Евгений Прошкин - Магистраль
— Скорее, для меня… напоминание о том, что я искусственный объект. Как будто об этом можно забыть…
— Но ты столько сделал для своих… Без тебя бы ничего не было!
— Задача выполнена, операция завершена. А привязанность к сломанным игрушкам — черта детская… Мое человечество давно повзрослело. Да я и сам не уверен, хочу ли этого. Мнемопрограмма сохранится, в ней богатейший опыт. Если когда-нибудь понадоблюсь — активируют снова. Если же нет… то и слава богу.
— Операция завершена… — повторил Шорохов — На каком круге? Ты говорил, что их восемь,… Потом оказалось семь, и седьмой — технический.
— Сугубо технический: Старикан Шорох, запустивший это кольцо, так и не родился.
— Полагаю, что и шестой был не основным. Пятый?…
— Есть вещи, о которых ты не узнаешь никогда, — проронил Иванов, глядя в землю. — И это скорее хорошо, чем плохо, верно?
Олег повертел зажигалку и убрал ее в карман.
— Тогда, с Дактилем, у меня был мой программатор и целых четыре минуты. Ты не боялся? Ведь я бы мог…
— Что?… — Иван Иванович тоскливо посмотрел на Шорохова. — Что ты мог?
— Выбрать не это, а… — Олег задумался.
— А что?… — настойчиво спросил Иванов. — Что выбрать?… Не надо переоценивать свободу. Избавившись от программы, ты совершил ровно то же, что в ней было прописано. Не ради себя, так ради своей Прелести. — Иванов решительно поднялся и, положив ему ладонь на плечо, добавил: — В итоге ты все сделал по программе, Шорох. Но при этом ты еще и страдал. Вот в чем гнусность. Вот что ты себе выбрал, коллега… Ну, чего расселся? Возвращайся. Сломал Прелести программу? Поздравляю. Но кризиса никто не отменял. С ней нужно побыть, о ней нужно позаботиться, иначе… Неизвестно! — Иван Иванович картинно развел руками и так, держа их на весу, пошел к перекрестку. — Неизвестно! — крикнул он куда-то вверх, в желтоватое небо. — Понял, Шорох?! Судьба есть у каждого, и у тебя тоже, просто твоя теперь неизвестна! Что ты приобрел? Скажи, Шорох!.. Что ты получил?! Это неизвестно! Неизвестно! Неизвестно!..
Он уходил все дальше и продолжал орать, словно пьяный. Люди от него шарахались, но милиционера никто не звал, — похоже, у Иванова сегодня был счастливый день. Точнее, день с установкой на счастье…
В квартире жарили картошку с луком. Олег захлопнул дверь и заранее приготовил синхронизатор.
Спустя секунду в коридоре показалась знакомая женщина в шерстяных носках.
— Костя! Ко-остя! — заголосила она. — Этот малохольный снова приперся!
Из комнаты раздалось какое-то бурчание.
Шорохов зашел на кухню и осмотрелся. В раковине, устрашая треснутой ручкой, торчала сковорода. У плиты валялась Асина записка — просаленная, но вряд ли прочитанная.
«Милый Шорох!..»
— Костя! — позвала женщина. — Костя, ну что ты не идешь? Костя, ты что, окно там распахнул? Ты обалдел, Костя? Закрой немедленно!
— Куда телефон дела, чумичка? — проревел в ответ невидимый, но очевидно пьяный Костя.
Шорохов сунул записку в карман и стартовал.
— Костя Костя, он опять здесь! И еще…
— Ко-остя!
Олегу пришлось перемещаться около двадцати раз — после десятого он уже не считал. Костя был неизменно пьян, его сожительница вечно толклась на кухне то с кастрюлей, то со сковородкой, всегда — в халате и в шерстяных носках. Шорохов двигался вперед, с интервалом в неделю-две, и ему уже не удивлялись. На седьмом финише Костя потребовал выпить за встречу, на девятом Олегу предложили жареной картошки.
Потом жильцы пропали — появились другие, но ненадолго, всего на два месяца. После них квартира пустовала еще полторы недели. Шорохов сбрасывал даты, набирал новые и остервенело давил в кнопку, пока не обнаружил за столом Лопатина и Дактиля.
Координатор поигрывал скрученным поясом. Курьер держал наготове станнер.
— Железки!.. — коротко распорядился Василий Вениаминович.
Олег отдал свой ремень Дактилю. Тот проверил кармашки и кивнул Лопатину. Через мгновение они оба пропали, остался лишь запах погасшей трубки.
Шорохов ринулся в спальню и увидел раскиданное по полу постельное белье. Ася лежала, медленно разглаживая пятками матрас, будто пытаясь куда-то уползти. Темная подушка без наволочки промокла и смахивала на камень. Разметавшиеся по ней волосы светились солнечным нимбом.
В открытом окне заливались воробьи.
Стянув куртку, Олег сел на кровать и заглянул Асе в глаза.
— Где ты был, Шорох?… — простонала она. — Мне плохо, Шорох…
— Это ничего, Асенька. Это пройдет.
— Я умру, — сказала она. — Умру. Умру.
— Даже не мечтай. — Олег собрал с пола тряпки и запихнул их в тумбочку. Затем разыскал чистое полотенце и подстелил его Асе под голову.
— Где мы, Шорох?
— Не знаю. Где-то,… — он бессмысленно взглянул на часы, — в июле, кажется… Неплохой месяц.
Она отвернулась к стене.
— Что-нибудь болит? — спросил он. Ася тихо рассмеялась.
— Осел… Будешь умирать — я тебя тоже такими вопросами достану… Шорох! — Она приподнялась и схватила его за ворот свитера. — Шорох, я лучше пойду.
— Куда?!
— Пойду в бункер, в Службу. Это будет легче…
— Лежать!!
Ася обмякла и прошептала:
— Да… Какая разница?… Уже скоро. Прощай, Шорох…
— Ну, здра-асьте! Терпи. Оно того стоит.
— Правда?
Он взял в руки ее холодную ладонь.
— Терпи, Асенька, терпи. Это закончится, и начнется совсем другое… Настолько другое, что ты и представить себе не можешь…
— Я умру, — сказала она так уверенно, что Олег вздрогнул.
— У тебя еще полно дел! — весело отозвался он. — Надо написать мне трогательное письмо…
— И о чем?
— Я тебе продиктую.
— Ты продиктуешь мне письмо, которое я напишу тебе? Сбрендил, Шорох… Ложись, будем помирать вместе.
Олег, не выпуская ее руки, прилег рядом.
— Мне дико фигово… — пожаловалась она.
— Значит, ты еще живая.
— Уже недолго, Шорох, недолго…
— Не называй меня Шорохом, Асенька. Я больше не Шорох, а ты больше не Прелесть. Хотя… нет, ты все равно прелесть. Но это не имя. А умереть тебе не удастся, как ты ни старайся. Это единственное, что я знаю наверняка. Единственное — и про тебя, и про себя… Ты мне еще надоешь, старая карга. Но это будет не очень скоро, я надеюсь. А больше я не знаю ничего. Все остальное неизвестно. Как орал один сумасшедший клон…
— Сумасшедший клон? — фыркнула Ася.
— Сумасшедший клон, — хохотнув, подтвердил Олег. — Он орал, что у нас с тобой все неизвестно. И это… как это здорово!..
— Здорово? У нас нет будущего. Мы здесь чужие, мы здесь не нужны. И не только здесь. Везде.
