Владимир Васильев - Приключения в Ирии и на Земле (СИ)
Возвращаясь с пробежки, встретил двух родноверов. Бормоча что-то под нос, они распростёрлись ниц, головой к восходящему солнцу. Спрашивается, зачем обманывать себя и других? Солнышко ещё не встало, да и в течение всего короткого дня будет скрыто за серыми осенними облаками. А мир у нас такой! Все всех обманывают: в церквях и мечетях, в думе и правительстве, в армии и на гражданке… И эти родноверы — не исключение. При моём приближении они чинно встали. Оба в льняных рубахах с известным орнаментом — свастикой. Свастика, помимо всего прочего, знак процветания. А здесь все, кстати, из безработных, включая и этих родноверов. Ещё раз ха!.. Ба! Знакомые лица. Вчера высказывали пошлости.
— Давайте знакомиться. Как зовут? Кем работали?
— Всеслав, а по паспорту Андрей. Агроном.
Да’с, тот, что повыше, молвил два правдивых слова.
— Велемудр, в быту Алексей. Лётчик я. Из гражданской авиации. Окроплял поля, да уволили за ненадобностью, — этак, с большей полнотой инфоданных, обрисовал себя второй родновер.
«Боже ж мой! Мутант точно шизофреник. Зачем ему лётчик понадобился? В рамках-то его игры?» — так недоумённо спросил я себя. Не стал обманывать рядовых обманщиков, но представился весьма неполно. Иначе они выпали бы в осадок.
— Капитан Ерилов. Ты, Алексей, с Марфой гуляешь?
— Гуляем, товарищ капитан.
Широко лыбился бывший лётчик.
— Рекомендую сегодня внимательно выслушать Марфу. В отличие от Семёныча, мораль не люблю читать. Бесполезно. Сами решайте свою судьбу.
Сказал, помахал ручкой — и по тропке разминочным бегом устремился к новому местожительству, и уже у самого кирпичного дома меня осенило: с мужиками говорил так, словно стопроцентно принял правила игры Мутанта. А вывод какой? Вывод однозначен: «Актёр, ты, Окаянный! Причём, актёр погорелого театра!».
* * *«Какого лешего! Отличный тренер. Не буду отбивать его хлеб. Мотивы Мутанта понятны, но, кажись, я уже нашёл ту, кого так долго искал», — так я размышлял, сидя на обветшавшей скамейке у гаревой дорожки и наблюдая за инструктором, женской группой и Анютой. Точнее говоря, на прочих лишь глазел, а высматривал Анюту. Она заметила меня и от смущения сбилась с темпа упражнения. Формы её тела легко угадывались под плотно облегавшим её фигуру костюмом. Полюбовавшись Анютой, придумал ей прозвище — «Невеста», и, встав со скамьи, направился вслед уходящей с поля мужской группой.
Поздновато вышел на стадион. Парни закончили разминку и пошагали к жилым блокам и домикам по дороге, что асфальтировалась добрых полсотни лет тому назад. Группу замыкали двое. Один из них время от времени толкал ладонью спину товарища, но товарищ не поворачивался, а терпеливо сносил толчки. После пятого толчка его терпение иссякло. Развернувшись, он, возможно, что-то и предпринял в ответ на издевательство, но, увидев меня, застыл на месте. И мгновенно получил прямой удар в подбородок. Удар не сильный, но достаточный, чтобы послать в нокдаун. Приложившись головой об асфальт, парень не пытался подняться, и тут же принял ещё один удар — ногой по рёбрам. Нападавший меня не видел и не ожидал рывка сзади. Схваченный за ворот, он повернул голову, и я увидел налитые бешенством глаза. И здесь кавказец? Чечен? Нет, скорее всего, грузин.
Рукоприкладство дело нехитрое, но глупое. Тряхнул его разок за ворот и сквозь зубы сказал паршивцу:
— Пшёл вон из лагеря!
Никто из мужской группы не обернулся. Но дело не в равнодушии. Никто не видел стычки. Грузин смылся, а я помог подняться пострадавшему и довёл его до медпункта. Рядом с модульным домиком, отличавшимся от прочих только большим красным крестом, курили двое в белых халатах. Один из них спросил:
— От кого схлопотал, Витя?
— От вашего брата Гоги. Сукин сын. Неймётся ему. А Ленка видеть его не желает!
— Па-анятно.
Слух о новом начальнике, видимо, дошёл до врача. Он счёл нужным прояснить мне ситуацию:
— Каждый день после свадьбы дерутся. Язва тот Гога.
— У Виктора, похоже, сотрясение мозга. Головой о камень приложился. Принимайте и лечите пациента. А с прочими делами я разберусь.
— Как вас звать-величать? — спросил врач.
— Святослав Олегович.
— А я доктор Кириллов. Гога здесь не один. Его протеже — мой коллега. Вы не нарывайтесь сразу на конфликт. Присмотритесь сперва.
— Разберёмся.
* * *Чуть позже, на построении, Семёныч представил меня и зачитал приказ, якобы за подписью самого Буйновича.
Не зря я посетил коллектив накануне: после моего явления народу в столовой никто в строю не захихикал и не выпал в осадок.
Должен сказать, что моё рождение было победой моего отца, полагаю, второй долгожданной победой, если считать первой победу в мае сорок пятого. На радостях он явился в мундире со всеми орденами и медалями в районный ЗАГС и, сияя золотом погон, улыбаясь моей маме и Заведующей ЗАГСом, одарил меня двойной фамилией.
Её полностью озвучил Семёныч: «…Начальником лагеря назначить Святослава Олеговича Ерилова-Рюриковича…»
У мамы братьев не было, так что я единственный Рюрикович. Дай бог, не последний.
Слушая Семёныча, подумал: «Скромность — мой злейший враг. Со школьных дней повелось именовать себя, скромного, лишь первой частью фамилии. Ну’с, время пришло — наигрался со своей скромностью».
* * *Неплохо Семёныч устроился. В его офисе телевизор с видео, старый проигрыватель с пластинками и выводом на динамики, что на территории лагеря. Для поднятия настроения в коллективе Семёныч по утрам и вечерам врубает музыку. Чайковского любит, а потому все слушают его оперы или музыку к балету. Под звуки танца маленьких лебедей я спросил у администратора:
— Семёныч, расскажи-ка мне про Гогу. Не понял я, чей он брат?
— Гога — медбрат, с Темуром Рашидовичем работает, а доктор сей — из дагестанцев.
— Буйнович их принял?
— Буйнович персоналом не занимается. На него агенты работают.
— Странная парочка. Дагестанец и грузин.
Семёныч тяжко вздохнул и, вперив свой суровый взгляд в меня, сказал:
— Я Берлин не брал, но до Германии дошёл. Успокоили мы немцев. В моём родном городе они Дом офицеров и жилой район построили. А вы, товарищ капитан, с вашей Российской армией плохо воевали. Где ж это видано, чтоб победители строили дворцы побеждённым? Где ж ещё такое творится? Ходют твои кавказцы с пистолетами и в наших городах и посёлках людей гнобят. Они и до нас добрались. Я старый человек, недолго мне жить осталось. Сладить с ними не могу. Не позволяют нам, русским, оружием владеть. А эти суки, чуть что, стволом тыкают. За неделю более десятка человек посадили на наркоту. Бухгалтерша второй контейнер с продуктами повезла в Питер.
— Что за контейнер?
— Из тех, что Буйнович завёз.
— Что же вы Буйновичу не доложили?
— А что он может? Два раза я его видел. Пяток минут повертится — и сбегает. Дело он хорошее затеял. Большую выгоду, думаю, поимеет… Но эти гады, как приехали неделю назад, так и взяли нас под свою крышу. Возьмут они и Буйновича. Бухгалтерша Мамедовна у них главная.
— В каком они домике?
— У них свой дом на колёсах. На таких финны ездят. Мамедовна с мужем уехавши. Повезли контейнер трейлером. Трое остались. Два дагестанца, и Гога у них на побегушках.
— Где тот дом стоит?
— За зданием столовой, рядом с контейнерами.
* * *Не буду излагать те мысли, что пришли мне в голову. Да и мыслей-то особо оригинальных не было. Лихорадка, одолевавшая меня накануне, уступила место привычным ощущениям, что возникали в Чечне. Задача поставлена — и её надо выполнить.
Открыл дверь большой машины и услышал: «Сам явился! Захади, начальник. Разговор будет». Немытый и небритый кавказец сидел за столом и занимался чисткой калаша. Рядом с разобранными деталями автомата чернела Берета. На лежаке, спиной к стенке, спал ещё один даг. Громкий возглас его разбудил, и он мигом восстал ото сна. Судя по более приличной внешности, то был сам доктор Темур Рашидович. Из дверного проёма, соединявшего два помещения, шагнул Гога и встал за спиной небритого. «Разговоры» вести с ними не имел намерения. ТТ взвёл заранее. Трижды выстрелил, но потребовались ещё два контрольных выстрела. Обшмонал их дом на колёсах. Собрал калаш и побросал в сумку всё оружие и деньги, что нашёл. У небритого вытащил ключи из кармана. Закрыл дверь на ключ и попрощался: «До вечера, братки! Устрою вам погребальный костёр».
* * *В тот же день возместил Семёнычу сумму, отобранную у него кавказцами. Его аж пробило на слезу.
По моей команде он нашёл помощников, и они собрали всех наркоманов у здания администрации. В основном, мужиков. Слабее они, всё-таки, чем бабы. Не помогла им даже твёрдо обещанная перспектива уехать в загранкомандировку. Не обошлось без слёз и рыданий. Рыдали новоиспечённые жёны. Из гаража лагеря подогнали старенький ПАЗ; загрузили всех, включая рыдающих жён. Смотреть надо было за мужьями! Впрочем все успокоились, получив от меня денежное возмещение, вполне достаточное как на дорогу, так и первые дни. Если, конечно, не потратят деньги на наркоту. Семёныч выписал путевку до Питера и выделил двух сопровождающих в помощь водителю. Обошлось без эксцессов. Сопровождающие довезли группу до питерских вокзалов и вернулись уже за полночь.
