Юрий Корчевский - Бронепоезд. Сталинская броня против крупповской стали
Полета снаряда они не услышали. Метров за пятьдесят впереди, прямо на путях рвануло: вспышка, грохот, по ним больно ударила щебенка.
– Вася, прыгай!
Сам Сергей спрыгнул с дрезины, благо высота маленькая, и полметра не будет, и покатился под уклон, в кювет. За ним Василий. А пустая дрезина по инерции продолжила свой путь дальше по рельсам.
Ударило еще пять или шесть взрывов. Дрезину накрыло прямым попаданием – Сергей видел это своими глазами. Еще чертыхнулся – теперь пешком до утра топать. Только хотели подняться, как прилетел еще один снаряд – прямо в насыпь. Перед глазами возникла яркая вспышка – и темнота.
Когда Сергей пришел в себя, уже светало. Прямо между рельсами была большая воронка. Рельсы были разорваны, концы их загнуты, как будто великан баловался. В ушах – ни звука, как ватой заткнуты. Сергей откашлялся, но себя не услышал. Повернул голову влево: Василий лежал неподвижно.
Кое-как, опираясь на руки, Сергей встал. Покачиваясь, сделал три неверных шага, наклонился: Василий был мертв. Голова размозжена, гимнастерка вся в дырках от осколков, залита кровью.
Сергей стоял в тягостном недоумении: что делать? Голова соображала туго. В Горбачево идти? В его состоянии это весь день. Решил идти направо, к Белево – там наша пехота. Он объяснит ситуацию, они помогут. Надо тело Василия вывезти, похоронить по-человечески.
Он поднял Васину винтовку. Ох и тяжела! Но оружие бросать нельзя, верный трибунал. На четвереньках взобрался по склону откоса на рельсы, поднялся, пошел. Брел медленно, останавливался, отдыхал. Почему-то прихрамывал на левую ногу. Остановился, поглядел – крови не видно. Решил – ушиб, пройдет.
Идти было недалеко, километров пять, а шел он уже часа три, когда услышал, что его окликнули:
– Стой! Кто такой?
– С бронепоезда, под обстрел попал.
Только сейчас до него дошло, что слышит свой голос, но на одно, правое, ухо.
– Так это по вам немцы гвоздили? – Из-за дерева вышел часовой.
– По нам. Земляка моего убило, у насыпи лежит. Послать бы кого-нибудь, не собака все же.
– Сейчас отделенного позову, ты подожди. Э, а кровь у тебя чего? Сам ранен?
– Не знаю.
Сергей уселся на насыпь. Было ощущение, что мир вокруг поплыл. Сознания он не терял, но очнулся, когда санинструктор перевязывал ему голову. Рядом стоял старший сержант.
– Говорить можете?
– Могу.
– Документы!
Сергей вытащил из нагрудного кармана солдатскую книжку. Старший сержант взял, просмотрел, вернул.
– Что случилось?
– Немцы нашу дрезину накрыли артиллерийским огнем. Дрезину вдрызг разбило, товарищ мой погиб. Вынести бы его и похоронить.
– Сделаем. Далеко идти?
– С километр, – неуверенно ответил Сергей, – с левой стороны насыпи. Вот его винтовка. – Он попытался показать на две винтовки, лежащие рядом – свою и Василия.
Однако санинструктор, взглянув на него, сказал:
– Контузия у тебя, это точно. И кровь из ушей. Похоже, барабанная перепонка порвана. Слева – точно, а справа – не знаю, не врач я.
– Понятно, в госпиталь его надо, – сержант вздохнул.
– Двух бойцов на рельсы пошлем, а ты веди его в медсанбат.
– Далеко. Не дойдет он.
– Хоть на себе неси, нет у меня транспорта.
Санинструктор помог Сергею подняться и, поддерживая его под локоть, повел.
– Ты не торопись, мы потихоньку. Глядишь, и дойдем. Пусть доктора посмотрят. Я что, я санитар. Кроме бинтов, у меня и нет ничего.
Когда Сергею становилось плохо – мутило, кружилась голова, он садился и отдыхал.
Как они добрались до медсанбата, Сергей помнил плохо. Земля то вставала дыбом, то уходила из-под ног. Пришел он в себя от перестука колес и сначала понять не мог, где он. На паровозе? Почему колеса на стыках так знакомо стучат? И темно. Почему он лежит?
Сергей поднял руку и уперся ею в полку. Справа пробивался слабый свет.
– Эй, кто здесь?
На его голос подошла медсестра в белом, местами испачканном кровью халате.
– Ранбольной, лежите спокойно, вы в санитарном поезде.
– Василия вынесли? – почему именно эта фраза вырвалась, Сергей и сам не понял.
– Не знаю, наверное.
– Почему темно?
– Ночь.
– Куда идет поезд?
– В Рязань.
Сергей успокоился. До линии фронта далеко.
Медсестра повернулась к нему спиной, собираясь уходить.
– Подождите, а на бронепоезд сообщили?
– Не знаю. Вам бы сейчас меньше говорить надо, доктор не велел.
Сергей решил, что в госпитале, куда их привезут, обратится к политруку. Пусть сообщит в Чернь, в дивизион, что он не погиб, а попал в госпиталь. Дрезину разнесло, Василий убит, а его могут считать без вести пропавшим. Сергею же этого не хотелось. Или хуже того – пошлют похоронку в деревню, матери.
Он поворочался на жесткой полке. Странно все-таки жизнь устроена. Рядом на насыпи лежали. Василия убило, а на нем ранения нет, только контузия.
Глава 3
Полковая разведка
Госпиталь в Рязани оказался в бывшем здании школы. Палаты – бывшие классы, на двадцать коек. Но зато тишина, покой, матрацы на кроватях, простыни – невидаль для войны, прямо роскошь. И кормежка приличная.
Сергей быстро шел на поправку. Организм был молодой, сильный, жажда жизни огромная.
На пятый день, когда перестала кружиться голова, он начал вставать с постели и подходить к окнам. На улице – лето в разгаре, деревья зеленые, девушки и женщины мимо ходят по тротуару.
Солдаты и офицеры собирались в коридоре послушать сводки Совинформбюро. Положение на фронтах было тяжелым, немцы рвались к Волге, на Кавказ. Раненые – люди с боевым опытом и чувствовали все, что недоговаривал диктор. Если Левитан читал: «…у города идут упорные бои оборонительного значения», значит, жди перемен и, как правило, сдачи города.
Кто-то стремился попасть в госпиталь даже при пустяковом ранении – отлежаться, а потом и вовсе попасть в тыловые части – ездовым, в военную почту, в ремонтно-восстановительные бригады. Но таких было меньшинство. Другие рвались на фронт, даже не долечившись. Враг наступает, и его надо остановить. Не за коммунистические идеи дрались, хотя фанатики тоже были, но за свой отчий дом, за семьи, за Родину.
Потом у Сергея стал восстанавливаться слух. На правое ухо он вернулся к концу дня, когда прозвучал роковой взрыв, а вот левое ухо долго не слышало.
Звуки возвращались постепенно. Сначала левое ухо стало слышать звуки громкие, да и то как через вату. Но лечение и покой давали свои результаты, и уже через две недели Сергей стал различать речь. Однако шепота еще не слышал.
– Через десять дней слух восстановится, – сказал лор-врач, – барабанная перепонка не полностью повреждена была. Вам еще повезло, баротравма – дело серьезное, после нее, как правило, глухота бывает.
Сергея передернуло. Быть глухим – плохо, но еще страшнее – быть слепым. Был у них в палате такой боец, которому осколками мины глаза выбило. Уж лучше руку потерять или ногу.
Однажды Сергею приснился страшный сон. Сначала он увидел себя на погибшем паровозе, на месте машиниста. Рельсы и шпалы под колеса летят, встречный ветер в лицо – аж дух захватывает. А потом – облик женщины-матери, как на военных плакатах. Молчит она, рта не раскрывает, а Сергей голос ее в голове слышит. И голос знакомый, как будто мамин:
«Не печалуйся, Сергунька! Будет у тебя еще паровоз новый после войны. А сейчас оружие в руки брать надо, Отчизна в опасности!»
Рядом закричал во сне раненый, и Сергей проснулся с бьющимся сердцем. Привстал, огляделся. Палата освещалась тусклым светом синей маскировочной лампочки, висящей над дверью. Раненые спали: кто-то храпел, другие постанывали, порой кричали во сне, вспоминая ужасы войны.
Что это за сон был? Видение контуженного мозга или кто-то свыше пророчествовал? Сергей комсомольцем был, как и многие в депо. Но в Бога верил. Не напоказ, конечно – за такое из комсомола в два счета вылетишь. Но когда попал в состав бронепоезда, мать ему иконку вручила – маленькую, со спичечный коробок.
– Береги, у сердца носи, и Никола-угодник пулю отведет, – напутствовала она его.
Сергей снова улегся, но до утра уже не уснул.
Через две недели его выписали. Вместе с другими выздоровевшими его посадили в грузовик и привезли на сборный пункт. Тут были военнослужащие разных специальностей: связисты и минометчики, танкисты и артиллеристы, саперы и шоферы. Почти каждый день на сборный пункт приезжали «покупатели» – так прозвали представителей воинских частей. Они отбирали себе команду и возвращались в часть. При нехватке специалистов брали всех. Наводчика орудия быстро не обучишь, но подносчика снарядов к пушке физически сильный боец вполне заменит. Как писалось в документах: необученный, годен к строевой службе.
