Ирина Оловянная - Маленький дьявол
Я, кажется, задал правильный вопрос: проблема не в Ористано, а это значит, что под нами не лежит еще одна мина замедленного действия. И следовательно, я могу расслабиться: прямо сейчас ничего ужасного не произойдет.
Глава 78
Задача оказалась сложной и несрочной — нельзя сказать, чтобы мы из-за нее потеряли сон и аппетит. Есть дела поинтереснее: уроки верховой езды, тренировки лошадей (все научились держаться в седле довольно быстро). Во время обедов синьор Кальяри вдохновенно излагал тезисы своего будущего доклада и интересовался, можно ли построить ипподром в Палермо. Директору обещали, что он еще будет перерезать там ленточку, и просили не забыть пригласить на это достославное событие всю нашу компанию.
А еще мы готовили придуманный мною сюрприз. Так что проблемами странной семьи Каникатти мы занимались не слишком регулярно. Периодически на кого-нибудь из нас находил соответствующий стих, он брал ноутбук и проверял очередную возникшую идею. Воплей «Эврика!» пока никто не издавал. Тем не менее за неделю у нас на компе собралось неплохое досье, а Лео научился лихо взламывать платные сайты — материальные соображения играли здесь далеко не последнюю роль. Я было собрался написать программку, которая будет брать с Лео только десятую часть суммы (да так, чтобы он ничего не заметил), но потом отказался от этой идеи: он вернется домой, полезет в интернет и узнает, что я его обманывал. Лео — не тот человек, с которым легко помириться, сильно его оскорбив.
Прорыв произошел однажды вечером, когда Алекс лениво изучал карту больцановского сайта факультета менеджмента. Его заинтересовала ссылка на Этнийскую энциклопедию, и там он в качестве запроса набрал уже навязшую у нас в зубах фамилию.
— Эй, ребята, смотрите, что я нашел! Каникатти Фредерико — основатель коммунистической партии Этны.
— Чего?!
— А что такое коммунистическая партия? — спросил Лео.
Полезная наука — история. Жаль, я еще не добрался до истории родной планеты — не пришлось бы полторы недели чесать в затылке.
Что такое «политическая партия», я знал хорошо, что такое «коммунизм» похуже — но полезная, оказывается, штука «Энциклопедия».
Все вместе мы прочитали старую (XXI века) критическую статью об этом самом коммунизме. Больше всего это похоже на красивую сказку в духе: «Вот если бы не было силы трения…» Читать труды его адептов мы не стали — и так все ясно. Историю двадцатого века я знаю неплохо: поставленный тогда эксперимент оказался настолько неудачным (правильнее сказать — катастрофическим), что концепция была забыта на несколько столетий. Во всяком случае, в истории XXI, XXII и XXIII веков даже такое слово не упоминается. А дальше я еще не добрался.
— Мне как-то не показалось, что тут насаждали всеобщее равенство. Скорее наоборот, это Энрик приехал и постановил, что все имеют равные права на еду и крышу над головой, — заметил Алекс.
— Ключевое слово «вранье», — сказал я.
— Как это?
— Помнишь, они преувеличивали в разы свои статистические показатели для больцановских сборников. Зачем это было делать, если все равно все цифры проверяются? Они годами выставляли себя на всеобщее посмешище! Это уже просто рефлекс какой-то.
Я с рождения жил в похожем мире: никому никогда ни при каких обстоятельствах не верь. Помнится, когда я узнал, что где-то какой-то беспризорник «умеет держать слово», и если уж скажет, что можно остаться, так действительно можно, я три недели никак не мог решиться сбежать из приюта: этого не может быть! Вор и фальшивомонетчик Бутс убедил меня в том, что на свете существуют честные люди.
Лео в это время листал на экране какой-то текст с компакта «История XX века. Часть третья». (Еще осенью я взял себя в руки и аккуратно подписал все свои диски.)
— История учит нас тому, что мы у нее ничему не учимся, — прочитал он вслух мою любимую пословицу. — И мы такие же болваны! Сам говоришь, что все это когда-то где-то было, — ну так надо почитать и поискать похожие симптомы.
— Гений, — деловито сказал Алекс, — так мы и поступим. Завтра, — добавил он, посмотрев на часы, — если, конечно, никто не хочет утром упасть под копыта.
— Давай его испортим, — предложил я Лео, — а то он какой-то слишком положительный, даже спать ложится вовремя.
— Давай лучше тебя исправим, — ответил Лео зевая.
— Зануды! — заявил я.
* * *Через несколько дней структура удивительного клана Каникатти была выяснена. Мы искали аналоги в земной истории, находили их, смеялись над трусостью и идиотизмом тех, кто соглашался так жить. Пока Лео не нашел в конце одной из посвященных коммунизму и социализму статей статистику жертв.
— О мадонна, — воскликнул Алекс, — да на всей Этне нет столько народу!
— Их надо уничтожить! — решительно сказал я.
Лео недоверчиво хмыкнул.
— Высоко замахнулся? Не считай себя меньше, чем ты есть! — добавил я. — И тогда на Земле, и здесь уже два столетия кто-то соглашается, чтобы его топтали ногами. Они именно так и думают: «А что я могу сделать?»
— А конкретно? — спросил Алекс. — У нас, помнится, с ними мир.
— Это не навсегда, — заметил я, — а учитывая, что склады оружия на Ористано нарушают статьи мирного договора, может быть, мы еще и не успеем сами повбивать в них осиновые колья.
— А почему осиновые?
— Не читал сказки про вампиров? — удивился Лео. — Энрик прав, они как вампиры: сами не живут и другим не дают.
— Угу, — сказал я, — они слишком разумные, чтобы быть живыми. Весь коммунизм на этом самом разуме и построен: «Человеку ничего не надо, кроме того, что я считаю, что ему надо» — планирование всеобщего несчастья.
— Короче, у нас всего неделя на то, чтобы в этом поучаствовать, — заметил Алекс, — через неделю синьор Мигель и генерал приедут сюда. Что является основой разумного планирования?
Я хмыкнул.
— Информация, — удивленно ответил Лео, — по возможности структурированная.
Военная подготовка всех и каждого имеет свои преимущества: никому не надо объяснять очевидные вещи.
— Жаль, что комп только один, мы могли бы поделить работу. А служба доставки тут еще не работает, я узнавал, — заметил я.
— Ладно, — сказал Алекс, — как-нибудь справимся. У нас же все уже есть, надо только скомпоновать и выводы сделать.
— Угу, — согласился я, принимаясь за работу.
Через час оглавление будущего исследования было написано, исправлено и дополнено.
Все это безобразие называется «развитой социализм». Всеобщее равенство и счастье они собираются строить когда-нибудь потом. А сейчас ради этого можно и потерпеть. На диске с историей нашелся сборник анекдотов на эту тему: ждать наступления коммунизма — постоянная работа.
