Уильям Форстен - Роковая молния
— Отличный выстрел, матушка, — произнес Чак, подползая к ней.
Не переставая дрожать, женщина открыла затвор и вставила следующий патрон. Только тогда и Чак вспомнил, что надо перезарядить оружие.
В лесу не стихали одиночные выстрелы, и понять, что творится вокруг, было совершенно невозможно. Сражение вели отдельные небольшие группы, которые охотились друг за другом. Справа, ниже по течению реки, раздавались более интенсивные звуки боя, — значит, 1-й корпус все еще держался.
Это было, конечно, здорово, но в лесу могли скрываться сотни и тысячи мерков. Чак взглянул на единственного бойца своего отряда.
Тебя ведь зовут Ольгой, да?
— Да, ваше превосходительство.
— Я не «ваше превосходительство», черт побери! Хорошо, ваше превосходительство, — согласилась женщина.
— Ты прекрасно стреляешь. Спасибо тебе.
— Для меня убить мерка — дело чести, — сказала Ольга, обнажив в улыбке беззубые десны.
— Ну что ж, теперь будем держаться вместе.
— У вас есть более важная работа. Мы сами здесь справимся. Лучше убирайтесь назад и выводите поезд, пока не стало слишком поздно.
Эндрю шел по территории госпиталя и старался сохранить хотя бы видимость спокойствия, показать всем, что ситуация под контролем и победа еще возможна. Мир вокруг погрузился в кошмар. Он знал, что ранено около тридцати тысяч солдат. Еще десять тысяч погибли; несколько тысяч пропали без вести.
С армией как боевой единицей было покончено. 3-й и 4-й корпуса в совокупности едва могли составить одну бригаду. 6-й корпус Винсента пострадал не меньше, 2-й корпус Шнайда лишился половины людей, 7-й корпус Марка тоже.
Там была бойня, а здесь — то, что осталось поле нее. В свете фонаря перед Эндрю будто оживали кошмарные гравюры Дюрера. Безрукие и безногие солдаты лежали ряд за рядом. За ними тянулись ряды раненных в живот. Если бы было время, Эмил, Кэтлин или кто-нибудь из русских докторов могли бы спасти их, но сейчас большинство было обречено на смерть, врачи не могли справиться с таким числом пострадавших. Эндрю продолжал шагать между палаток, останавливаясь каждый раз, когда раненые поднимали руку и подзывали его к себе.
— Мы здорово всыпали им сегодня не правда ли, полковник?
Эндрю пришлось ответить улыбкой и кивнуть.
— Мы ведь все равно победим? Снова улыбка и кивок.
Молодой солдат схватил его за руку и приподнялся. Эндрю присмотрелся повнимательнее, лицо показалось ему знакомым — это был ветеран 35-го.
— Билли, как ты? — ласково спросил Эндрю, становясь на колени прямо на окровавленный пол.
— Не слишком хорошо, полковник, — прошептал в ответ Билли.
— Я видел, как дралась ваша бригада. Вы отлично сражались, сынок.
— Я боюсь, сэр, — прошептал тот.
Эндрю не находил слов, он чувствовал, что рука молодого ветерана становится все холоднее.
Что я теперь должен делать? Эндрю печально опустил голову.
— Помнишь свой дом там, на Земле? Билли грустно улыбнулся.
— Помнишь молитву перед отходом ко сну, которой научила тебя мать?
Билли кивнул.
— Давай прочтем ее вместе.
Билли тихо, почти шепотом, заговорил, Эндрю повторял слова за ним.
— Сейчас я ложусь спать…
Эндрю один закончил молитву, рука солдата бессильно упала.
Он накрыл тело одеялом и услышал позади чей-то плач. Это подошла Кэтлин.
— Бедняга, — сказала она, вытирая слезы. — Он все время звал свою мать, а потом подошел ты.
— Почти все они зовут матерей, когда приходит конец, — тихо отозвался Эндрю.
Я только что в очередной раз подумала, как сильно я тебя люблю, — прошептала Кэтлин. — Слава Богу, ты жив.
— А где Эмил?
— В соседней палатке. Зачем он тебе?
— Мне надо с ним поговорить.
Кэтлин помолчала, как будто догадавшись, о чем пойдет речь. Потом все же спросила:
— Как наши дела? Целый день я выслушивала различные слухи и теперь не знаю, чему верить.
— Проводи меня к Эмилу, — настойчиво попросил Эндрю.
Кэтлин взяла Эндрю под руку и повела к следующей палатке, где Эмил заканчивал операцию по извлечению стрелы из груди солдата. Наконец он наложил повязку и повернулся, чтобы вымыть руки, пока его ассистент бинтовал рану. Эндрю встретился взглядом с Эмилом, под глазами врача залегли темные круги.
— Нам надо поговорить, — произнес Эндрю. Эмил жестом попросил их подождать. Ассистент и санитар положили раненого на носилки и вынесли из палатки. Эмил проводил их до выхода, опустил полог и вернулся к Эндрю.
— Насколько все плохо? — спросил Эмил. Эндрю, глядя на Кэтлин, попытался сформулировать ответ, но не смог.
— Все кончено? — тихо спросила она. Эндрю молча кивнул.
Эмил шумно вздохнул и опустился на стул в углу палатки.
— И ты пришел, чтобы сказать, что я должен убить всех раненых.
Эндрю помолчал, от всей души желая, чтобы Кэтлин здесь не было. Он уже поднял голову, чтобы отослать ее, но увидел на ее лице слабую печальную улыбку. Ни слез, ни отчаяния, ни истерики, только огромная скрытая сила.
Даже если завтра все будет кончено, мы сражались не зря, — прошептала Кэтлин, подойдя к Эндрю и обнимая его за талию.
Он кивнул и поцеловал ее в лоб.
— По крайней мере, Мэдди некоторое время еще будет в безопасности, — продолжала Кэтлин. — Даже только ради этого стоило воевать.
Эндрю старался не думать о дочке — это могло совершенно сломить его силы. Ему приходилось сосредоточивать все мысли на войне. Полковник снова обратился к Эмилу.
— Ты сам знаешь, сколько у нас раненых. В строю осталось не больше тридцати тысяч солдат, но даже для них у нас нет патронов, чтобы выдержать еще один такой бой, как сегодня. Почти все орудия разбиты. Мерки прорвутся при первой же атаке. А тогда…
Голос изменил ему.
— Господи, Эмил, ты же знаешь, что они сделают с теми, кто останется в живых.
Эмил отошел к маленькому столику, дрожащими руками налил себе водки и сделал большой глоток.
— Вот уже сорок лет я стараюсь спасти чью-то жизнь, а теперь ты говоришь, что я должен убить всех этих людей.
— Эмил, ты же понимаешь, что мерки не убьют их сразу, сначала они будут издеваться над солдатами.
Эмил кивнул: — Грязные животные.
Он оглянулся на Кэтлин, стыдясь своей несдержанности.
— Я согласна с тобой, — прошептала Кэтлин, слабо улыбаясь.
— На рассвете я пришлю в госпиталь полк солдат с револьверами. У твоих санитаров тоже есть оружие. Все раненые, которые способны стоять на ногах, должны идти в бой или оставаться здесь в качестве охраны. У меня в нагрудном кармане лежит письменный приказ. Мои ординарцы будут об этом знать, на тот случай, если со мной что-то произойдет. Я пришлю приказ только в том случае, когда пойму, что другого выхода нет, и ни минутой раньше. Боже упаси от ошибки в таком деле. Но если мерки будут угрожать госпиталю, ты знаешь, что делать. Эмил кивнул, не в силах унять дрожь в руках.
