Станислав Гимадеев - Принцип четности
— Встать и искать Золотой Ключик, мой Буратино? Вы это имеете в виду?
— Хотя бы и так! А что такого?
— А тебе не приходило в голову, — насмешливо проговорил Глеб, — что у этой головоломки нет конкретного решения? Не приходило тебе в голову, что для каждого кролика в клетке оно может быть свое? Личное, индивидуальное! Что может быть свой выход, свой Золотой Ключик… А, Васильич?
Глеб сделал паузу, а Валера махнул в его сторону рукой и потянулся к тарелке с колбасой.
— Так ведь нет же, хочется найти обязательно единый, стандартный, универсальный… — продолжил Глеб. — Да, может, у каждого — свой Проход, так нет, все сгрудились возле общего! Пищат бедные кролики, толкаются… Придумывают разные очереди, жеребьевки, всякие комиссии создают… Вроде бы как нашли маломальский, захудаленький ключик. А он вовсе и не золотой. И даже не бронзовый…
Глеб умолк, потому что в дверях комнаты появился Кирилл.
Лицо его было мокрое от воды и очень мрачное. В опущенной руке он держал рацию.
— Кир, ты чего? — спросил Сергей настороженно.
— Давай, полиция, — сказал Глеб, подняв рюмку высоко над головой. — Уже давно налито.
— Мы с Сергеем уходим, — хрипло произнес Кирилл, не двигаясь с места.
— Прямо сейчас, что ли? — спросил Валера.
— Прямо сейчас, — сказал Кирилл. — Барновский вызвал. Пошли, Серега.
— А что стряслось-то? — спросил Валера недоуменно.
— Я не знаю, — ответил хмуро Кирилл и засунул рацию за пояс.
Сергей поднялся с дивана, разведя руки в стороны, и направился к выходу.
— А Сержа зачем берешь? — поинтересовался Глеб. — Он уже у вас в штате?
— Надо, — бросил Кирилл. — Машина нужна срочно. Пока, мужики. Провожать нас не надо.
Они вышли в прихожую и стали обуваться.
— Чудеса, однако! — восклицал в это время Валера. — Двух достойнейших парней отрывают от рюмок!.. Двух благороднейших донов!.. В субботу, вечером!
— Святотатство! — грозно вторил ему Глеб. — Что творится в резервации? Реальность трещит по швам! До чего мы дожили? Куда так отвратительно расширяется Вселенная?
— До завтра, интеллигенция, — бросил напоследок Кирилл.
— Желаю вам наклюкаться до поросячьего визга, — сказал Сергей, и они покинули квартиру.
Пока они спускались по лестнице, Кирилл не произнес ни слова. Он только вытер с лица капли воды рукавом, чертыхнулся, застегиваясь, потом достал сигарету и лихорадочно закурил. Когда они вышли на улицу, он повернул к Сергею свое хмурое и сосредоточенное лицо, на котором уже и следа не осталось от недавнего хмеля.
— Я не стал тебе при них говорить… — начал Кирилл. — Ни к чему им пока об этом…
— Да, все я понимаю, — кивнул Сергей. — Рассказывай. Что еще могло случиться?
— Чистяков найден повешенным у себя в «камере», — сказал Кирилл, делая глубокую затяжку и выпуская дым из ноздрей. — Вот такой, понимаешь, фокус-покус.
Несколько мгновений он молчал, пыхал дымом и внимательно глядел на Сергея.
— Петрович тебя тоже велел взять, потому что труп надо в больницу увезти, — добавил он. — Хорошо, что нажраться еще не успели. Ладно, пошли.
Они быстрым шагом направились в сторону мэрии.
— И это еще не все, — продолжил Кирилл по дороге. — Пропал Филин. Несколько часов уже никто его не видел.
— Это уже интереснее, — проговорил Сергей. — Это уже нехорошо.
— Это-то мне больше всего и не нравится! — выпалил Кирилл. — А знаешь, что мне еще очень сильно не нравится, Серега?
— Знаю, — ответил Сергей. — То, что все это — накануне завтрашнего собрания.
— Правильно, — мрачно бросил Кирилл. — Соображаешь.
— Думаешь, Филин может что-то замышлять? — спросил Сергей.
— Черт его знает! — пожал плечами Кирилл. — Раньше бы мне такое в голову не пришло. Ну, скажите пожалуйста, что может замышлять Филин? И против кого, спрашивается? Человек всю жизнь здесь живет.
— А против конторы? — предположил Сергей. — Или против Барновского? Вдруг он его сместить хочет?
— Сместить Барновского? — переспросил Кирилл. — Для чего? Они с Барновским замечательно уживаются. Да, и вообще, ты прикинь: ну, какая карьера может быть в резервации?
— Ну, у Филина на этот счет могут оказаться свои соображения, — заметил Сергей.
— Ох, я не знаю, — недовольно сказал Кирилл, — замышляет он что-то или нет, но есть факты, которые мне очень не по душе. Мне не по душе, что Филин якшается с Климом. Я не пойму, что у них может быть общего, Серега! С Климом, у которого прошлое все в тумане. А Филин же дотошный, и с кем попало не свяжется… Сто раз все перепроверит. А тут… Неувязка, понимаешь, какая-то.
— Ты же посылал запрос о Климе?
— Ха, — сказал Кирилл. — В том-то и фокус-покус, что я просил Филина, чтоб он сделал запрос. Он этим занимается, или Барновский. Вот и похоже, что он этот запросик-то и похоронил… Потом, мне вот еще что не нравится. Ту сережку золотую, надеюсь, помнишь?
— Угу, — ответил Сергей.
— Хоть Филин ее и забрал и обещал сам выяснить, как она попала к Артему, но, как я понимаю, ничегошеньки он не выяснил! И даже не пытался! Замял дело-то, по идее. А с Барковым что у них может быть общего? — вдруг выдохнул Кирилл. — Скажи мне, что может быть общего у Филина с Барковым?
— Ну, Барков — это далеко не Клим, — сказал Сергей.
— Да не ходил Филин к нему раньше, Серега! — сказал Кирилл. — Очень редко, может быть… А сейчас каждый день. И ты заметь: не за столик, а к нему туда, в подсобные помещения. Что это может означать?
— Что угодно это может означать, — сказал Сергей. — И даже самое безобидное.
— Так-то оно так… — согласился Кирилл. — Но мы же и про Баркова ничего не знаем! Вот ты с ним, вроде, общаешься… Попробуй-ка чего-нибудь про Филина выудить, а?
— Попробовать, конечно, можно, — сказал Сергей. — Только если Барков не захочет, то ничего-то из него не вытянешь, я знаю.
Они вошли в мэрию. Несмотря на девять часов вечера, тут царила напряженная обстановка.
В холле первого этажа столпилось около десятка людей. Среди них были мэр, Кравец со своими подчиненными, еще какие-то чиновники. Лица у всех были озабоченные. Сергей и Кирилл миновали их и прошли к «камере», в которой содержался Чистяков. «Камерой» ему служила обыкновенная комната в левом крыле первого этажа, которая имела замок в двери и решетку на окне.
В комнате оказались Барновский и Уманцев. Дверной замок был разворочен, старая расхлябанная кровать стояла у стены, на письменном столе, недавно отодвинутом от центра к окну, стояла тарелка с засохшими остатками пищи и пустая металлическая кружка. Труп Чистякова лежал на полу в середине комнаты. Рядом валялся белый узловатый моток — веревка была сделана из полос простыни. Уманцев, в домашней одежде, стоял, наклонившись над трупом, и что-то записывал в блокнот. Барновский, заложив руки за спину, расхаживал вдоль стены.
