Эдмонд Гамильтон - В стране приключений.Вып.1
Потом на НИИ МОХ навалились разворотливые и неукротимые новосибирские геологи. Они запаслись разрешением правительства, привезли громадную аэродромную бензовозку с палеозойской нефтью и стали ждать пуска второй установки, темпоральная глубина действия которой превышала миллиард лет. Слухи об ее пуске и всполошили ядерщиков, но геологи не спешили и не кипятились. Они ждали и пока запасались разрешениями и согласованиями: готовились к экспериментам основательно, как к выходу в поле. А когда пришел их день, они порциями по сто литров, на каждую порцию увеличивая глубину на пять миллионов лет, прокачали нефть через «МОХЕР-2». В институте воняло как в керосиновой лавочке, пол в машинном зале стал скользким, а потом случилось ужасное, такое, что Рысьева тошнило и через десять лет, когда он вспоминал. Ежеминутные звонки — сотрудники жаловались, зам. по хозчасти заявление «по собственному» подал, оттесненные геологами историки грозились — выкурили директора из кабинета, он пошел глянуть, что там происходит, и поспел как раз «вовремя». Едва он вошел, поводя крупным носом, в машинный зал, как поверх густого нефтяного хлынул куда более противный запах и из выпуска «МОХЕР-2» посыпались полуразвалившиеся, свежедохлые и вовсе разложившиеся трупики червей, громадных не то раков, не то скорпионов и среди них еще живой, трепыхающийся и меняющий цвет из серо-розового в ядовито-желто-зеленый осьминог. Вся пакость вылилась в пододвинутую геологами под выпуск машины емкость, а осьминог зацепился щупальцами за край, подтянулся, шмякнулся на пол, напустил лужу вонючих чернил и покраснел надолго, секунд на семь. Геологи схватились за руки и начали танцевать вокруг чернильной лужи, подхватывая оскользнувшихся и вопя: «Зооморфна, зооморфна! А что мы говорили?!» А один отошел, повернулся лицом в угол зала и, заткнув уши и нос пальцами, как ныряльщик, забубнил: «И ничего не доказывает! Случайный захват!»
Оценив обстановку, Рысьев понял: это — шанс! Можно избавиться от этих неугомонных раз и навсегда. Он поискал взглядом на кого опереться в эту трудную минуту. Свои не помогут: одна плачет, сраженная осквернением машинного зала, другая в обмороке, мужчины отводят ослабевших женщин в конец коридора… Кто же, кто? И тут он встретился с сухими горящими глазами: ждущий очереди, отпихнутый от машины историк-средневековик с тубусом подмышкой, грамоты стертые читать. Подозвав его взглядом, директор НИИ сказал:
— Давайте я ваши экспонаты подержу, а вы санврача вызовите. Одна нога здесь…
— Вас понял, — по-военному четко ответил историк, сунул Рысьеву трубку с грамотами и помчался к выходу.
Вы что, читатель, думаете, что, уплатив штраф, геологи успокоились? Э-э, не знаете вы ни геологов, ни тем более сибирских геологов! Они дали подписку не экспериментировать с органическими ископаемыми, уплатили штраф и привезли четырнадцать тонн базальта и гранита. Правда, это уж был их последний эксперимент с установкой обратного хода: полезшая из зева установки магма была, по словам специалистов, какая-то особенно кислая и проливающая новый свет на проблемы происхождения излившихся пород Средне-Сибирского плоскогорья, но пожарники уверяли, что магма самая обыкновенная и пожар тоже самый обычный.
После ремонта эксперименты долго не возобновлялись: Президиум Сибирского отделения Академии наук потребовал разработать инструкцию по технике безопасности при работе на «МОХЕР-1», а «МОХЕР-2» вообще законсервировать до поры. Кроме того, пользование установкой впредь дозволялось исключительно в интересах гуманитарных наук.
5.
Рысьев уже не раз каялся, что взялся за эту затею, опасную и хлопотливую. Но ему отступать было некуда — а зам. по хозчасти после пожара уволился-таки, переводом в «Союзвзрывпром», там-де спокойнее. Новый зам продержался три недели. Сначала народный контроль спросил с него за утечку энергии.
Разобрался — оказалось, сложилось по капле, сотрудники ножи точить перестали, носят на работу и прогоняют через «МОХЕР», на недельку в глубину — и так каждую недельку. Минута — и готово. Пришлось нанять шабашников из СКБ «Кибер» — блокировку с распознавателем образов ставить, чтобы предметы обихода не совали. А распознаватель с компьютером шестого поколения влетел в копеечку. Правда, уже и то хорошо, что шабашники все материалы вплоть до сверхдефицитного этого компьютера сами доставали. Но тут случилось такое, что все начеты и ревизии заму показались мелочью, нервов не стоящей: среди уборщиц затесалась сумасшедшая бабка, мечтающая сигануть в приемный бункер и вывалиться из выпускного двадцатилетней, при живых зубах и незамужней — а то попивать старик стал, как на пенсию вышел. Все это она многословно объяснила тому программисту, что джинсы некогда подновлял на «МОХЕР-1». После завотдельского подзатыльника парень посерьезнел и был даже облечен доверием: его избрали общественным инспектором охраны труда — должность не формальная в учреждении, где «ЧП» идут косяками, даже не одно за другим, а серия за серией. Парень все бабке объяснил: и что неизвестно, живая ли она выйдет из машины или так, в виде протоплазмы; и что из зарплаты за такие фокусы удержать могут; и что — на всякий случай, вдруг она верующая? Кто их, бабок, знает? — боженька накажет. Бабка пригорюнилась и все кивала. А через два дня ее за подол ухватили — бросилась в бункер! Хорошо, электрики в «козла» заигрались и спохватились, что рабочий день кончился, только в семь часов. Они ее и спасли. А зам. по хозчасти, узнав об этом, уволился.
Правда, замена нашлась, потому что институт срочно доукомплектовали опытными работниками. Дело в том, что искусствоведы, в порядке укрепления сотрудничества с французскими коллегами, подготовили акцию всемирно-исторического значения: из Лувра под охраной национальных гвардейцев и двух взводов «командос» отбыла в Новосибирск Венера Милосская! Рысьеву предложили, не афишируя этого и привлекая к работам предельно узкий круг сотрудников, расконсервировать восстановленную «МОХЕР-2», тщательно испытать и быть готовым. Официально было объявлено, что самая знаменитая в мире статуя будет экспонироваться в Доме Ученых, в обмен на выставку полотен сибирского живописца Грицюка во французском атомном центре Саклэ. Статую и должны были выставить в Доме Ученых, в тени знаменитого цитрусового дерева, доросшего до потолка вестибюля. Потом ее заменят копией, а оригинал пропустят через «МОХЕР»: надо в конце концов увидеть, какой ее изваял мастер, с руками или без. Есть ведь и такое мнение, что это специально сделано, для концентрации впечатления или еще почему. А если с руками, то какими они были и как располагались. Потому что кто бы ни бился над реконструкцией рук, у всех получалось неубедительно. Может, так? Может! А может, не так, а этак? И этак может.
