Дмитрий Даль - Волчья сотня
– Не понимаю, к чему этот разговор, – откровенно сказал Одинцов. – Даже если мне и довелось раньше встречаться с князем, то на меня эта встреча не произвела неизгладимого впечатления, чтобы крепко осесть в памяти.
– Хорошо сказал, – ухмыльнулся воевода. – Вина хочешь?
– Не откажусь.
Глухарь наполнил кружку и протянул ее сотнику.
– После боя в твоей сотне образовались бреши. Сколько потерял людей?
– Двадцать три человека убитыми. Четырнадцать тяжело ранены. Им требуется покой. Даже санитарный караван может убить их. Остальные отделались легкими ранениями.
– Это плохо. Очень плохо и несвоевременно, – задумался воевода. – Несколько дней назад наши солдаты захватили вольный город Рибошлиц. Он лежит на пути к Красным полям. Заглянем на огонек к героям, там мы пополним твою сотню. Я пытался сохранить свежий резерв, но твое самоуправство испортило все планы. То, что ты сделал возле замка Дерри, тебе было прощено, поскольку ты принес нам на блюдце замок. Но сейчас, несмотря на то что ты вышел победителем из сражения, это капля в море, которая, возможно, может испортить нам главный праздник.
Серега отпил вина, размышляя над услышанным. Что-то неладно в датском королевстве, единственный вывод, который он мог сделать из всего этого. Пожалуй, служба в регулярной армии ему не по душе. Подчиняться командирам, которые все время темнят и занимаются интригами, прозванными по-научному стратегией, Одинцову не нравилось. В прежней жизни он был винтиком в огромной машине, но здесь он чувствовал свою уникальность и прозябать в армии совсем не хотел. Если уж воевать, то за свое княжество. Если уж командовать, то своей армией.
В этом мире все так нестабильно. Лоскутные государства все время лаются друг с другом, рвут одеяло на части. Быть может, удастся вырвать землю и для себя, а потом, чем черт не шутит, он сможет навести порядок и объединить княжества и баронства под свое начало. Идея звучала смело, даже чересчур нагло. Но некоторое время назад мысль, что он станет сотником и станет известен в нескольких государствах, выглядела абсурдной. Так что все в наших руках.
– Тяжелораненых придется оставить здесь. Подумай и позаботься об этом.
Сергей кивнул, допивая вино. По тону воеводы чувствовалось, что разговор окончен. Одинцов поставил пустую кружку на стол и, не прощаясь, вышел из палатки.
* * *После выволочки, которую устроил воевода Глухарь, спать совсем не хотелось. Серега решил прогуляться по лагерю, голову освежить да подумать о наболевшем.
Вестлавтский лагерь засыпал. Повсюду горели костры, словно стая светлячков собралась на снежной поляне. Несли службу ночные дозорные. В полном боевом облачении с копьями наготове сторожили покой спящего лагеря. Одинцов задержался на холме, где в землю был вкопан стяг его сотни – черное полотнище с оскаленной волчьей мордой, развевающееся по ветру. Возле него неподвижно стоял караульный. Недавно он варился в котле сражения, а сейчас безмятежно наблюдал за спящим, покрытым легкой простыней снега полем. А на вид совсем мальчишка, лет восемнадцать, может, уже и стукнуло. При виде командира он вытянулся и заметно напрягся. Одинцов махнул рукой, отдавая команду «вольно». Дозорный расслабился, но все же старался не смотреть в сторону командира.
Серега услышал тихие осторожные шаги позади себя, но не оглянулся, зная, что это кто-то из своих.
– Что, не спится, Волк? – спросил его сотник Кринаш.
Одинцов не ответил. Он помнил насмешливое выражение лица сотника, когда воевода распекал его.
– И ведь не скажешь, что в этих местах война идет, – задумчиво произнес Кринаш. – Мы не могли прийти к тебе на помощь. Ослушаться приказа воеводы нельзя. Тебе почему-то сходит с рук дерзость и самоуправство. Но вздумай кто из нас пойти против слова Глухаря, тотчас был бы разжалован в рядовые и тянул бы лямку в той же сотне, которой недавно командовал.
– Твои извинения приняты, – грубо сказал Серега.
– А я и не извинялся. С чего ты взял? – Кринаш удивленно хмыкнул. – Ты выскочка, ты чужак. Таких, как ты, не любят и вряд ли полюбят. Я тоже чужак. Родился в княжестве Гарим. В детстве я часто наблюдал, как на гладиаторском ринге люди сражаются с фартерами, бойцовыми псами. Я знаю, на что они способны. Убить их очень тяжело. Поэтому я сильно удивился, когда тебе удалось справиться в одиночку с двумя псами. Это заслуживает уважения. Но! Я начинал свой путь простым рядовым. Десять лет назад мне довелось сражаться против упаурыков…
Кринаш покосился на Одинцова. Серега хранил спокойствие, хотя вопросы роились в его голове. Кто такие эти упаурыки? Что происходило десять лет назад? Как не попасться на таких простых историях, которые, похоже, здесь знают даже необразованные мальчишки.
Кринаш словно почувствовал неуверенность Одинцова и решил просветить его.
– Десять лет назад с востока к границам княжеств пришла угроза. Великое ханство Упаурык двинуло свои войска на запад. Ни одно княжество или баронство в одиночку не могло справиться с армией упаурыков. Тогда князья приняли решение объединить армии и отразить угрозу. Нам удалось выстоять. Даже ягарыки, элитная гвардия Востока, не смогла сломить наше сопротивление. Многие из солдат в нашей армии сражались тогда с восточными безумцами. А что делал в то время ты? По возрасту ты подходишь. Если ты где-то служил, то должен был попасть на ту войну. Если не служил, то чем занимался?
Одинцов криво усмехнулся, но предпочел промолчать.
– Никто о тебе ничего не знает, Волк. Поэтому ты никогда не станешь в нашей среде своим. Пока тебе сопутствует удача, ты на коне. Но если удача отвернется от тебя, ты окажешься под копытами, и жизнь растопчет тебя. Так что опасайся…
– Вот смотрю я на тебя, – оборвал откровения Кринаша Одинцов, – и думаю о том болоте, в котором вы все привыкли вязнуть. Ваша жизнь это сплошная война с трясиной. Вы так привыкли к ней, что когда появляется человек, способный бесстрашно ходить по болоту, очень ему удивляетесь, начинаете его ненавидеть и всеми силами пытаетесь спихнуть его в свою трясину, чтобы он не выделялся, был таким, как все. Тонуть вместе всегда приятнее, чем чувствовать чье-то превосходство. Так вот, хочу тебе доверительно сообщить…
Серега заговорщицки осмотрелся по сторонам и понизил голос до шепота:
– Скоро. Очень скоро окружающий мир изменится. Все уже не будет таким, как ты привык видеть. Те, кто тонул и не поймут всех изменений, утонут. Те же, кто вовремя почувствует, куда дует ветер, и попробует измениться, возможно, окажутся на коне. В древности было проклятие: «чтоб ты жил в эпоху перемен». А древние знали толк в проклятиях. Так вот эпоха перемен приближается, друг мой. И только ты можешь определить, по какую сторону баррикад хочешь оказаться. Советую об этом подумать. Потому что я не намерен тонуть в вашем болоте, а если потребуется, я взорву его.
Одинцов развернулся, скользнул взглядом по задумавшемуся Кринашу и направился к себе.
В палатке было темно. Лишь только еле тлел огонь в походном очаге. Похоже, Лех Шустрик спал. По возвращении в лагерь Серега решил не расставаться с другом, тем более в его шатре было где развернуться. Отдыхать совсем не хотелось. Сна ни в одном глазу. Где-то тут была припасена бутылочка красного вина, да и не одна, если не изменяет память. Серега забрался в сундук, куда складывал все барахло, копящееся с момента назначения его сотником. На самом дне он нашел несколько запечатанных бутылок.
– И мне достань, – послышался голос Шустрика. – Все равно ты громыхаешь, словно слон в посудной лавке. Тут никакого сна не будет.
– А ты ворчишь, как сварливая старуха, – ответил Серега, доставая вторую бутылку вина.
На столе он нашел две кружки. Из них уже явно пили до этого, и наполнил их вином. Одну протянул Шустрику, выглядывавшему из-под мехового одеяла, и расположился на соседнем ложе.
– Через пару дней выдвигаемся. Раненые останутся в лагере, – сообщил Одинцов.
– Ты это о чем? – с подозрением спросил Шустрик.
– Ты ходить не можешь. Поэтому тебе лучше остаться в санитарном лагере, – мрачно заметил Серега, делая добрый глоток вина.
– Одинец, ты меня не оставишь в гниющем лагере. Если надо, то я заберусь верхом и последую за тобой. Ну и что, что у меня ноги сломаны, зато у доброго коня они в полной сохранности. Так что его ноги, мои руки и голова. Получится отличная компания.
Шустрик явно разнервничался. В полусумраке шатра его глаза блестели от возбуждения.
Серега взял пару деревянных брусочков и положил их в очаг. Заметно холодало, к утру в палатке будет царить мороз.
– Уговорил. Куда я без тебя.
– Кстати, пока ты тут прохлаждался в гостях у воеводы, я взялся читать сочинение Корнелиуса Кнатца. Томик, который ты забрал на память о графе Улафе Дерри. И хочу сказать тебе, что это очень увлекательное сочинение.
