дядьки Никифора, много разных дальних стран объездил, а затем, когда святым иноком стал, написал сей труд с описанием всех диковин стран этих.
Второй книгой был тяжелый увесистый том в коричневом переплете.
«Στοιχεῖα»[3]
«????????????????????????»
«?????????????????????????????????'????????????????????»
— Греческий? — в смятении произнес Михайла, — А что же я пойму-то?
— Значит, настало время для тебя греческую молвь учить. И не перечь мне. Святое писание и труды величайших отцов церкви святой на сем наречии написаны. Книги величайших мудрецов древности також. Нельзя тебе в невежестве сем коснеть. Приходи, как сможешь ко мне, я тебя в меру сил своих наставлять буду. И эти две книги об исчислении помогу понять.
— Отче, но ведь я как отлежусь, вынужден буду из Ратного уехать, как заниматься тогда?
— А что у тебя в Академии отрок есть, греческою молвью владеющий, знаешь ли?
— Нет, откуда?
— Ну вот, видишь, и тебе тоже о своих отроках надо еще многое узнать. Сей отрок, имени только вот не вспомню никак, уже с отцом ездил в торговые поездки. Отец у него с Корсунем торгует, вот и разговаривает по-гречески, а сын от него научился, хоть и не совсем еще. Даже немного читать, как он мне сам сказывал, может. Вот его тогда будешь присылать ко мне, а от него и сам понемногу учиться будешь.
— Отче, — в дверях показалась могучая фигура Алены, — ты совсем себя загнал, смотри какой бледный весь. Целый день на ногах, а хоть бы маковую росинку… И ты, Михайла, хорош — сам небось к свадебному столу сейчас пойдешь, а святому отцу что сил подкреплять не нужно? Смотри, у меня! Был бы ты здоров, давно бы уже сама взашей прогнала! Но с больным рукоприкладствовать грех. Придется тогда Корнею и Настене пожаловаться!
— Ухожу, ухожу, — Мишка, взяв книги, встал и низко поклонился священнику. — Спасибо, отче, за твою заботу о нас и за труды твои!
— Благослови и тебя Господь, Миша!
Интерлюдия 3. Вторая половина августа. Кшнияй — верховья реки Щары.— Здрав будь, Ольгимунт! Сколько ж мы не виделись с тобой, кунигас? Никак третий год пошел?
— И тебе здоровья и удачи, Тороп, — хозяин, вышедший навстречу гостям обнял шедшего впереди и затем повернулся к остальным, выискивая глазами знакомых. — Пошли в терем, негоже гостей на дворе держать. Зови людей своих. Столы накрыты уже. С кем ты в этот раз? Здрав будь, Снорри! Я тебя уж лет восемь как не видал, думал ты совсем на берегу корни пустить решил — в походы больше ничем не заманишь, хотя твои висы мне каждый раз исправно пересказывали. О, и Руальд, здесь. Жалко, брат мой Маргер, побратим твой, сейчас в отъезде. Вот бы порадовался встрече.
