Александр Конторович - Реконструктор
— Здесь? — нажимает он какую-то точку за ухом. — Что ты ощущаешь?
— Э-э-э… прошу прощения, герр оберарцт, а что я должен ощутить? Болит немного… и всё.
— Как болит?
— Ну… вы надавили, вот и побаливает.
— Не покалывает?
— Нет.
— Марта, — поворачивается он к медсестре, сидящей за приставным столиком, — запишите…
И он диктует ей какую-то абракадабру.
Латынь? Может быть…
Совместно с другим врачом Фурц меня осматривает, заставляет раздеться и они оба внимательно изучают все мои шрамы и отметины. Снова звучат непонятные медицинские термины. И что они хотят выяснить таким образом?
— Где вы получили ранение в ногу? При каких обстоятельствах?
— Не помню, герр оберарцт. Помню только, что мне перевязали ногу… больше ничего.
— Шрам на руке — от чего?
— Это помню! Мы подрались… у меня хотели отобрать деньги, а я неудачно отмахнулся рукой.
— Как давно?
— Ну…
— Отвечать быстро!
— Я ещё совсем мальчишкой был…
Врач кивает — это событие перестало быть ему интересным.
— Марта, назначаю ему сеансы электролечения. Для начала — пять. Потом покажем его доктору Бернсу, мне кажется, это его пациент…
Электролечение?
Я, конечно, в нашу науку верю. В то, что она самая передовая и правильная — так и вовсе. Но вот совать пальцы в розетку… как-то это меня напрягает. Неохота, знаете ли…
Впрочем, моего мнения никто и не спрашивает. Так что уже утром следующего дня я лежу на жестком топчане, опутанный какими-то проводами и пристегнутый к нему ремнями. А немногословный санитар около электрощитка пощелкивает какими-то тумблерами.
— Режим, — говорит ему медсестра за столиком и делает какую-то пометку в бумагах.
— Есть режим! — что-то включает санитар.
— Проверка амплитуды.
— В норме! — откликается электромедик.
— Включайте!
Отчего мне никто сразу не сказал, что под электролечением подразумевается обыкновенный (или нет, кто там его знает…) электрошок? Удовольствие весьма сомнительное, я вам скажу… Самого бы это врача сюда, глянуть, как он в дугу сворачиваться станет. Больно же! Кто только изобрел эту пытку?! И результаты её тоже… весьма неоднозначны. Строго говоря, вообще незаметны или, как минимум, неоднозначны. Ну, ускорилась у меня какая-то там реакция — и что? Память-то не вернулась! Бетховеном не стал и на скрипке играть тоже, скорее всего, не буду. А вот злости — той поприбавилось. Да и мотает меня во все стороны, словно дубиной по башке звезданули.
Теперь я понимаю, отчего в коридорах больницы лежат коврики и дорожки. Здесь и сейчас любой посторонний звук способен вывести меня из себя. Надо думать, я тут не один такой… нервный.
Дни идут как-то медленно. Возможно, оттого, что они до предела насыщены всевозможными процедурами? Не знаю… Но вот на сеанс гипноза шел с волнением. Уж больно интересные штуки о нашем докторе Крауци рассказывали на прогулках мои собратья по лечению. И видит-то он насквозь, да и внушить может всякое…
— Как он мне предложил последнюю девчонку вспомнить! — восхищенно говорил коренастый артиллерист Ганс Баумгартен. — Я, сначала-то, засомневался… мол, где та Ингрид, сколько уже времени прошло! А он — не отстает! Говорит — ты ж её трогал? А то ж, отвечаю! И не только руками, так сказать… Ну и вспоминай — кивает доктор. А я тебе помогу, подскажу, если что…
— И как? — интересуюсь я. — Удалось?
— Спрашиваешь! После этого — аж трусы стирать пришлось… — смущается Ганс. — А дальше — прямо, как из мешка, всё и посыпалось! И взводного вспомнил, да и ребят всех тоже… Мне рыжий Ольбрихт десять марок задолжал — теперь-то спрошу! А он-то, поди, и обрадовался!
Доктор же на поверку оказался совсем нестрашным. Худой, как жердь и очень болтливый. Он усаживает меня на стул и устраивается напротив.
— Контузия? — участливо спрашивает Крауци.
— Так точно, герр…
— Доктор. Просто — доктор.
— Так точно, герр доктор. Совсем рядом рвануло!
— Бывает, — сочувственно кивает он. — А как близко?
— Ну… совсем близко, как мне сказали. Я только помню землю перед глазами… встала она дыбом. Или это я упал?
— Хорошо помните?
— Ну… да.
— Описать сможете?
— То есть?
— Ну, раз вы её вблизи видели, то какие-то отдельные моменты, наверняка, лучше рассмотреть смогли?
— Да… наверное.
— Вот и опишите мне их. Комочки земли, камешки — тоже, наверное, имелись?
— Были, — уже увереннее отвечаю я. — Один — точно помню!
— Вот, с него и начнём. Большой он был или нет? Какой формы? Цвет?
…
А дальше я совсем ничего не помню. Прихожу в себя, когда на улице уже смеркается. Крауци сидит за столом и что-то пишет.
— Очнулись? — спрашивает он, не поднимая головы.
— Так точно, герр доктор.
— И как ваше самочувствие?
— Да… нормально всё. Только ничего не помню.
— Это не страшно. Не всё сразу, мой друг. Идите. Завтра мы с вами ещё встретимся.
А ночью, лежа в кровати, я ворочаюсь с боку на бок. Сон не идет, словно что-то ему мешает. Какие-то странные обрывки мыслей носятся у меня в голове. Никак не могу ухватить хоть одну из них за хвост, чтобы осмыслить и понять. Врач, несомненно, мастер и что-то там сумел разбудить в моей памяти. Знать бы — что именно?
И снова был день. Очередная встреча с милым доктором Крауци. Ещё один сеанс электролечения. И ещё одна бессонная ночь от боли в уставших мышцах.
Это не осталось незамеченным и вечером меня пичкают снотворным — режим! Больной обязан спать в отведенное ему время.
А назавтра — все идет по проторенной колее.
Начинаю замечать, что я несколько иначе уже смотрю на окружающий мир. По звуку за забором различаю тип проехавшего автомобиля. Это — грузовик, а вот сейчас протарахтело что-то небольшое и верткое. Какая-то маленькая машинка. «Опель»? Почему именно он? Не знаю…
Делюсь своими открытиями с Крауци.
Он кивает.
— По-видимому, ранее вы имели отношение к машинам. Интересно…
Врач встает и делает мне знак следовать за ним.
Обойдя здание, мы подходим к стоянке. Здесь стоят автомашины сотрудников клиники. Доктор вытаскивает ключи и открывает дверцу одного автомобиля.
— Садись, Макс! — кивает он на водительское сиденье.
Устраиваюсь поудобнее. Машина ещё не старая, чуть-чуть чем-то попахивает…
— Масло подтекает, герр доктор?
— Унюхал?
— Так точно, герр доктор!
— Спокойнее, Макс. Расслабься. Возьмись за руль, так. Включай передачу… первую.
Руки мои, совершенно автоматически выполняют указанные операции. Снимаю машину с ручного тормоза. Только с передачей я чуток задерживаюсь, не сразу сумев выполнить то, что от меня требуется.
— Так. Нейтралка. Задняя передача. Хорошо. Снова первая, вторая… Машина спереди! Тормози!
Непроизвольно выжимаю сцепление и утапливаю педаль тормоза! А руки вцепляются в руль. Тело вжимается в спинку сиденья.
— Всё, Макс! Расслабься и вылезай.
Автоматически ставлю автомобиль на ручник и открываю дверь.
— А ты водил машину! — покачивает головою Крауци. — И долго — навыки остались в памяти. Причём — именно легковую! Не грузовик. Ладно, Макс, учтем и это…
А ночью, перед тем, как снотворное окончательно меня вырубает, я веду незнакомый автомобиль. Большой и черный, он легко преодолевает неровности — мы едем не по дороге. Что-то бухает в ушах — музыка? Какая-то странная… «Рамштайн»? Откуда я это знаю?
— Ну что скажете, Герберт? Как там ваш пациент? Этот, как его… Макс!
— Прогресс налицо, герр профессор. Он с каждым днем вспоминает все больше. Надо полагать, до войны он был водителем. Причем, на легковой машине. Таксист, скорее всего.
— Почему вы так думаете?
— Я выезжал с ним в город. Машину он, действительно ведёт неплохо, и я не беспокоился на этот счет. Так вот, увидев стоявшую у дороги девушку, он автоматически сбавил скорость и довернул в её сторону — хотел подобрать. Но, посмотрел на меня и сконфузился. Стоящий потенциальный пассажир — явление ему привычное.
— Хм! Возможно!
— Он вспоминает музыку и даже мелодии какие-то мне пытался изобразить. Странные, непривычно ритмичные. Но не лишенные некоторой красоты. Хотя и весьма своеобразные.
— Имя?
— Он Макс — это точно. Фамилия, которую он назвал в госпитале — с большой вероятностью, тоже его собственная. Солдат — его тело помнит многое. Во время воображаемого обстрела, он мгновенно отыскал в моем кабинете наилучшее укрытие от огня.
— Ваше мнение?
— Полагаю, его уже можно выписать. Дальнейшая работа с ним имела смысл, если бы это был офицер, чья память и боевой опыт представляет собой большую ценность. А так… это солдат, он помнит, как рыл окопы, ворочал камни и выталкивал засевшие в грязи грузовики. Все это он может делать и сейчас, даже без дальнейшего лечения.
