Как пятое колесо (СИ) - Сысолов Дмитрий

Так и прошёл остаток дня. Постельный режим. Малинка свирепым цербером отгоняла всех возможных посетителей. Впрочем, когда появилась доктор Лиза, она первая её подвела ко мне. А та явно что-то решила. Точнее: решилась. Чуть нахмурилась, увидев охрану в палате и пистолет на тумбочке возле моей руки. Да... Пусть я, по прежнему, слаб до безумия, но уже не беззащитен перед ней. Можно на равных разговаривать.

Первым делом Лиза выпроводила из палаты Малинку, дав той какое-то задание. А потом уставилась на меня, выразительно указав глазами на притихшую в углу Тётку. Я намек понял, но не спешил выставлять свою охранницу. Я молча разглядывал стоящую передо мной девицу, всё больше убеждаясь, что я не ошибся. В детском теле дух взрослой женщины. Никакой порывистости. Движения плавные, женственные. Если не знать на что обращать внимание, то и не сообразишь. Но если специально искать эти различия... Видно, да.

Наконец, когда Лиза раздраженно поджала губы и, вскинув голову, уже явно была готова пожав плечами, развернуться и уйти, я, всё же, прошипел:

– Юля... Оставь нас... На пять минут... Нам надо поговорить... Тет-а-тет... Подожди в коридоре... Пожалуйста...

Тётка неопределенно как-то повела плечом, скорчила недовольную рожу, но перечить не стала. Направилась к выходу, наградив доктора Лизу свирепым предупреждающим взглядом. Впрочем, той было плевать на то какие рожи ей корчит девчонка. Проводив ее равнодушным взглядом, она подошла к моей кровати, и, сев на табуретку, на которой до этого коротала часы у моей постели Малинки, уставилась на меня испытующим взглядом. Я в ответ так же молча смотрел на неё.

– Как тебя зовут?... Звали... Там? - наконец негромко, чуть ли не шепотом, спросила она.

Глава 5

Разговор получился сложный. Оба до конца не верили друг другу (какое уж тут доверие с пистолетами под рукой?) В разговоре осторожно прощупывали друг друга. (Чего только стоил заданный с невинным видом вопрос про самочувствие Жириновского в двадцать третьем году!) И так - во всем. Поначалу всё это преподносилось как некая шутка. Типа: мы же несерьезно говорим. Типа, шутим так про альтернативную реальность. Чтоб была возможность в случае чего отыграть назад. Но, постепенно убедившись, что мы оба действительно те, за кого себя выдаём, немного расслабились. Ну, по крайней мере, я. Девушка, по прежнему, была напряжена и я, поначалу, даже, и не мог понять - в чём проблема-то?

Только постепенно по её наводящим вопросам до меня дошло. Она опасается того, кем я был в той жизни. То, что я знаю про СВО, например, не означает, что я, к примеру, не воевал на той стороне... Или, если даже на нашей, но был, например, бывшим уголовником. Иначе, почему это я первым делом вспомнил именно Бахмут и Вагнер? Ведь, как раз, Пригожин первым начал привлекать осужденных в штурмовые отряды.

Впрочем, сообразив наконец, что именно беспокоит докторицу, я поспешил ее успокоить, выложив про себя почти всё как на духу. И что к самой СВО я никакого отношения не имел. Что в армии я был только в конце далёких девяностых, что всю жизнь мирно работал по строительству и ремонту. И что не судим. И что первого человека я убил уже ТУТ... Рассказывать про то, кто это был - я не стал. Она и без того это уже прекрасно знала, выпотрошив вчера Малинку наизнанку.

Постепенно, по мере моего рассказа она расслабилась. Не то, чтобы поверила вот сразу и до конца, я же и соврать мог легко, но всё равно успокоилась. Видать устала жить в постоянном стрессе, под чужой личиной, когда не с кем поговорить откровенно. Когда тебя окружают одни только дети, с которыми толком и поговорить не о чём. Ни шуток твоих не понимают, ни фильмов твоих любимых не смотрели... Я прекрасно её понимал. Ведь я и сам вкусил этого же самого полной ложкой.

Успокоившись, доктор рассказала и о себе. Было ей ТАМ 34 года. Звали ее Александра. (Лиза - это имя её тела тут) служила военфельдшером, прошла практически всю СВО. Не раз ассистировала на операциях, хотя сама хирургом не была. Фельдшер всё-таки пониже рангом. Потому и моё довольно сложное ранение оказалось ей по силам. Хотя, по идее, это был не её уровень. Но больше-то тут помочь было некому!

А операция, по её словам, была архисложная. Никаких других жизненно важных органов, кроме лёгкого, пуля не задела, а вот самому лёгкому досталось по полной. Во-первых, его пробило собственно самой пулей. В двух местах, причём! Во-вторых, пневмотракс (ушиб мягких тканей) вокруг раны. А пуля ударяет «будь здоров»! Ну а, в-третьих - сломанные рёбра. Одно и без того было треснутое ещё там, на арене, а соседнее расколола пуля. Причём, расколола скверно, расщепив его и загнав множество осколков туда, в лёгкое, превратив его, по большому счёту, в дырявое решето. Ну и треснутое ребро по соседству от удара тоже сместилось, вогнав острый край в многострадальное лёгкое. Ну а пуля, прошив лёгкое навылет, застряла в рёбрах уже с обратной стороны. Практически на спине. Под лопаткой. Пробить ещё и их у пули импульса уже не хватило, но трещина в одном из рёбер была и там.

Так что операция (длившаяся, без малого, шесть часов) была той ещё задачкой. И в то, что она справилась со столь сложным случаем, Лиза, пока ещё и сама не верила до конца.

Я же, слушая девушку, помалкивал. Ей, чтоб скинуть переполнявшее её напряжение, было просто нужно выговориться. И профессиональная тема для этого подходила лучше всего. Вон как её понесло-то! Про себя раз-два слова, а вот про операцию заливается.... Ну да, понятно. Это ж её территория. Там она себя чувствует уверенней. Чтоб поддержать разговор спросил за мальчика. Брата Скотининой.

Чуть сбившись, Лиза (давайте всё же называть её Лизой) слегка помрачнела и задумчиво начать шарить у себя в карманах (автоматический жест курильщика. ТУТ Лиза не курила. Там не раз хотела бросить, но никак не могла. А тут, поняв, что зависимости больше нет, решила больше не начинать. Но вот привычка в сложных случаях искать в карманах курево - осталась. Рефлекс, однако!) Не найдя искомого девушка опомнилась и, наконец, негромко ответила:

– Мальчик тут. Я привезла его с собой. Он сейчас обживает палату по соседству. Малинку твою я к нему и отправила.

– Как он?...

– Плохо. Что ещё сказать-то? Он в апатии. Почти не ест, не пьёт. Не разговаривает. Ему бы психолога. Да не этих новомодных шарлатанов, а настоящего, кризисного. Вот только где ж его взять-то? Я, конечно, в институте курс прослушала, но тут от меня помощи немного. На этом направлении я никогда не работала.

– Инсулин?... - перебил я девицу, вновь норовящую свернуть на проторенную дорожку медицинских знаний.

– Тут еще сложнее, - не найдя выхода в курении, Лиза стала слегка покусывать костяшку указательного пальца. - Его нет. Ну, по крайней мере, здесь у нас его нет. Был небольшой запас, но эта сестра мальчишки... Как там её? Ольга? Оказывается, справлялась насчет инсулина у Губера. А тот перенаправил вопрос мне. Я помню ещё в мае выгребла остатки и отдала их Губеру. Всё равно когда тут все зимой полетело, они хранились с нарушением температурного режима. Да и немного их было. Ну, на какое-то время их, видимо, хватило, а больше Губер ничем и помочь ей не мог. Ну как-то небогато у него тут с аптеками или больницами. Точнее, вообще завал. Вот и пошла она к этому жирному ублюдку на поклон.

– А там?... В Восточном?...

– Что? - Лиза словно вынырнула из собственных невеселых мыслей. – Ах да... Ну, сегодня я сколько-то инсулина нашла. Но немного. Шварц обманывал ееё У него самого немного было. Побегать пришлось, конечно. Но раздобыла. На пару месяцев ему хватит. Да у него запасец был ещё от сестры. Но потом...

– И нигде не добыть?...

– Ну почему же, - медик задумчиво уставилась куда-то в окно. - В Кургане есть... Точнее был весьма неплохой фармацевтический комбинат. Синтез называется. Там выпускали весь спектр лекарственных препаратов. От аспирина, до этого самого инсулина. Вот там должен быть запасец, по любому. С соблюдением условий инсулин может храниться до двух лет. Но что потом?