Юрий Иванович - Война с кентаврами
– Да что ж ты за пиявка такая?! Все выкрутиться пытаешься и солгать! – В сердцах Дмитрий даже на ноги вскочил. – А отца ты мне когда вернешь?!
Вся мимика Гегемона показала, что он ошарашен. Как говорится, «завис». Да и связность речи утратилась:
– А-а-а…. э-э-э… а кто твой отец?
Теперь уже растерялся его собеседник:
– Кто, кто… Мой отец! И только не надо тут из себя строить наивного недоумка!
– Мм?.. Но твоя мать вроде утверждала, что ее муж погиб! Практически у нее на глазах. И было это лет восемь назад. С чего ты взял, что он жив и его местонахождение мне известно?
«Что-то здесь не так! – подумал Дмитрий. – Зов крови мне дал понять ясно и давно, что моя мать жива. И узнал я об этом еще до подтверждения данного факта Крафой. А значит, и мое восприятие отца – вполне верное и явственное. Если мое новое умение не ошибается в определении иных моих родственников по крови, то и в остальных случаях ошибки быть не должно. Или все-таки бывает? В любом случае надо вначале поговорить с Александрой, потом с матерью…»
Представив себе этот момент, он чуть не поперхнулся резким вдохом. Настолько нереальной, но в то же время желанной ему показалась предстоящая встреча. В ее преддверии даже нападать на узурпатора и похитителя людей расхотелось. Хотя некоторые моменты следовало уточнить немедленно. Если эта пиявка, конечно, не соврет!..
– Есть у меня такие сведения, есть, – начал он. – Но давай уточним: ведь моя мать попала в твой мир или в одну из твоих ловушек вместе с моим отцом?
Крафа в недоумении пожал плечами, а потом решительно выдохнул:
– Давай разбираться! В моей практике подобных ошибок уже давно не случалось, но мало ли что… Вдруг нечто и перепуталось, из того, что я помню. Начнем с имени: твоя мать Анастасия Ивановна Светозарова. По ее словам, уроженка города со странным названием Комсомольск-на-Амуре. Так? Отлично! Она еще, помимо тебя, упоминала о потерянной младшей дочери Елене. Ага! И такая есть. Значит, с ней все сходится. Ну а мужа, который погиб (я-то справки не наводил, информация из иных уст), звали Вальтер Гирник. Как по отчеству – не ведаю, но в том мире он имел титул барона…
Дмитрий выдохнул с некоторым облегчением: в случае чьей-то гибели речь совсем не шла о его отце. Правда, напрягало расхождение в общей картине. То ли мать скрывала настоящее имя отца, то ли вообще ни разу о нем не заикнулась. Хотя тут же пришла мысль, что родителей раскидало во время первого, совсем неконтролируемого прыжка по разным мирам. И вполне возможно, что матери пришлось вообще находиться в жутко стесненных условиях, в чужой стране, в незнакомой среде и без всяких средств к существованию. А возможно и самое худшее: оказалась в рабстве, как случилось с Еленой.
Так что сразу вот так кричать во всеуслышание: «Нет! Меня обманули, подменили отца!» – не следовало. Лучше сдержаться и ответить как-то нейтрально:
– Даже не знаю… Отец вообще-то обожал менять имена… – И Дмитрий постарался вернуть разговор в первоначальное русло: – Ну а что сейчас с матерью? И откуда ты вообще о ней узнал?
И уже в который раз за время разговора Гегемон показался несколько растерянным и смятенным:
– Да как тебе сказать?.. Тут все так запутанно получается… – Он, на что-то решившись, вдруг полез во внутренний карман своего пыльного, измазанного охотничьего френча. Достал некий предмет, похожий на квадратную батарейку, и, что-то на нем понажимав, воскликнул: – О! Вот и она! Если узнаешь, последние наши сомнения развеяны!
Повернув устройство к Дмитрию, он открыл взгляду своего собеседника зависшую в пространстве картинку. А вернее, пространственную фотографию, на которой была запечатлена женщина с огромным букетом белых роз.
И Дмитрий, забыв дышать, уставился на такие родные, узнаваемые на любом расстоянии черты матери. Она выглядела очень молодо, около тридцати пяти, всего лишь чуточку старше, чем на памятной фотографии двадцатилетней давности. Молодая. Очаровательная. И дивно прекрасная.
Минут пять висела полная тишина, а потом Трибун деликатно прокашлялся, привлекая к себе внимание, и заговорил:
– Твоя наследственная аура мне сразу показалась знакомой. Но когда мы гостили у Водоформа, у меня почти не было времени сесть и спокойно проанализировать замеченное сходство. Но как только я разместил твою Александру в гостевых покоях, сразу же уточнил, прыгнув куда надо. Вот с тех пор и готовлю сюрприз всему твоему семейству. Саше намекнул, что твоя мать скоро прибудет в гости, а им… в смысле ей, Анастасии, сообщил, что есть возможность познакомиться с молодой женщиной, которая является фактическим членом семейства Светозаровых. Ну и очень мне хочется все устроить красиво и торжественно…
Так и продолжавший стоять граф сделал шаг к рассказчику с таким видом, словно собрался его душить голыми руками. И зашипел:
– Немедленно!.. Рассказывай о матери все!..
Тот лишь головой замотал от раздражения:
– Да мне-то что?! Не хочешь всем устроить праздник – твое дело! Не умеешь сам радоваться сюрпризам и другим не даешь. Вот теперь и слушай! Родственничек!..
От последнего слова, сказанного с невероятным ехидством и подспудным значением, Светозаров даже отпрянул назад на полшага, словно от пощечины. Но тут же сообразил:
– Да это и последнему козлу понятно, что некая родственная кровь в нас всегда отыщется! Ведь ты за сотни лет где только не перебывал, в каких мирах только своим зверством не отметился.
После такого обвинения узурпатор сорока шести миров неожиданно… рассмеялся:
– Нет!.. Ты неисправим! Ха-ха! Надо же так упираться в стереотипы! Ой! Не могу! – Но смеялся недолго. – А ведь мы с тобой теперь и в самом деле родственники. Причем гораздо более близкие, чем можно было бы считать по генеалогическим древам тысячелетней давности. Вот, посмотри!
И зависшее изображение Анастасии Светозаровой сменилось иным, где она в более простом платье держала на руках карапуза месяцев десяти на вид. Потом появилось следующее, тоже с карапузом на вытянутых руках.
Дмитрий пялился на изображение матери и чувствовал, что начинает скатываться в пропасть самого гигантского в своей жизни разочарования. Ему вдруг подумалось, представилось, привиделось самое страшное: что данный ребенок, который явно находится на руках у своей матери, принадлежит…
Хорошо, что Гегемон переключил свой виртуальный проектор на показ следующего изображения. На нем мать, так и держа ребенка на руках, уже сама вольготно расположилась на коленях у незнакомого мужчины. И, судя по тому, как его руки властно, без всякого стеснения прижимали женщину, это и был отец забавного карапуза.
«Ну пусть хоть он! – сразу отлегло от сердца. – Лишь бы не этот!..»
Но «этот» гнусным и мерзким голосом продолжал с хихиканьем:
– Ну вот, сюрприза не получится, и ты уже знаешь, что у тебя есть маленький братик. Он тебе нравится? Понятно… ха-ха! Это всегда так происходит в семьях, когда старший сын вдруг узнает, что он не единственный наследник родительских сокровищ, недвижимости и прочего достояния.
– А-а-а… что?..
– Что между нами родственного? Твой брат является моим внуком. Потому что этот мужчина – мой сын! – Тяжело вздохнув, Крафа совершенно серьезно спросил: – Ну и как тебе такие вот зигзаги пространства?
Не дождавшись ответа, он продолжил показ трехмерных изображений. Через раз комментируя запечатленные события, где мать Дмитрия, улыбающаяся и счастливая, занимала, как правило, центральное место в экспозиции:
– Вот здесь малышу пять месяцев… А здесь – три… А тут Анастасия еще во время беременности, пикник в лесу… Здесь они с Гривином… Гривин Эзенберро – это мой сын, в путешествии… Вот еще более ранний снимок: они же, на смотровой площадке самой великой вершины… Здесь возле самого гигантского водопада… Ну а эти вот: со свадебной церемонии…
Как граф Дин Свирепый Шахматный ни был расстроен и как ни досадовал в душе, но и у него глаза широко открылись, когда он с некоторым трудом узнал мать в немыслимом по роскоши подвенечном платье и умопомрачительной по красоте короне. Стоящий рядом с ней, в не менее ценной короне, Гривин Эзенберро смотрелся скромным почтовым служащим, на которого по ошибке надели мундир какого-то принца. А вот его супруга являла собой средоточие достойного величия, глубинной сексуальной притягательности и горячей обворожительности. Подлинность изображений не вызывала сомнений. Все естественно, без всякой ретуши или фотошопа, все с трепетным и откровенным любованием.
Смена изображений ускорилась, показывая лучше, чем на всяком видео, весь день свадьбы, от начала до конца. Как сказал довольный дед, в памяти виртуального проектора было около трех тысяч фотографий только со свадьбы.
