Квартирник (СИ) - Путилов Роман Феликсович
— Я со следователем разговариваю, а вы, как я понимаю, не следователь — огрызнулся «раскаивающийся» завхоз и продолжил умоляюще смотреть на Чеснокова.
То, что я, рванув Яковлева за поросшее темной шерстью ухо, заставлю его повернуться ко мне, сломало у него какой-то шаблон или картину мира.
— Ты, придурок, будешь разговаривать со следователем, когда я тебе разрешу. Понял меня?
Борис Петрович, схватившись за ухо, смотрел злобно, но вынуждено кивнул.
— Куда собирался вывозить доски которые лежат в кузове?
— Какие доски? — следователь удивленно оторвался от бумаг.
— Когда я пришел в школу, он ехать куда-то собирался на грузовике, а в кузове доски лежат. Я его попросил подождать меня полчаса для разговора, вышел из школы раньше, а он уехать пытался.
— Я же вам уже объяснял, я просто за территорию хотел машину выгнать.
— Ты мне эту сказочку не лепи, а отвечай на вопрос, куда вез доски.
— Я их не вывозил, а привез в школу. Просто некому пока разгружать, думал завтра дети на практику придут и помогут выгрузить.
— Ладно, сделаю вид, что поверил. Тогда вопрос звучит по-новому — откуда доски?
— С базы.
— Где документы, какая база, кому отдавал документы на доски и какой телефон этого человека?
— Я без документов купил с рук…
— У кого, где?
Яковлев опустил голову и замолчал.
— Алексей, обрати внимание, человек категорически не хочет, чтобы мы приехали к нему с обыском, и доски какие-то очень мутные. Мне кажется, надо обязательно к гражданину Яковлеву ехать с обыском, ну а пока делать осмотр грузовика.
— Ну хорошо, хорошо, я признаюсь. Доски купил на стройке у прораба и хотел отвезти их на дачу. Как увидел, что милиционер меня спросил, а потом в школу зашел, решил увезти доски от греха подальше. Готов штраф заплатить за самовольное использование казенного транспорта, или что там полагается…
— Закрывай, товарищ Чесноков сейф, пошли грузовик осматривать.
От греха подальше, с территории школы, Яковлев пытался вывезти не только доски. Когда я снял верхний ряд досок, то в середине небольшого штабеля обнаружилась небольшая ниша, в которой лежало нечто, прикрытое куском брезента. Я откинул брезент и осторожно, за брезентовые ремни поднял два предмета, при виде которых у следователя и понятых, стоящих у откинутого борта кузова, глаза сделались, как чайные блюдца. В моих руках висели, отливая грозным воронением, мелкокалиберные, но тем не менее, винтовки.
— Это мне подкинули! — наверное, на месте Бориса Петровича, я бы тоже самое кричал.
Барабан мы нашли по звуку, племянник Яковлева долбил в него самозабвенно. Когда мы со следователем торжественно несли к машине, сопровождаемые гневными криками ребенка, бабушки на лавочке крестились с просветленными лицами, наверное, пионерский барабан в доме — это лишнее.
Из допроса директора школы, преподаватель по начальной военной подготовке, в чьем введенье находились изъятые винтовки, подполковник и инвалид Отечественно войны, в мае умер — осколок, не извлеченный хирургом в сорок четвертом году, внезапно сдвинулся и повредил крупный сосуд. Нового преподавателя НВП ждали только в сентябре, за ключами, в том числе и от оружейки, никто особо не следил, старая и примитивная сигнализация часто барахлила, а пластилиновую печать на металлических дверях, как показал осмотр, кто-то хитро разрезал, параллельно веревочек, а потом осторожно слепил вновь. За два дня беготни, в которых я участвовал, не пойми, в каком качестве, потому как злобная Нинель Павловна меня приказом из следственного отдела откомандировала, принесли следователю Чеснокову четыре расследованных дела, которые он спешно готовил для направления в суд. За что Алексей был удостоен скупой похвалы от Рыбкиной — «ну вот видишь Чесноков — стоит тебя маленько подогнать, и ты начинаешь работать».
По истечении двух суток осмотров и изъятий, я вновь сидел в кабинете начальника РОВД.
— Видишь Громов, сложный ты человек, сложно с тобой работать. На что Рыбкина милейшая женщина, и то, месяца тебя не выдержала. Говорит, что руководящие указания ее по расследованию уголовного дела ты отказался выполнять, какие-то письменные указания требовал. После этого кто тебя к себе возьмет? Кому ты в отделе нужен, такая мина замедленного действия. Что молчишь?
— Что вам сказать, товарищ полковник? Что я больше так не буду? Нет, не скажу. Если мне начальник следствия дает устные указания скрыть важные обстоятельства дела, заменив протокол допроса новым, то я попросил дать письменные указания. Потому что, и я и она, прекрасно понимаем, чем это закончиться. Что тут не квартирная кража, а другая статья, выясниться, и я стану крайним. Я не знаю, что следователям за такие вещи положено, но думаю, что ничего хорошего.
— Я думаю, что ты, Громов, Нинель Павловну ни так понял. Рыбкина хороший и грамотный руководитель, она вряд ли требовала чего-то незаконного.
Мне надо было промолчать, но я не смог:
-Вот то что Нинель Павловна грамотная, я согласен с вами на все сто процентов.
— Ладно. Воспитывать тебя некогда, в кадрах распишешься в приказе о прикомандировании тебя в уголовный розыск и направление возьмешь на медкомиссию, а потом к начальнику розыска, он для тебя, по старой памяти, хорошее место подготовил.
Начальник розыска, при моем появлении в кабинете, молча вышел из-за стола, сделав рукой знак, чтобы я следовал за ним. Наш путь закончился в самом дальнем кабинете по коридору.
За одним из столов в тесном помещении сидел невысокий, худой и чернявый паренек моих лет, задумчиво смоливший сигарету. При нашем появлении парень ловко кинул окурок в распахнутое окно и вскочил.
— Вот, знакомьтесь. Павел Громов, из ППС переведен. Павел Шихман, младший оперуполномоченный. Линия ваша по раскрытию преступлений в жилищах граждан — квартирные разбои, грабежи и кражи. На днях дам вам старшего опера, он вас научит работать.
— Павел — черные, казацкие усы начальника повернулись ко мне: — в компьютерах разбираешься?
— Пользоваться умею.
— Вот — начальственная рука уперлась в монитор «персоналки», кажется «двести восемьдесят шестой»: — выбили на вашу линию. Надо создавать базу, куда забивать списки похищенного, с номерами, моделями… короче, все подробности, чтобы любую изъятую вещь можно было сверить, а не копаться в делах. Как базу разработаешь, то доложишь, что у тебя получилось. Потом вместе с тезкой каждый день будете забивать похищенные вещи. На этом вроде все? Вопросы есть? Если все понятно, в шесть вечера на развод, быть без опозданий.
-Здорово, я Павел — я протянул руку новому напарнику: — давно здесь?
Шихман отработал в уголовном розыске год, носил, как и я гордое звание сержанта милиции, жил с мамой в довоенном доме в стиле конструктивизма, выходящем окнами на Сердце Города, из достижений имел, записанную на маму, уставшую от длительной беспросветной жизни, синюю «копейку».
В данном кабинете он курил в одиночестве второй день. Раньше Тезка бегал по мелким поручениям оперов, обслуживающих новые дома в районе улицы Полярников. Неделю назад руководство РОВД получило указание организовать специализированную группу по борьбе с преступлениями, связанными с проникновением в жилища граждан, так как с заселением кварталов огромных панельных домов, количество квартирных краж в сутки достигало десятка, особенно в выходные, когда население устремлялось на дачи. Почесав затылки, отцы — командиры стали собирать в группу по новой линии работы лучшие и опытнейшие кадры, куда мы с Шихманом и попали. Осталось только найти старшего.
Глава 6
Глава шесть. Прописка.
Сейф был приоткрыт, из замочной скважины торчал ключ. В темных внутренностях железного шкафа виднелась стопка папок разной степени заношенности. Понятно. Коллеги собрали дела оперативного учета по тяжким преступлениям нашей направленности и с легкой душой скинули их на нашу новорожденную линию. Дела заводились на тяжкие преступления, не раскрытые в течении недели. И, если нераскрытое уголовное дело следователь, со спокойной душой, через два месяца скидывал в архив, вынося постановление о приостановлении работы по нему, то уголовный розыск свои дела вел десятилетиями, в теории примеряя каждого, попавшего в поле зрения преступника, на причастность к старым делам.
