Александр Казанцев - Том (9). Клокочущая пустота
Но Лаура, видимо, ничего не знала. Она мило улыбалась кавалерам, осыпавшим ее комплиментами, и смотрела в сторону Сирано.
– Сколь ни поэтичны ваши слова, доблестные рыцари, но я намереваюсь надеяться, что приглашенный нами поэт не останется у вас в долгу.
И она подошла к Сирано.
– Написан ли вами, мой поэт, заказанный вам моим сердцем сонет, который отразил бы ваше отношение к нему?
– О да, баронесса! – прошептал Сирано.
– Тогда прочтите его всем. У меня на родине не делают секрета из сонетов и серенад. Надеюсь, что дамы Фронды, борясь за свободу, станут понимать меня.
– Читайте, мой друг, читайте, знаю, ведь сонет вами написан, – поддержал Сирано стоявший рядом Ноде, улыбаясь Лауре из своих кружев.
Сирано, тряхнув гривой волос, вышел на середину гостиной.
– «Богине буйных грез», – возвестил он.
Гости зашептались, находя название сонета смелым и интригующим.
Сирано продолжал, как от искр загораясь с каждой строчкой:
Когда ты входишь, солнце меркнет.
Дохнешь – благоуханье роз!
Тебе молюсь в любовной церкви,
Моя богиня буйных грез!
Твой взгляд слепит сверканьем молний,
Твой ум – ключи Добра и Зла!
С тобой я – парус, ветром полный!
Один я – лодка без весла!
Хочу в безумье быть счастливым!
И не гасить страстей своих!
Весенним яростным разливом
Кипеть, бурлить у ног твоих!
Твое лишь имя повторю
И весь дрожу, огнем горю!
Лаура расцвела.
– О, мой поэт заслуживает награды, и пусть его место за нашим столом оказывается рядом с моим.
Принц Конде и герцог Бюфон смотрели на счастливца, готовые растерзать его, но зная, что тот уже не принимает вызовов на поединки, спрятали свои кривые улыбки в усы.
Ноде шепнул Сирано:
– Друг мой, вы превзошли в этом сонете самого себя, но, умоляю вас, будьте осторожны. Мне не нравятся некоторые косые взгляды в вашу сторону.
– Вы испытанный друг, Ноде, благодарю вас, – ответил Сирано.
За ужином вино лилось рекой. Не только спутники прелестных дам, но и сами дамы не уступали им в этом.
Подвыпившая принцесса Монпансье, желая отомстить принцу Конде за его комплименты в адрес Лауры, звонко выкрикнула:
– В сражении я к пушке встать готова,
Но если бы сонет был мой,
Я без гостей его прослушала бы снова!
– Сама истина глаголет устами младенца или женщины, вкусившей опьянение, – шепнула Лаура Сирано. – А истине надо отплачивать дань. Не так ли? – И она подлила в бокал Сирано вина.
– Вино, клянусь вам, баронесса, подобно мышьяку, которым люди травят сами себя.
– О-о! Но это же испанское вино из погребов отца! Оно придает смелости в бою и дерзость при свидании с дамой! – И она звонко засмеялась, потом не без лукавства спросила: – И вы не хотите, чтобы я вас отравливала? Нет, не мышьяком, конечно!
Сирано сам не знал, что отвечал.
В особняке в Сен-Жерменском предместье в этот вечер не осталось места для салонной чопорности, баронесса собственным примером общения с Сирано освободила гостей от всех светских условностей. Ведь это было во времена Фронды, когда слово «свобода» использовалось каждым по собственному усмотрению. И после ужина гости веселились напропалую.
Герцог д'Ашперон, явно недовольный атмосферой, в которой оказался, сделал знак Сирано и Ноде о своем намерении уехать.
Баронесса Лаура, перехватив сигнал, превратилась в разъяренную тигрицу, у которой хотят отнять добычу.
– Ваша светлость, – обратилась она к д'Ашперону, – боюсь оказаться застенчиво-дерзкой, но в моем доме, как и в вашем замке, дверь для уезжающих открывается только после моего пожелания.
Герцог церемонно поклонился.
– Может быть, вы сделаете исключение, баронесса, для людей преклонного возраста и прикажете все-таки «поднять мост через ров»?
– Конечно, ваша светлость, если вы признаете, что не все, с вами приехавшие, успели состариться.
– Пусть паролем на выход будет наша седина, – заключил герцог, откланиваясь, беря под руку Ноде и оглядываясь на Сирано.
Сирано застыл, колеблясь. Сомнения снова охватили его, но колдовская близость Лауры лишила его воли и ясности ума. Он знал, что не должен, не может остаться… и все-таки остался!
Они вместе с баронессой провожали в конце вечера гостей, а те с понимающими улыбками прощались с ними.
Под утро уже пешком, без кареты, возвращался Сирано в Париж, переживая минуты познанного счастья. Ему хотелось петь, кричать от радости, временами переходить на бег, словно спасаясь от кого-то. Ему казалось, что бочка водовоза, выехавшего поутру развозить воду по домам парижан, катится впереди сама собой (лошади из-за бочки не было видно), и он готов был вообразить, что бочка и есть лошадь, едущая в самокатящейся карете.
Все встречные улыбались ему, как вчера итальянские комедианты и цыганки, как сама Лаура.
Он был бы беспечно счастлив, если бы не вспоминал сказанные ему Лаурой загадочные слова:
– Вы – мое божество, Бержерак! Если у нас будет ребенок, он будет сыном неба и от него пойдут гиганты. Я правильно вспомнила Библию?
Что это? Опять совпадение, наваждение, предупреждение?
«Нет! Это просто вершина счастья! – бездумно обрывал сам себя Сирано. – Как бы то ни было, но познанное счастье выше всего на свете!» – И он переходил на шаг вприпрыжку.
Ранние прохожие оглядывались на него.
Глава шестая. Хуже смерти
И хоть мой ужас будет скрыт
От осуждающего взора,
Но сердце гложет жгучий стыд
И боль несмытого позора!
Сирано де БержеракПредвкушая каждую вечернюю встречу с Лаурой, Сирано подолгу просиживал перед зеркалом, стараясь своей внешностью порадовать подругу.
Последнее время его раздражал досадный кашель, мешавший встречам с Лаурой. Непонятно почему, он тревожился. И когда, как обычно, к нему зашел добродушный Ноде, он не постеснялся, правда с шуточкой, показать свой платок со следами крови, сказав:
– Открываются старые раны. Это от избытка счастья.
Ноде отнесся к этому «пустячку» с неоправданной, как показалось Сирано, серьезностью.
– Друг мой, я старше вас и многое успел повидать. Мне бы очень хотелось познакомить вас с чудесным человеком, доктором Пигу, стремящимся, кстати сказать, вступить в наше тайное общество, ибо вся его деятельность посвящена Добру.