Олег Таругин - Дорога домой
На сей раз молчание длилось почти минуту, затем американцы все же ответили:
– We do not have connection! Our guidance can not confirm these words! To check up them we do not can in any way. Think you lie![25]
И тут же захлопали подствольники: не видя противника, «черные береты» применили новую тактику, дав залп по кронам сосен и надеясь, видимо, что хотя бы часть осколков достанется русским. Одна из гранат бухнула над головой совсем недалеко, и Зинченко торопливо уткнулся в усыпанную перепревшей хвоей землю. Сверху сыпануло новой порцией сорванного взрывом мусора.
– Полагаю, на этой оптимистичной ноте переговоры и завершились, – мрачно буркнул он себе под нос, вытаскивая из кармашка разгрузки рацию: – Все, Гроза, начали. Сначала фейерверк, следом сразу танцы.
Не дожидаясь ответа подчиненного, майор спрятал рацию, перехватил поудобнее автомат, опустив переводчик на автоматический огонь, и сгруппировался. Сейчас начнется веселье – ну, раз, два, три…
По обе стороны распадка на миг приподнялись бойцы, вскинув на плечи оливковые тубусы РПО «Шмель», и разом выстрелили. Три увенчанные дымными хвостами ракеты скрылись внизу, завершив короткий полет гулкими хлопками взрывов. И, едва боеприпасы сработали, с трех сторон ринулись в затянутый мутным дымом и пылью распадок. Несмотря на примененные термобарические заряды, никто не надеялся на полную победу – распадок не пещера и не ДОТ, часть энергии ушла вверх и в стороны склонов. Да и не столь уж убойная штука «Шмель» на открытом пространстве, не ОДАБ все ж…
Вражескую позицию штурмовали молча, без криков «ура», разделившись на боевые пары и страхуя друг друга. Огонь открывали, едва лишь в дыму обнаруживался противник. Короткая, на три патрона, очередь, уход с вероятной директрисы ответного огня, контрольный выстрел в упор, под срез шлема или в грудь.
Рейнджеры достаточно быстро очухались – профессионалы, разумеется, что и говорить! – и вступили в бой, причем местами дело сразу же дошло до рукопашной. Дрались «береты» хорошо, зло и расчетливо одновременно, и все же инициатива боя была потеряна с первых секунд атаки, и они скорее вяло оборонялись, даже не пытаясь контратаковать, с каждой минутой отступая и сжимая круг последней обороны.
В горячке боя майор как-то совершенно упустил момент, когда зажатый им между двух выходов породы сержант с окровавленным лицом вдруг хрипло выкрикнул «don’t shoot!» и отбросил винтовку, неуверенно подняв руки. Убирать палец со спускового крючка было поздно, и Зинченко, самым краешком сознания уловив суть происходящего, успел лишь дернуть стволом в сторону. Короткая, на пять последних в магазине патронов, очередь дробно простучала по камню, окатив обоих выщербленной пулями крошкой… и внезапно он понял, что наступила тишина. Больше никто не стрелял, не матерился на двух языках, не хэкал, делая выпад, и не хрипел, пытаясь добраться до горла соперника…
Победа, как водится, наступила неожиданно и буднично… она пахла сгоревшим порохом, горячим металлом и, сильнее всего, кровью…
Опустив автомат, майор провел рукой по лицу и взглянул на собственную ладонь, грязную от крови – явно чужой – и остатков перемешанной с потом боевой косметики. Устало взглянув на сдавшегося рейнджера, тоже хрипло пробормотал:
– Ну и на хера все это нужно было? Сказал же, сдались ваши десантнички…
– What? – непонимающе переспросил тот, тяжело прислоняясь к посеченному пулями камню, и майор неожиданно понял, что заговорил с ним по-русски.
– F…ck! I said that all of it had been nobody it is needed! And that your paratroopers and capitulated actually!
– Really? – похоже, спецназовец и на самом деле был удивлен.
– Нет, бля, прикалываюсь я… тьфу ты, опять забыл! Yes, I do not joke. It is a true. Through a few clock know everything. Ладно, опусти руки, – переводить было лень, так что Зинченко просто махнул ладонью. Американец прекрасно понял знак. Майор кивнул на его разгрузку, и рейнджер, кивнув, расстегнул лямки и отбросил ее в сторону. Следом шлепнулся пистолет из набедренной кобуры и боевой нож.
– О, еще один пленный? – Подошедший старлей Горнов пытался зубами разорвать прорезиненную оболочку ИПП. Правая рука висела вдоль туловища, с кончиков пальцев редкими тяжелыми каплями сбегала кровь. – Тарщ майор, помогите перевязаться, трудно левой рукой! Обидно, уже под самый конец дурной пулей зацепило. Кость цела вроде, и пальцы шевелятся. Гляньте там, сквозняк или внутри застряла?
Пока майор, разрезав ножом рукав камуфляжа, перевязывал товарищу простреленный навылет бицепс, тот успел сообщить итоги боя: приказ начальства даже немного перевыполнили, захватив аж целых пятерых «беретов», считая вместе со сдавшимся Зинченко сержантом. Контуженный близким взрывом командир отряда «Альфа» тоже попал в плен – одна из гранат разорвалась в нескольких метрах еще при первом залпе из РПГ, так что в бою он, к своему счастью, даже и участия не принимал. Остальные… Лейтенант пожал плечами и коротко кивнул куда-то за спину, где негромко переговаривались спецназовцы да порой коротко хлопали одиночные выстрелы. Раненых в плен не брали – не на себе ж их по тайге тащить, а до ближайшей дороги добрых полтора часа интенсивного движения…
– А у нас?
– Трое двухсотых, двое раненых. Это вместе со мной. Что дальше делаем, командир? Ну, в смысле, с нашими?
Поколебавшись с минуту, Зинченко принял решение:
– Ребят пока тут оставим, тела после заберем, вместе с амерами. Сначала нужно пленных доставить, начальство ждет. Зови радиста, докладывать буду.
Вызвав командование, майор отправил шифрованное сообщение об успешном завершении операции, заодно узнав, что и с остальными диверсантами покончено. Пленных попарно сковали наручниками и в темпе вальса погнали в сторону дороги, где их должны были встретить десантники на бронетехнике…
…На чем недолгие боевые действия в прибайкальской тайге в целом и закончились…
* * *…Пока взмыленная десантура, еще не отошедшая от горячки боя, бродила по разоренному лагерю и окрестностям, проводя окончательную зачистку местности, в сотне метров отсюда сидящий на броне санитарного БТРД Рыбченко, сверкающий белоснежной повязкой на бицепсе, во все горло распевал на мотив «Раскинулось море широко» «Стройбатовскую дембельскую». Хитро поглядывая при этом на сидящего неподалеку Дронова, которому фельдшер тоже заканчивал бинтовать простреленную грудь. Не то чтобы он издевался над любящим громкое пение товарищем, по причине ранения сейчас лишенным этой возможности, просто в крови еще бурлил адреналин, да и последствия болевого шока давали о себе знать – начинался отходняк:
Я и танк не водил, не стоял на посту
И не чистил затвор автомата.
Я бревна, как женщин, носил на руках,
Свой долг отдавая стройбату!
– Держи, певун. – Фельдшер, здоровенный русоволосый парняга с типично рязанской внешностью, протянул ему фляжку с открученным колпачком. – Хлебни спиртяшки, полегчает, точно говорю. Орешь-то так чего?
