Галина Гончарова - Аз есмь Софья
А как тут будут объяснять неожиданную гениальность ребенка?
Вариантов два. Или дьявол — или Бог. И лучше второе. Вот если откровение снизошло или Богородица чихнула…
А если нет?
Инквизиция, которая вроде как сжигала всех или топила?[4] Или просто в монастырь запрут? Ни тот, ни другой вариант Софью не устраивал.
Значит нужно бойко и смело тараторить молитвы. В любой момент и при любой погоде. Учим, девочка, учим, а заодно пытаемся не рехнуться с тоски в условиях жесточайшего информационного голода, пока сидим в карантине.
* * *Интересное случилось на четвертый день. В комнату вошла женщина лет тридцати пяти — сорока, богато одетая — поверх того же сарафана, который был явно сшит из более дорогой ткани, чем у Марфы, на ней было нечто вроде длинного красного…
Софья даже не знала, как обозвать эту одежду. Потом она уже узнала, что это опашень и душегрея, потом. А пока она просто впитывала весь облик женщины. Явно напоказ богатые здоровущие пуговицы, закрытые волосы, белый платок, круглая шапка на голове, расшитая чем-то вроде жемчуга и отороченная мехом, длинная одежда…
А еще лицо, набеленное и нарумяненное так, что Марфа показалась недокрашенной. Косметикой тут явно не пренебрегали. Темные глаза женщины смотрели пристально, накрашенные губы ласково улыбались, но Софья чувствовала под этим что-то… гниловатое. Как будто под зеленым лужком скрывалась глубокая трясина, и не самая лучшая при этом. Ну и возраст. Женщина была явно старше Марфы и смотрела на ту сверху вниз. Поздоровалась, даже чуть поклонилась — Софье, не Марфе, девочка не преминула отметить этот нюанс, но сама кланяться не стала. Она ребенок это первое, она не знает надо или нет — это второе. Если она царевна, то вроде как кланяться не должна, нет? Да и тетка бы поправила, так что Софья булькнула нечто вроде «Дасть!», в переводе на русский — здрасте и опять уткнулась в Псалтырь.
Марфа тоже поклонилась, только низко. Тетка оглядела ее с ног до головы, выдержала паузу и заговорила. Софья тут же насторожила ушки и принялась впитывать, с грустью отмечая, что говорить ей пока еще рано. Филолог бы отметил многое. Обороты, построение предложений, фразеологизмы, неологизмы и прочие «измы». Софья же выделила для себя главное. Плавность и темп.
В бытность свою бизнес-леди, Софья говорила абсолютно по-другому. Какие там красивости? Какие там перекаты? Какие там «вокруг» да «около»?
Двадцать первый век бешено ускорил темп жизни и темп речи подстроился под него.
«Эй ты, шевелись, подними зад, какого ты икса тут делаешь… ЖИВО!!!»…
Если сейчас Софья заговорила бы, как привыкла…
Были, были и свои плюсы в состоянии трехлетки. С ребенка даже лет пяти-шести можно бы уже спрашивать, требовать, а вот с нее взятки гладки. «Не зняяяя, я иссё мааааенькая…». Какие претензии?
Но прислушиваться Софья не забывала.
Вежливость первое оружие вора?
А информация — первое оружие любого бизнесмена.
* * *Анна Ниикифоровна Лобанова-Ростовская была довольна. Царевна Софья выздоравливала, медленно, но уверенно. И это было хорошо.
Да, царевна не царевич, но к чему царице лишние переживания сейчас, когда она в тягости? И так царь-батюшка на нее чуть сердит…
Наследника долго родить не могла, был царевич Дмитрий, да помер, четыре годика малышу еще не сравнялось. А потом начала рожать, да все дочерей. Пока царевича Алексея родила — двух девок принесла, да потом еще двух. Сейчас опять в тягости и бабки сказывают, что мальчик должен быть, да только Анне это сомнительно.
Мальчики они от крепкой мужской любви рождаются, а откуда тут взяться? Любви-то этой?
Чай, всем известно, любил Алексей Михайлович девицу, да только не ту, на которой женился. Приглянулась ему Евфимия Всеволжская, дочь помещика Федора. И хороша собой девица была чрезвычайно. Глаза что васильки, коса — сноп золотой, да вот не приглянулась она царскому воспитателю, всесильному тогда боярину Борису Морозову. Приказал он так затянуть бедной девушке косу, что та упала прямо перед женихом, обвинил в падучей болезни и сослали бедняжку от двора. Уж года три, как умерла она.
Царь был безутешен несколько дней, но потом хитрый воспитатель нашел, как его развеять. А там и взошла в верхние хоромы дочь боярина Милославского — Мария Ильинична. Всем хороша, и бела, и румяна, и умна, да вот только не любил ее молодой царь.
Вот и не рождались у них дети. А еще шептались в тереме, что знает царица про свой грех перед Евфимией, замаливает его усердно, да только не простила ее оболганная красавица. За боль ее, за муки, будет рожать царица одних девок, недаром в год смерти Евфимии родилась у царицы — царевна Софья.
Слухи ходили, что молилась тогда царица, и если бы родился мальчик, знала бы — простили ее. Ан нет. Родилась царевна Софья — и за то царица любила ее меньше прочих детей.
За свои разбитые надежды.
А ведь известно же, что на чужой беде своей радости не построишь…
Вот и когда девочка упала в горячке, ухаживала за ней только кормилица, да постельница Груня. Но, кажется, девочка выправляется, а это хорошо.
Царь-батюшка, хоть и милостив, но деточек своих любит и ежели покажется ему, что недоглядели за доченькой — лучше бы тут на свет и не родиться. Хорошо, если со двора сгонят, а могут ведь и в монастырь сослать, и вся семья в немилость впадет…
Подробно расспросив кормилицу, что да как с девочкой, княгиня решила, что лучше бы продержать малышку еще дней пять в комнате. Мало ли что.
Попробовала погладить Софьюшку по головке, но малышка увернулась и топнула ножкой.
— Неть!
Княгиня так и ахнула. Протянула руку, взять девочку за ручку, но удостоилась еще одного злого:
— Неть!
Кормилица, тоже слегка ошалевшая, опомнилась и быстренько заслонила девочку, объясняя, что Софьюшка, чай, устала, и вообще, спать ей пора, так что…
Княгиня хмыкнула, подозревая кормилицу в самом худшем — а именно, в настраивании против не царского чадушка, но задерживаться не стала и вышла вон. А кормилице на миг показалось, что Софьюшка смотрит княгине вслед острым нехорошим взглядом… да, глупости все это.
Какой там взгляд у трехлетнего ребенка?
Свет так блеснул, вот и почудилось…
И Марфа захлопотала вокруг своей девочки. Софьюшка принимала все заботы с улыбкой, даже пыталась благодарить… да нет, все ей почудилось. Просто дети ведь знают, кто любит их, кто не любит… вот и не пошла малышка к княгине.
Бывает такое…
* * *Софья понимала, что зря так поступает, но и поделать с собой ничего не могла.
Детская реакция была однозначной — тетя хорошая. А вот реакция самой Софьи… нет, тут все было не так просто. Было в княгине второе и третье дно, было… и иметь с ней дело не хотелось. Во всяком случае, подпускать близко к себе.
Не всегда хороший тот, кто угощает вас плюшками. Княгиня явно завоевывала детские симпатии, а вот с какой целью она это делала? Чтобы остаться при дворе? Что-то получить для себя? Протолкнуть какую-то идею? Неизвестно…. И пока известно не станет — лучше с теткой не связываться. Если бы Софья знала про данайцев, дары приносящих, она бы употребила эту фразу. Но с классикой она также не дружила.
А вот Марфа… женщина явно была привязана к Сонечке. И ухаживала за ней со всей душой. Если бы получилось ее оставить при себе личной прислугой? И ту девочку, которая помогала ей ухаживать?
Надо бы подумать.
Софья отлично знала, что любое дело начинается с двух вещей.
Идеи и команды. И если первой у нее еще не было, то вторую она уже начинала подбирать. Свои люди пригодятся везде, чем бы она ни занялась.
А она займется, в этом сомнений у Софьи не было, но пока пришлось провести взаперти еще пять дней.
Молиться и листать Псалтырь, привыкая к незнакомым буквам и удивляя Марфу своим бережным отношением к священной книге. Заниматься физкультурой и слушать сказки, раскручивая Марфу на рассказы о батюшке и матушке.
И набирать информацию.
А еще — сожалеть, что ничего не знает по истории родной страны. Так, что-то намоталось по дороге, но мало, мало, мало!!!
И радоваться, что она «жаворонок». Будь она «совой» — давно бы загнулась от такого режима. Кто не верит — пусть попробует вставать с первыми петухами и ложиться с закатом. Керосина тут еще не изобрели, а портить зрение при свечах Софья не собиралась. До ближайших окулистов было невесть сколько лет, так что придется себя беречь.
А именно — глаза, зубы, волосы, кожу…
В этот раз Софья намеревалась жить и радоваться жизни. И лучше начинать следить за собой с детства.
* * *Ровно неделя.
Ровно одна клятая неделя понадобилась Софье, чтобы серьезно задуматься — как жить?
Ее таки выпустили из карантина — и она поняла, что задыхается. Софья просто умирала в душной атмосфере терема. Душной, кстати, в обоих смыслах. И окна, в которые с большим искусством были вставлены мелкие разноцветные стеклышки, почти не открывались — не дай Бог кого-то простудить. И сама атмосфера, пронизанная строгим распорядком и миллионами правил давила на свободолюбивую женщину. И это еще было мягко сказано.
