Павел Комарницкий - Всего один шаг
Я охотно отдаю свой голос «за». Ещё бы не «за»!
И тут я замечаю, что Ирочка плачет.
«Всё, Рома. Вот теперь всё. Лабораторные испытания закончены, значит, самое большее через полгода все ангелы будут бессмертны. Воистину бессмертны. Ты понимаешь?»
Да. Да, я понимаю. Отныне у нас не будет живых потерь даже в самых сложных операциях. Отныне я смогу идти на встречу с Иванами с широкой улыбкой, и мне ничего за это не будет…
— Ты прав. ТЕБЯ НИКОГДА НЕ УБЬЮТ, Рома! И папу, и маму, и всех-всех-всех!
Ирочка вдруг с визгом повисает у меня на шее, хлопая крыльями, и я от неожиданности валюсь навзничь. Счастливые глаза близко-близко, они занимают всё поле моего зрения… Сейчас, вот сейчас… Будто пёрышком… и взасос тоже…
— Папа-мама, привет! — с дробным топотком ног в комнату влетает маленький ураганчик. — Играть, быстро!
— О, дочура проснулась!
«Похоже, нам таки следовало назвать её Уэфой. Генетика!»
Ирочка прыскает смехом. Действительно, есть у маленькой Мауны такое сходство с дедушкой — сразу брать быка за рога.
* * *— Не спи на лету, Великий спящий!
Ирочка заботливо поправляет мне перья на сгибе крыла, волосы над ухом. Я понимаю, что все эти действия бесполезны — сейчас я выпорхну из дома, в тугие струи ветра.
— Ну, я полетел! Мауна, пока!
— Папа, пока-пока! — жизнерадостно отвечает дочура.
Кокон подхватывает меня на лету, и земля проваливается вниз. Да, сегодня мы обсудим великое открытие.
Как говорил один свежеиспечённый биоморф — «слабовато что-то идёт у вас тут технический прогресс»? Нет, он идёт, и ещё как идёт у нас, этот прогресс. Не миллионы тонн стали, не проценты роста продаж к предыдущему периоду — качественный рост. А всё остальное ерунда.
Я уже многое понимаю, очень многое. Вероятно, тот виртуально-реальный Повелитель прав, и от бескрылого аборигена-рыболова во мне осталось совсем немного. Осталось главное.
А вот и моя контора, однако. Я спускаюсь к знакомому зданию легко и где-то даже изящно. Как я поначалу турманом летел всякий раз, как кокон меня вываливал…
Я влетаю в проём, складывая крылья. Что-то тут не то…
Первое, что на меня обрушивается — волна горя.
— Ой, не могу-у я бо-ольше… Не… не могу-у-у!
Аина плачет взахлёб, горько и безутешно, привалившись к Биану, и он судорожно гладит её, успокаивает, обхватив руками и крыльями. Зрелище настолько невероятное, что я невольно дёргаю себя за ухо, по примеру шефа. Наша Аина, которой отрубить голову паре-другой Повелителей Вселенной что молока попить, плачет, как ребёнок.
«Моя дочь назвала меня убийцей, Рома. И сын ничего не возразил» — Аина говорит мысленно, поскольку вслух говорить ей мешают рыдания.
Мои товарищи, вся наша группа, стоят вокруг потерянные.
«А муж?» — холодею я от предчувствия.
«А муж ударил её крылом, Рома. Со всей силы ударил. И сейчас её лечат»
Она всхлипывает всё тише и тише — нет сил.
«Они были на выставке?»
«Дочь была, с подругами»
— Успокойся, Аина! — говорит Уин. — Муж твой прав.
Аина окончательно затихает.
— Вы не понимаете, ребята. Она права, и мне нечего возразить. Он зря её ударил, от бессилия неправого.
Аина поднимает на нас глаза, и я содрогаюсь. Ей же тысяча лет, не меньше…
— Но если бы мой муж тоже смолчал, я уже не жила бы. Призвала свою смерть. Вот так, коллеги.
Мы молчим. Ни одного слова, ни одной мысли в голове… А сейчас надо непременно что-то сказать, причём сказать правильно и умно… Или хотя бы ляпнуть… Создатель Вселенной, помоги хотя бы ляпнуть!
— Ну вот что, коллеги… — Биан смотрит на нас невидящим взором. — Сегодня мы работать не будем. Сегодня мы летим в гости к Аине.
Волна благодарности затапливает всех нас — это Аина, похоже. А может, и нет, потому что я чувствую то же самое. Наш начальник — самый мудрый в мире!
* * *— Вот так, Ир… — заканчиваю я свой рассказ.
Моя жена гладит меня, целует.
«Ты не считаешь меня убийцей?»
«Идиотская шутка, Рома, извини. А ты меня?»
Да, действительно. Законный вопрос.
«Главное, чтобы наша дочь никогда не сказала этого»
Мы смотрим друг другу в глаза, хотя можем читать мысли и не видя друг друга. И сейчас даже прежний, абсолютно бесчувственный к телепатии абориген Рома прочёл бы в этих вот глазищах глубоко запрятанный страх. Потому что угроза реальна. И убить можно не только при помощи оружия. Иное слово или мысль могут быть страшнее плазменного разрядника.
«Я очень надеюсь на это, муж мой»
— Папа-мама привет! — наша дочура врывается в комнату, держа Нечаянную радость в ручонках. Зверюшка отчаянно вырывается и верещит, но кусаться не смеет. — Поймала! — она гордо протягивает нам животное.
— А зачем поймала, а? — улыбается Ирочка.
— Играть буду, — заявляет дочь.
— А если она не хочет? Гляди, как вырывается. Отпусти зверюшку, Мауна.
Мауна послушно выпускает из рук Нечаянную радость, и та с писком вылетает на улицу, дабы отдохнуть от общества маленьких ангелочков.
— Потом поймаю, — сообщает мне дочура доверительно.
— Давай уже спать, ловчиха!
Ирочка укладывает Мауну в углу — ребёнок не любит на середине комнаты спать. Гладит её, чего-то воркует журчащим голосом, но я даже не вслушиваюсь в смысл слов. Потому что смысл один, и очень простой — «я люблю тебя».
«Всё, спит. Давай спать и мы с тобой, Рома»
«И завтра у нас новый трудный день…»
«А кто-то обещал тебе, что будет легко?»
* * *Тихо, как тихо в доме. Ирочка спит, укрыв нас обоих своими крыльями, дышит легко и ровно. Нечаянная радость спит на своей икебане. И наша маленькая Мауна спит в соседней комнате, я это чувствую-ощущаю. Мы не кладём её с собой — во-первых, незачем смущать ребёнка сценами охоты на ночного вампуара, а во-вторых, ангельские дети не боятся спать одни. Вообще они практически ничего не боятся, страх им неведом — оттого и сетка. Ангелы слишком долго живут в мире без страха, и древние инстинкты у детей перестали работать.
— М-м… Рома… — Ирочка чмокает во сне. Меня вновь затапливает волна нежности. Чудо моё, невероятное чудо, к которому невозможно привыкнуть.
А меня сон не берёт. Мысли одолевают. Да, я давно уже не различаю чётко, где кончаются мои мысли и начинаются мысли моей ненаглядной. Как невозможно, скажем, разделить мышление обоих полушарий мозга. Но сейчас моя вторая половина спит, и эти вот мысли мои единоличные.
Да, ангелы слишком долго живут в мире без страха. И сейчас вот исчезает на глазах последняя причина для страха. Меня можно сжечь плазменным разрядником, и через недолгое время я воскресну в недрах удивительного аппарата витализатора… Как скоро, кстати? Надо поинтересоваться.
