Роберт Хайнлайн - Уплыть за закат
– Хорошо. – Это было чуть ли не первое слово, которое она вымолвила с утра. Она делала то, что я ей велела, но инициативы не проявляла, между тем как Дональд работал с интересом.
Они уехали. Дональд вернулся к полудню, когда рабочие как раз сделали перерыв на обед.
– Придется подождать, – сказала я. – Они еще не совсем управились.
Куда ты девал Принцессу?
– Закрыл пока в своей ванной, поставил ей туда песок и еду. Она возмущается.
– Придется ей на время с этим смириться. Дональд, какая муха укусила Присциллу? Весь вечер и все утро она ведет себя так, будто кто-то – скорее всего я – сломал ее любимую игрушку.
– Да ладно, мать, она всегда такая. Не обращай внимания.
– Придется ей перестать быть такой, Дональд, если она хочет здесь жить. Я не стану подлаживаться под ее настроения. Всем своим детям я старалась предоставить полную свободу при условии, что они будут цивилизованно вести себя с другими людьми, в особенности с членами своей семьи. Любой человек в любых условиях должен вести себя цивилизованно – то есть соблюдать вежливость и всегда сохранять хорошее настроение, хотя бы и притворное. Исключений тут нет и скидки на возраст не делается. Не можешь ли ты повлиять на нее? Если она будет дуться, я вполне могу прогнать ее из-за стола и не думаю, что ей это понравится.
– Факт, что не понравится, – невесело усмехнулся Дональд.
– Так, может быть, ты ей скажешь об этом? От тебя ей будет не так обидно это услышать.
– Может быть.
– Дональд, как тебе кажется, сказала, сделала или потребовала я от нее что-нибудь такое, что оправдывает ее обиду?
– Д-да нет…
– Скажи откровенно, сынок. Ситуация скверная, и не надо ее продолжать.
– Ну… ей не нравится, когда ей приказывают.
– Что именно из моих приказаний ей не понравилось?
– Ну… она здорово расстроилась, когда ты не позволила ей выбирать, в каком доме мы будем жить.
– Это был не приказ. Я просто сказала, что это мое дело, а не ее – и так оно и есть.
– Ну а ей это не понравилось. И еще она не хочет идти к врачу, чтобы он в ней ковырялся, как она говорит.
– То есть на гинекологический осмотр. Да, это действительно был приказ, притом не подлежащий обсуждению. Ну а ты как думаешь – правильно я поступила, послав ее на гинекологический осмотр, или нет? Твое мнение на меня не повлияет, но я хочу его знать.
– Не мое это дело.
– Дональд.
– Ну, ладно – наверно, девчонкам такие осмотры нужны. Чтобы доктор узнал, здоровы они или нет. Наверное, так. Но ей это точно не нравится.
– Да, девчонкам нужны такие осмотры для их же блага. Мне самой не нравится эта процедура и никогда не нравилась, а уж меня осматривали столько раз, что я со счету сбилась. Но никуда не денешься – это все равно что чистить зубы. Так что я смирилась, и Присцилле тоже придется смириться, и никакой чепухи на этот счет я от нее не потерплю. – Я вздохнула. – Постарайся ей это внушить. Свезу-ка я тебя назад к ней и оставлю там, пока они обедают, а сама быстренько вернусь сюда, а то что-нибудь уедет не в том грузовике.
Переехали мы около двух, и я следила за разгрузкой с сандвичем в руке. Фургон уехал после пяти, и прошло еще какое-то время, пока мы не навели порядок – если можно назвать порядком, когда задний двор завален картонными коробками, одежда кучами лежит на кроватях, а книги засунуты на полки в произвольном порядке, лишь бы убрать их с пола. Не Бедный ли Ричард <"Альманах Бедного Ричарда" – сборники афоризмов, издававшиеся Бенджамином Франклином> сказал, что два переезда равны одному пожару? А наше переселение было еще из легких.
К восьми я кое-как покормила ребят ужином, который мы ели в тишине.
Присцилла все еще дулась.
После ужина я позвала всех в общую комнату – пить кофе и обмывать дом. Налила всем по рюмочке ликера – с него не опьянеешь, раньше тебя стошнит.
– С новосельем, дорогие. – Я пригубила свою рюмку, Дональд тоже, Присцилла не притронулась к своей.
– Я не пью, – заявила она.
– Это не выпивка, дорогая. Это церемония. Когда предлагают тост, а ты пить не хочешь, достаточно будет поднять бокал, поднести к губам, поставить его и улыбнуться. Запомни – пригодится на будущее.
– Мама, нам надо серьезно поговорить.
– Пожалуйста, я слушаю.
– Мы с Дональдом не сможем здесь жить.
– Мне жаль это слышать.
– Мне тоже жаль, но это правда.
– Когда вы уезжаете?
– Ты не хочешь знать, почему мы уезжаем? И куда?
– Ты сама скажешь мне, если захочешь.
– Потому что с нами тут обращаются как с заключенными!
Я не ответила, молчание затянулось, и наконец дочь спросила:
– Хочешь знать, что нас возмутило?
– Сказки, если хочешь.
– Скажи ей ты, Донни!
– Нет, – возразила я. – Если у Дональда есть свои жалобы, я выслушаю его. Но твои жалобы он излагать не будет. Ты присутствуешь здесь, я твоя мать и глава семьи. Если хочешь жаловаться, жалуйся мне. Не впутывай сюда брата.
– Вот-вот! Приказы! Сплошные приказы! Ничего, кроме приказов, как будто у нас тут тюрьма!
Я три раза повторила про себя мантру, которой научилась во время второй мировой войны: Nil illegitimi carborundum!
– Присцилла, если ты считаешь приказом то, что я сказала, – будь уверена, что я его не изменю. Я выслушаю все твои жалобы, но без посредников. – Мама, с тобой просто невозможно!
– И вот тебе еще приказ, юная леди: изволь разговаривать вежливо Дональд, у тебя есть какие-нибудь жалобы? У тебя, а не у твоей сестрицы?
– Да нет, мама.
– Донни!
– Присцилла, на что жалуешься ты? Кроме того, что вынуждена подчиняться приказам?
– Мама, ты… с тобой бесполезно говорить!
– А ты и не говорила. Я иду спать. Если уедете до того, как я встану, оставьте, пожалуйста, ключи на кухонном столе. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мама, – ответил Дональд.
Присцилла промолчала.
* * *К завтраку она не явилась.
– Она просила тебе передать, что не хочет завтракать, мама.
– Хорошо. Сегодня у нас яичница с сосисками. Ты какую любишь яичницу, Дональд? Разбить желтки и прожарить или для виду вылить на сковородку?
– Как ты, так и я. Мама, Присцилла только делает вид, что не хочет завтракать. Можно я скажу ей, что ты велела прийти?
– Нет. Себе я делаю яичницу на колбасе, а не внизу, и люблю слегка прожаренную, а не сырую. Подходит?
– А? Конечно. Мама, но можно я скажу хотя бы, что завтрак готов и ты зовешь ее есть?
– Нет.
– Почему?
– Потому, что я ничего подобного не говорила. Первым, кто пытался объявить мне голодовку, был твой братец Вудро. Он продержался несколько часов, да еще плутовал при этом – прятал под подушкой ванильные вафли.
