Александр Щёголев - Агент Иван Жилин
– Ноги не слушаются, – сказал я умоляюще. – Эй, палачи, дайте отдохнуть.
– Врача вернуть? – наклонился Бэла ко мне.
– Выживу, – сказал я.
Он посмотрел на стереовизор и хмыкнул. Он посмотрел на Сикорски, на Лэна, на своих подчиненных, и принял решение.
– Хорошо, Жилин, я подожду у выхода. Надеюсь, обойдемся без трюков? Руди, проследи за ним.
– Да ты не волнуйся, уеду я отсюда. Вот отдышусь, и тотчас на вокзал.
– Сначала – в Управление, – напомнил мне товарищ Барабаш. – Мы должны оформить ваши показания… а также наши новые отношения… Молодой человек, – окликнул он Лэна, – пойдемте, побеседуем, как цивилизованные люди.
Он ушел, не пожелав мне здоровья.
– Это правда, – быстро стихал его голос, – что ваша матушка заказала для всех женщин, членов яхт-клуба, паруса-спинакеры в форме лифчика, а всех яхтсменов мужчин обязала сшить спинакеры в форме…
По стереовизору показывали видеозапись, сделанную непосредственно перед взрывом денежного хранилища. Очевидно, ту самую, о которой давеча упоминал европейский канал. Станислав Скребутан, главный фальшивомонетчик планеты Земля, позировал перед телекамерой. «…Приходит врач, осматривает меня и спрашивает: может, у вас почечная колика? – увлеченно рассказывал он. – Минут десять этот врач крутит меня туда-сюда и снова спрашивает: а может, у вас не колика, а прострел, люмбаго? А я ему: может, друг, ты сам выберешь? Так давайте выпьем за то, чтобы наши болезни мы все-таки выбирали себе сами. Надеюсь, все поняли, о чем я?..» Оказывается, это был тост. Стас поднял бокал и чокнулся с лентой аварийного освещения. Что ж ты делаешь, друг, закричал я ему, ты же не выносишь телекамер!.. Снимали в подземелье, в полутьме, на пределе чувствительности: был виден вскрытый силовой щит, проложенные по стенам кабели, а потом изображение, дергаясь и с трудом фокусируясь, пошло гулять по бункеру, и стал виден складной столик, уставленный жратвой и выпивкой. «…Шпроты крупным планом, пожалуйста, – звучал за кадром деловитый голос Стаса. – Шубу лучше наплывом…» Ах, да, вспомнил я, у тебя же сегодня день рождения. Праздник. «…Кто не знает: мы, немцы, не любим крепкое вино, – говорил Стас, – итальянские вина даже разбавляем, но сегодня не тот день. Конец антиалкогольному террору! Завещаю пересмотреть Естественный Кодекс в сторону здравого смысла, таково мое прощальное слово…» Опять он был в кадре. Театральным жестом он опустил на щите один из силовых переключателей, и подземелье с тяжким вздохом содрогнулось. Бетонная крошка посыпалась Стасу на волосы и в вино, тонкие очки спрыгнули с его носа. Тогда он до краев наполнил второй бокал, взял оба в руки, заглянул в объектив подслеповатыми глазами и улыбнулся: «Чуть не забыл. Если ты будешь пить за упокой моей души, считай, что я сказал тебе „сахар на дне“…» После чего выплеснул содержимое обоих бокалов на предохранители. Всё, конец записи.
Последняя реплика предназначалась мне. У тебя есть две птицы счастья, ответил я, большая и маленькая. И точки счастья в твоей жизни – большие и маленькие. Какая поставлена сегодня? Ты нашел самый простой способ обезопасить волшебные деньги от жадных исследователей, сжег их – такая у тебя получилась эвакуация. Вечную молодость с одной стороны и тупую алчность с другой ты уравнял собой. Не в тебе ли – точка равновесия, спросил бы профессиональный утешитель Гончар. Да это же подвиг, воскликнул бы пропагандист Жилин. Но смогу ли я теперь хоть что-нибудь выпить даже за упокой твоей души, подумал я. Вот в чем вопрос…
– Их через катакомбы достали, – тяжело произнес Рудольф Сикорски. – Подвезли промышленные скорчеры и пробили завалы.
Он неожиданно оказался рядом: сидел на моем диванчике.
– Что-то в вашем раю сломалось, – позволил и я себе реплику.
Лейтенант нечаянно подвигал ушами, размышляя над ответом.
– Каждому Бог посылает испытание, жаль только, примириться с этим бывает очень трудно.
О чем он в действительности говорил? О судьбах своего мира или всего лишь о своей супруге, быстрой на руку?
– Вы так переживаете, Руди, – посочувствовал я ему. – Но в одном вы ошибаетесь. Может быть не скорчеры и не катакомбы помогли господину Пеблбриджу вскрыть гнездо фальшивомонетчиков?
Он замер в неловкой позе, глядя на меня черными слезящимися глазами. Глазами большой умной собаки. Я вытащил из кармана скомканную записку, – ту самую, которую Сикорски подложил мне в карман мне возле дома Строгова, – и расправил её на коленях.
– Может, ваше правосудие восторжествовало благодаря этой маленькой дряни?
Долгим взглядом он изучал свой же текст. «ОНИ РЕШИЛИ ВАС УБИТЬ», – шевелились его губы. Потом опасливо взял бумажку, будто опасался обжечься. Потом он встал и пошел на негнущихся ногах – в ту сторону, куда удалился Бэла Барабаш, – потом побежал, сильно наклонив корпус вперед. Он был похож на охотничьего пса, взявшего след, и громадные уши его, казалось, подметали пол…
Зададим себе вопрос. В Парке Грез разве удалось мне сбежать от папы Марии? Нелепо было всерьез рассчитывать на это – меня просто отпустили. Зачем обкладывать зверя, ставить капканы и все прочее, если ловцам и так видно – где их зверь и с кем. Вот она, догадка! Лишь протрезвев, лишь почувствовав, что земля под ногами опять стала твердой, я понял это. Опять меня пометили. Когда? И явилась догадка номер два, и душа перевернулась, и нашелся ответ на вечный вопрос «кто виноват»… Именно по записке, затерявшейся в широких штанинах, меня нашли у Мигеля Ангуло. А незадолго до этого – определили точные координаты входа в подземный город. О да, боевые археологи тщательно проверили, не излучает ли гость, не проявляет ли хоть какую-то волновую или химическую активность, прежде чем пустить в подземелье. Тем более, меня не мог не проверить полковник Ангуло, как-никак он в Бюро антиволнового контроля служил. Но! Если забытый в кармане мусор абсолютно пассивен, то есть ничего подозрительного не испускает, как распознаешь, что это – самая что ни на есть дрянь?
Забудем про вульгарные маяки. Моя новая метка была не просто пассивна, но и внешний сигнал не отражала (на этом основана работа «пылевого резонатора»). Она, вероятно, вообще никак не искажала сигнал, что также широко используется в системах слежения. Боже упаси! Такие сюрпризы, будь они хоть трижды пассивны, хоть злокачественно фригидны, все равно отлавливаются аппаратурой контр-слежения. А у меня – бумажка и бумажка, какой с нее спрос? Теперь предположим, что этот комочек бумаги поглощает излучение полностью. Всевозможные детекторы его не видят, зато пара мобильных Z-локаторов, настроенных строго определенным образом, вполне способна засечь маленькую черную дырочку… Каких только деликатесов не припасено у нас для особо почетных клиентов. Ведь знал я о подобных фокусах! И не о таких знал. И Рэй не могла не знать. Что за тьма поглотила наши с ней рассудки?
