Андрей Посняков - Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)
В отсеке дома, отделенном плотными шерстяными покрывалами, на широкой лавке лежал Хельги. Горел светильник на длинной металлической ножке. Неровное зеленоватое пламя бросало на лицо сына ярла какой-то потусторонний отблеск, словно юноша принадлежал уже не земному миру, а миру теней.
Велунд сидел в изголовье, похожий на старого мудрого ворона, Сигурд даже на миг испугался: уж не сам ли Один пожаловал в Бильрест-фьорд в образе старого кузнеца?
– Готово ли варево? – Поднял глаза Велунд.
Сигурд кивнул, выглянул за покрывало, что-то отрывисто бросил рабам, суетящимся у очага. Трэль Навозник принес небольшой котелок с мутной дурно пахнущей жидкостью, которую старый кузнец велел сварить из принесенных с собой трав. Сразу пахнуло дымом, зеленый язычок светильника дернулся и по стене, увешанной оружием, забегали тени. Странные тени. Одна была похожа на оленя, другая на быка, третья… Третья вообще ни на что не похожа, может быть, чуть-чуть на повозку, а, скорее, на стоящего на колесах кита. Сигурд махнул рукой, и тени исчезли. Ушел и Навозник, украдкой бросив взгляд на несчастного Хельги. Сын ярла случайно попал под обвал… Случайно… Навозник поспешно отвернулся, чтобы старый колдун ничего не смог прочитать в его темных глазах. Хельги хорошо относился к нему… Может быть, рассказать Сигурду то, что он слышал в лесу? Тому самому Сигурду, что только что собирался принести его в жертву? И обещал это сделать уже этой весной… Нет уж! Пусть – как знают. Тем более, кто поверит рабу?
Осторожно открыв рот Хельги, Велунд влил туда немного отвара, зачерпнутого из котелка большой деревянной ложкой, с вырезанными на ней волшебными угловатыми письменами-рунами. На губах юноши запузырилась коричневатая пена. Сигурд-ярл вздрогнул и посмотрел на Велунда. Тот успокаивающе кивнул – все так, как должно быть.
– Ты поможешь мне, Сигурд, – тихо произнес он, вытаскивая из принесенного с собой мешочка амулеты: несколько плоских камней с рунами, бараньи кости, кольца и маленький серебряный молоточек. – Задвинь поплотней покрывало…
– Так… Теперь – испей сам.
Велунд протянул ярлу котелок. Предупредил:
– Только три глотка!
Сигурд недоверчиво ухмыльнулся, затем вздохнул – уж, во всяком случае, хуже ему уже не будет – и выпил.
– Теперь я. – Колдун взял у старика котелок. Отпил. Сигурд посмотрел вокруг – ничего не менялось. Нет, кажется, звучала песня, все громче и громче – ну, это пели собравшиеся вокруг очага родичи, за ужином. Что-то уж больно громко. Старый ярл хотел было выйти, сказать, чтоб умолкли, да вот не смог даже подняться – ноги не слушались. А песни странные пелись:
Сигурда сын
Бездвижный лежит.
Срок не пришел,
Но время приспело:
Померкнувший взор
И бездвижна рука.
Никто не избегнет
Норн приговора.
Последние строки громко пропели женщины. Казалось, они здесь, рядом, очень близко – вот, как будто стоят прямо за покрывалом… Да нет! Вот же они! Здесь, кружат в хороводе прямо над ложем – туманные призраки. Вот Фрея – богиня любви и смерти, вон, она кружит под самым потолком, в призрачной колеснице, запряженной огромными котами. А вот, рядом, Хель – прекраснейшая повелительница Страны смерти. Прекраснейшая она только до пояса: Сигурд ясно увидел, как в разрезе туники промелькнули части скелета. Это плохо, что она здесь объявилась, плохо… А где же ее свирепый пес? Видно, остался охранять души мертвых, чтобы не выползли в Мидгард, воспользовавшись временным отсутствием хозяйки, чтоб не принялись вредить роду человеческому. Мудрая богиня Хель: сама ушла, но сторожа оставила. Но – зачем ушла? Зачем ей Хельги?
Все громче звучала песнь:
Никто не избегнет
Норн приговора!
А вот, в синей туманной дымке, почти не видимые, появились норны – девы судьбы, плетущие нити человеческой жизни и смерти. Вот их прялки, вот нити – где ж здесь отыскать нить Хельги?
То же самое, низко поклонившись, спросил Велунд. Норны все разом обернулись к нему, но ничего не ответили, лишь загадочно улыбнулись.
– Это плохо, что Хель здесь, – обернувшись, шепнул Сигурду старый колдун. Впрочем, об этом Сигурд и без него знал: чего ж хорошего в том, что к ложу умирающего явилась владычица смертного царства? И откуда только прознала, змея?
Велунд неожиданно взмахнул серебряным молоточком.
Гибнут стада,
Родня умирает,
И смертен ты сам! —
Громко прочел он.
Но смерти не ведает
Громкая слава
Деяний достойных.
Фрея… Прекраснейшая богиня Фрея остановилась прямо перед Велундом, улыбнулась.
Дай, о, достойная,
Знак, что ведет
К жизни, иль к смерти, —
обратился к ней старый колдун.
Фрея неожиданно засмеялась и вдруг обратилась в змею, покрытую блестящей золотой чешуей – слышно было, как звенели чешуйки, когда Фрея ползла к норнам. На полпути остановилась, подняла голову – голову прекрасной женщины с копной рыжих волос – внимательно посмотрела на Велунда и кивнула на Хель. Велунд все понял.
Знаю – валькирия
Спит на вершине,
Ясеня гибель
Играет над нею.
Так обратился он к Хель. И повелительница смерти снизошла к нему, внимательно прислушалась.
Так поспеши же,
Смертная дева,
Ибо, пока здесь ты,
В доме твоем
Зло притаилось.
Хель страшно осклабилась – так велика была сила ритмичного слога – протопала, прогремела костями по ложу, направилась прочь, на глазах делаясь все меньше и меньше. И злобно шипела, как шипит раздавленная сапогом гадюка! Нет, не справился бы с ней Велунд без помощи Фреи.
А золотая змея – Фрея – добралась до слепых дев – норн, обвилась вокруг одной из нитей – Сигурд понял: это судьба Хельги. Фрея осторожно высвободила нить и та заиграла, переливаясь разноцветными красками, словно радуга.
А Хельги… Лежащий без движения Хельги, вдруг глубоко вздохнул и открыл глаза. Сигурд почувствовал, как сжалось сердце. Улыбнулся, взмахнул радостно рукою. В этот момент, откуда ни возьмись, ворвался в дом огромный ворон, черный, с серыми подпалинами. Ворвался, замахал крылами… и опрокинул на постель котелок с варевом. С глухим стуком упал котелок, варево, испаряясь, поднялось к закопченному потолку зеленоватым туманом. Этот туман почуяла Хель. Обернулась, вытянув корявую ногу, и зацепила нить судьбы Хельги острым кривым ногтем. Впрочем, не одна нить оказалась зацепленной…
Глаза сына ярла закрылись. И, кажется, уже навсегда… Где-то неподалеку, за усадьбой, а может, и в нелюдском мире, утробно завыл волк.
Глава 4
Музыкант
Забудьте небо, встретившись со мною!
В моей ладье готовьтесь переплыть
К извечной тьме, и холоду, и зною.
А ты уйди, тебе нельзя тут быть,
Живой душе средь мертвых…
Странные дела творились в Норвегии в последнее время. На календаре было начало двадцать первого века, а казалось, будто вернулись древние языческие времена. Молодежь, поначалу – с дальних хуторов, а затем и из более цивилизованных мест – бросала работу и учебу ради поклонения старым богам. Это поклонение находило свое выражение в музыке – страстной, агрессивной, мощной, неотесанно скандинавской, сыгранной на пределе человеческих возможностей, а то уже и за ними – кто знает, не помогали ли музыкантам сами боги? Один, Тор, Локи… Языческое музыкальное буйство было вскоре обозвано блэк-металлом, это была европейская музыка, вмещавшая душу северных варваров. Грубая, яростная, нордически жесткая и вместе с тем – изысканно благородная. Считалось, что именно по этим принципам и должны жить потомки викингов. Музыканты, даже совсем еще юные, клялись на крови в верности избранной музыке (не только музыке – жизни!), как это сделали «Дактрон», черный металл набирал мощь в Норвегии, границ которой становилось уже мало – появлялись волонтеры по всей Европе: в Финляндии, Англии, Польше, России…
Такую музыку играл Игорь Акимцев, сменивший за последние три года не одну группу – в России с подобным было трудно, почти невозможно, куда-то пробиться – однако, по мнению Акимцева, дело того стоило. Игорь быстро приобрел славу одного из самых «крутых» ударников, в определенных кругах его считали ничуть не хуже «Кузнечика» из знаменитой норвежской группы «Димму Боргир», а уж «Кузнечик» давал жару – молотил так, что, казалось, расплавятся колонки и мониторы, даже ходили упорные слухи, что на материале «Димму Боргир» некоторые музыкальные фирмы проверяют качество аппаратуры. Примерно так же вкалывали – другого слова тут и не подберешь – и Фенрис из «Дактрон», и Кьетиль «Фрост» Харальдстад из «Сатирикона», впрочем, таких виртуозов можно было пересчитать по пальцам. Во многом именно их напор вкупе с ритм– и бас– гитарами составлял плотную звуковую стену – основу блэк-металла – на которую накладывалось яростное рычание вокала, напоминающее рычание раненого волка, да что волка – медведя! Наиболее продвинутые группы включали в музыкальный ряд готический потусторонний клавишный рев, а некоторые не брезговали и симфоническими оркестрами. Легендарные «Бурзум», к примеру, так вообще выпустили альбом ну совершенно этнического инструментала.
