Война и Мир (СИ) - "СкальдЪ"

А тем временем все больше и больше бригад подходило к берегам Дуная. Разговоры о времени и месте будущей переправы звучали каждый день. Иностранные специалисты, такие как английский полковник Гавелок и немецкий генерал Вердер, а также различные военные теоретики считали, что наши потери при переправе составят не менее двадцати-тридцати тысяч. Проверить данные выкладки могли лишь время. Пока же продолжалось томительное ожидание, которое затягивал природный фактор — уровень Дуная был на шестнадцать футов выше приемлемого для переправы. Все ждали, когда из-за жары вода начнет спадать. Благодаря природе армия получила определенную свободу и старалась весело проводить полученное время.

Мои гусары отличались похвальным гостеприимством и к нам постоянно заглядывали гости — донские, кубанские и уральские казаки, кавалеристы всех мастей, пехота и артиллерия. Эти инициативы я целиком поддерживал, так как видел, что подобное идет всем на пользу, поднимая боевой дух и сплачивая всех нас. Главное, чтобы не страдала дисциплина.

Особо приятным моментом стал день, когда на Дунай прибыл 11-й Изюмский гусарский полк с полковником Тельновым во главе. Они расположились за двадцать верст от нас, но когда я узнал о них, то сразу велел седлать Алмаза и собирать гостинцы. Утром гусары из четвертого эскадрона умудрились поймать двухпудового дунайского лосося и закоптили его на ольховых дровах. Местные называли лосось младицей. Щедро заплатив, я выкупил младицу у нижних чинов, велел взять ее с собой и запрыгнул в седло. Со мной отправились Костенко и Некрасов, которым так же не терпелось увидеться со старым другом.

— Сергей! Как же я рад тебя видеть! — я крепко обнял Тельнова, которого искренне уважал. Шутка ли, но именно под командованием этого некогда ротмистра я впервые понял, что же такое быть гусаром. Именно он стал мне наставником и учителем.

— Миша! — он захохотал, отстранился, заглянул в глаза, затем вновь обнял меня, после чего принялся обниматься с Костенко и Некрасовым. И пока мой адъютант командовал нижними чинами и те доставали из переметных сумок зерновой кофе, чуреки, халву, колбасу и вино, мы углубились в прошлое, вспоминая минувшие веселые деньки.

— За нашу славную встречу! За старых друзей! — произнес первый тост Тельнов, поднимая стопку. С Изюмским гусарами мы провели остаток дня и ночь до рассвета, запалив костер и поставив на огонь казан с пловом. Нашлись гитара и скрипка, веселым историям про барышень не было конца. Прозвучало свыше дюжины анекдотов про поручика Ржевского. Удивительно, как с моей подачи быстро и широко разошлось имя этого вымышленного персонажа. Что характерно, гусары им гордились, считая своим, плоть от плоти, товарищем, и уже сами придумывали про него различные каламбуры, двусмысленности и озорные проделки. Хотя, тут и придумывать нечего не надо, просто бери нашу жизнь, литературно ее обыгрывай и подавай, как реальный случай.

Огненные языки плясали, как живые. Потрескивали дрова, а в отдаление фыркали кони. Тысячи искорок взлетали, устремляясь к далеким звездам. У изюмцев служил ротмистр Эраст Квитницкий, общепризнанный умелец готовить жженку. Он приготовил такой напиток, который бы не грех подать и за императорский стол. Да и провизия, которую подвезли мы и которая нашлась у изюмцев, не особо уступала солидным столичным ресторанам. Особый ажиотаж вызвал двухпудовый копченый лосось. Его ели, да знай нахваливали, а боевое братство крепло прямо на глазах.

Обратно Бессмертные гусары отправились после завтрака, договорившись, что изюмцы приедут к нам в гости через день. Если так подумать, то и на войне имелись свои плюсы. Жить можно было и здесь, причем жить хорошо, с немалыми удобствами. Главное было не лениться и организовать свой быт по уму.

Новый день начался с того, что я разругался с военным интендантом, отказавшись принимать сырой овес. Из-за малой эффективности и неповоротливости Интендантского ведомства, вопрос поставки в армию давался на откуп различным контрагентам, за процент предлагающим свои услуги. Среди них особое место занимало «Товарищество Грегер, Горвиц и Коган». Оно драло серьезные проценты за свои услуги, и пыталось сэкономить и обмануть на всем — на гнилой солонине, плесневом хлебе, истлевшем сукне и прочем. Подобное добавляло юдофобских настроений, в армии контрагентов буквально ненавидели, перекидывая подобное отношение с капиталистов на простых евреев, но следовало отметить факт, что столь выгодное предложение «Товарищество» получило благодаря связям с генералом Непокойчицкий, который имел там солидную долю. И что-то подсказывало, что связи простирались вплоть до Царской Семьи. Получив солидную мзду, какой-нибудь великий князь сумел организовать и успешно прикрывать всю эту аферу.

Тем временем Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич Старший вместе со штабом остановился в городке Плоешти, недалеко от Бухареста, откуда руководил действиями всей армии. Постоянно проводились смотры, молебны и литургии. Знакомые рассказывали, что жил главнокомандующий в походе просто, вместо фарфора, хрусталя и серебра использовали обычную металлическую посуду и стекло. Обеды состояли из четырех блюд, а пили красное вино или пиво.

В Бухаресте расположился 8-й корпус Радецкого. Генерал Столетов, которого я помнил по Красноводску занимался набором и обучением болгарского ополчения. Дела у него шли так себе — болгар записалось меньше пяти тысяч. Воевать они не хотели, предпочитая, чтобы свободу от турецкого ига им добыли русские штыки.

В Зимницах командовал Скобелев 1-й, а непосредственное планирование будущей переправы поручили Драгомирову. Секретность была на высоте, даже большая часть генералов не знала, где запланирована основная переправа. Назывались такие места, как Оряхов, Никополь, Рущук, Туртукай. Турки наверняка нервничали, пытаясь угадать, где им сосредотачивать силы.

24 мая император пересек на поезде русско-румынскую границу в Яссах и 26 мая уже был в Плоешти, а затем и в Бухаресте, где ему устроили торжественную встречу и общевойсковой смотр. С ним находился канцлер Горчаков, наследник Николай и его младшие братья — Александр, Владимир, Алексей и Сергей. Хорошо хоть, что на смотр нас решили не вызывать, хотя такие слухи, учитывая статус Бессмертных гусар, ходили.

Многочисленные генералы, послы, корреспонденты различных стран, военные представители десятка стран, православные монахи, делегации болгар и румын во главе с князем Карлом, сербская группа с князем Миланом досаждали императора день и ночь. В Плоештах, где император остановился, появился даже японский военный посланник подполковник Сего-Йамазо. Нам было только в радость, что такой бедлам обошелся без нас, хотя с японцем я бы с удовольствием поговорил о самураях и различных традициях страны Восходящего Солнца.

Постоянно участвуя в разъездах, мы неплохо разбирались в обстановке и могли видеть собственными глазами, как тут и там вырастают береговые батареи. Тем более, все офицеры щеголяли новенькими биноклями восьмикратного увеличения, выпущенными господином Цейсом. Цесаревич Николай закупил их на весь полк. Бинокли считались дорогой статусной вещицей, и не всем она была по карману, так как в розничной торговли продавалась по 58 рублей.

Наши орудия устраивали с турками ежедневные артиллерийские дуэли через Дунай и спустя неделю даже необстрелянные полки освоились и перестали обращать внимание на грохот. К тому же турки стреляли плохо, за все время у нас погиб лишь один гусар, да двое оказались ранеными.

Главные действия происходили на реке. Наши канонерки пытались потопить турецкие мониторы, одновременно с этим перекрывая проходы минными заграждениями. Фарватер закрыли у Гирсова, верховьях Мачинского рукава, у острова Мечки, у Фламунды и Зимницы, а также чуть выше Рущука. Минный катер лейтенанта Федора Дубасова сумел потопить монитор «Сейфи», чья грозная слава оказалась пустышкой. Десятки моряков за свои героические действия удостоились орденов и Георгиевских крестов, первых в эту войну.