Совок 13 (СИ) - Агарев Вадим

Стоп! А не к личности ли Валентина Павловича меня сейчас подводит мой предприимчивый, но пока еще не родственник? Решил, пользуясь случаем, сгустить и усугубить? Чтобы уж наверняка и безвозвратно? Контрольный, так сказать, выстрел?

— Продолжаю, если ты еще не сообразил! — не без злорадства, но почти спокойно продолжил товарищ Копылов, — Второго пацанёнка нашли как раз в сосновой рощице за той самой Второй горбольницей! Главврач которой засветился среди содомитов. Ему тогда дали уволится по собственному, но с условием, чтобы быстро уехал из города. Алиби на оба случая у него оказалось и еще он на то время был членом бюро райкома партии. Сам понимаешь, такого уважаемого человека судить по гомосячьей статье было никак нельзя!

Я сочувственно покивал коммунистическому чиновнику, показывая, что сопереживаю его горю и вопросительно уставился в его порядком ожившие глаза, в которых плескалось уже не менее двухсот граммов «Посольской».

— А теперь главное! — налил себе еще стопарь радеющий за репутацию родной компартии Копылов, — Этот Гаранин, тот, который главврач, он был самым близким другом Вальки Матыцына! Они к тому времени уже лет десять, как не разлей вода были! Все выходные и праздники вместе! Все охоты и рыбалки! И дачи их забор в забор стоят! Ну, что ты теперь на это скажешь⁈ — торжествующе опрокинул в себя очередной полтинник принципиальный коммунист.

Сказать мне было нечего. Всё сейчас услышанное, было лирикой в пользу бедных. И более ничем. Никому в нашей самой свободной стране не запрещено дружить с пидарасами. Ни с активными, ни с пассивными. Тут самое главное, так это самому не баловаться под хвост и тогда ты образцовый советский патриот.

Вместе с тем в мозгу засвербело от тусклых и обрывчатых воспоминаний. Не личных, а тех знаний, которыми со мной делились старшие мои товарищи прежних лет. У которых я стажировался, придя в уголовку в той, в своей прошлой жизни. Были там два пацанёнка убиенных и автовокзал был. А оба эпизода, всё же объединённые в одно дело. Которые так и остались нераскрытыми.

Глава 6

Встретившие меня дома мадам Левенштейн и мадемуазель Филатова в хорошем настроении пребывали недолго. Они были всерьёз разочарованы моим отказом отужинать с ними. От отповеди, которую с запалом немолодой и уже почти брошенной ради юной любовницы жены, мне выдала Елизавета, я опешил. Поскольку понял, что старалась она на совесть и не менее трёх часов. А теперь, заявившись, не пойми откуда бессовестно сытым, я практически её предал и наплевал ей в душу. К счастью, я вовремя вспомнив нехорошие взгляды жены из прошлой жизни. Когда возвращаясь домой, отказывался от вкусного ужина. И мужественно решил, что, и сейчас дешевле будет смириться. Пусть и надругавшись над собственным животом.

— Душа моя, я просто не хотел наедаться под вечер! Хочу сегодня лечь пораньше! Устал я, да и завтра день будет трудный!

Подмигнув всё понимающей Пане, для достоверности я обнял за плечи воспитанницу и по-братски поцеловал в макушку, демонстрируя ей полное своё расположение. И подвергнув милицейские руки обработке водой и мылом, пошел за повеселевшей Елизаветой на кухню.

— Серёжа, тебе нужно обязательно сходить в школу! И будет лучше, если ты это сделаешь завтра! Завтра из-за нашей Лизы собирают родительское собрание, так что будь добр! — вдруг ни с того, ни с сего объявила мне тётка, прикуривая свою пролетарскую беломорину, — У неё, Серёжа, очень серьёзные проблемы!

Именно так, озабоченно-строгим голосом и с еще более озабоченным лицом начала грузить меня профессор Левенштейн. Когда это делает педагог со стажем, исчисляющимся более, чем четвертью века, на обычного нормального человека это всегда производит впечатление. Во всяком случае, на меня. Полагаю, что это пронесённый через одну и через вторую жизни условный рефлекс каждого нормального пацана. Который примерным поведением в советской школе не блистал. Даже в зрелом уже возрасте, я продолжал невольно напрягаться в стоматологии при звуке бормашины и в школе, когда рядом раздавался такой вот голос педагога.

— А ведь ты мне божилась, что ты отличница! — оборотился я на раскаявшуюся пельменную воровку, — Что ж ты, Лиза, так со мной нехорошо поступаешь? Мы же договорились с тобой, что мне ты не будешь врать никогда!

Обернувшаяся от плиты девчонка, державшая в руках тарелку, задохнулась от возмущения. Но излить свою обиду в предназначенную мне миску не успела.

— С успеваемостью у неё, как раз, всё в порядке! — сквозь сизый дым сверкнула очками профессор Левенштейн, — У неё с поведением всё очень плохо! Она не ладит с одноклассниками, Серёжа. Лиза их бьёт! Одному мальчику она подбила глаз и очень сильно ударила его между ног!

На душе стало немного легче. Уж лучше пусть этих одноклассников бьёт моя Лиза, чем они будут бить её. И это даже лучше, чем плохая успеваемость. Как бы оно там ни было, но я по-любому на стороне урюпинской аборигенки! А со школьным мордобоем мы уж как-нибудь разберёмся! И потом, как-то не верится мне, что моя племяшка вдруг взяла, да и выпала из адеквата. Беспричинно и вдруг.

Однако ей о моих мыслях знать не нужно. Лизавета девочка увлекающаяся и, на удивление, очень последовательная. Прочувствовав, что одобряю её твёрдую принципиальность по отношению к одноклассникам, она, чего доброго, еще и учителей мудохать начнёт. А в этом случае нам с ней отмазаться будет намного сложнее…

— Как это понимать⁈ — нахмурился я, с облегчением делая вид, что напрочь утратил аппетит после услышанного, — Ты зачем школьников лупишь? В колонию для малолеток захотела? Они же тебя посадят!

Гражданка Филатова осторожно вернула на стол посуду и только после этого начала сольное выступление. Для начала она ткнула мне ближе к носу свой кукиш. Почти полугодовой опыт подвально-чердачной жизни удержал её от более близкого контакта. Не вскочив со стула, поймать её за руку у меня не получится и это мы с ней оба понимали.

— Фиг им, а не колонию! — всё еще не теряя над собой контроля, выкрикнула она, — Они сами первые начали! Я этих придурков не трогала! И из взрослых никто ничего не видел! — без связи и логики добавила она существенную для меня деталь.

Из которой я сделал неутешительный вывод. Знамо дело, без сколь-нибудь явных телесных повреждений у одноклассников не обошлось.

— Это же восьмой «А», у нас в нём больше половины блатных! — продолжала вслух страдать за правду и социальную справедливость наша с Паной воспитанница, — А остальные перед ними шестерят! Эти твари с первого дня чморить меня пытаются! У этого Корапетяна отец директором продуктового на Мира работает! У него наша классная колбасой и всем остальным затаривается!

— Лиза!! — попыталась одёрнуть девчонку Левенштейн, — Замолчи! Что ты такое говоришь!

— Что знаю, то и говорю! — огрызнулась охочая до правды урюпчанка, — Артур на весь класс этим хвалился! Все слышали! Он говорит, что его отец и классную, и даже школы директора кормит!

Мне понравилось, что ощетинившаяся Елизавета в слёзы не ударилась и позиций своих сдавать не собиралась.

— Лиза, но так же нельзя! — закудахтала сбоку Пана Борисовна, — Разве ты не могла всё решить цивилизованно? Почему ты не подошла к классному руководителю? Александра Яковлевна опытный педагог и она смогла бы во всём разобраться!

— Як Сорок разбираться ни в чем не будет! Она только орать умеет! — моментально отреагировала малолетняя скандалистка, — А еще она всегда на стороне этих блатных! Особенно Карапетяна облизывает! — с ненавистью выпалила она.

— Артур Карапетян, это тот самый мальчик, которого она побила! — тут же выдала мне справку Левенштейн, — Я тебя очень прошу, Серёжа, сходи вместе со мной на это собрание! Завтра в девятнадцать, второй этаж, восьмой «А» класс! Уж больно у него мама скандальная, у этого Белецкого!

А ведь я завтра собирался вечером к Эльвире. Или к себе, но уже с Натальей. Опять все благостные планы коту под хвост! Что ж это за комиссия, Создатель, Елизавете быть отцом! Быстрее бы уже её с рук сбыть…