Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса
— Тогда ничего бы не изменилось в нашем времени. Отзынь тоже спрашивал меня об этом и…
— Не могу сообразить. У меня такое ощущение, что проблему дедушки мы так и не решили.
— Как бы объяснить… Допустим, прошлое — это исторический архив. И я могу вернуться назад и совершить массу подвигов, но содержание его останется прежним. К счастью, мы слишком мало знаем об этом городе и обо всем регионе. Поэтому диапазон моей деятельности довольно широк.
— Хорошо, — сказала она, — а если ты изобретешь порох? Все сразу изменится.
— Нет-нет… В таком случае изобретение не получит распространения. И не повлияет на ход истории. Может, я и придумал порох, люди попользовались им некоторое время, а потом забыли о нем, а письменные свидетельства потерялись. Что вполне вероятно. Но предположим, завтра ты найдешь где-нибудь здесь тысячелетний кувшин с порохом. Одно другому не противоречит.
— Не знаю… все это не… гм…
— Эту теорию легче понять, когда рассматриваешь уравнения, — произнес я. — А объяснять по-английски… все равно что пытаться сложить жука-носорога в технике оригами из бумажки два на два.
— Ладно, значит, у меня будет домашняя работа.
— Я бы на твоем месте не брал это в голову.
— Я не беру. Просто немного нервничаю.
— Спасибо, — сказал я.
— Ведь ты же мой друг.
— Может, мне не следует такое говорить, но я чувствую прилив желания, — признался я.
— Мы обсудим это потом.
— Конечно.
Бесчувственная маска, подумал я. Бесчувственная маска! Бесчувственная маска!
Я уже упоминал, что в последнее время постоянно испытывал ужас, вначале, как и все, из-за катастрофы в Диснейуорлде, а потом из-за 4 Ахау. Когда я немного преодолел страх, настало время волноваться о том, что случится со мной в старой доброй Майяландии. У меня в желудке словно лежала льдинка, которая таяла вот уже месяц, но никак не могла растаять до конца. При всем при том последние две недели я, несмотря на все фобии, горел желанием поскорее оседлать этот луч. Я хотел стать Джедом-2, своим вторым «я», которое попадет в прошлое. Но одновременно мое нынешнее «я» что-то удерживало в двадцать первом веке — даже если будущего тут осталось всего ничего. Это все из-за Марены… Хотя вообще-то, Джед, брось, ты бредишь наяву. С чего ты взял, что она без ума от тебя? Она — «Маленький красный корвет».[506] Пусть будет то, что будет. Договорились? Договорились.
Лизуарте пробралась обратно.
— Похоже, все в порядке, — сообщила она.
— Клево, — сказал я.
Успокойся, Джед.
— Отлично. — Они с Мареной опустили Туалет на груду мешков с песком у меня за головой. — Немного назад. Голову повыше. Вот так. — Лизуарте поместила мою голову в кольцо и закрепила его комками пластилина. — Не жмет?
— Нормально, — буркнул я.
Испанский сапог. Типа берет.
— Можете сосредоточиться?
— Безусловно.
— Итак, начинаем, — произнесла Марена, и я попросил, чтобы она еще раз провела тестирование. Все согласились. Она помедлила, прислушиваясь к голосу в своем наушнике, и сказала: — Таро шлет привет.
В Стейке он и команда протокола передачи сознания передавали ей вопросы и оценивали показания моих реакций.
Я тоже поприветствовал коллег.
— Время Т минус двадцать секунд, начинаем запись, — заговорила Лизуарте.
Она прикоснулась к своим наушникам, и магниты у меня на голове ускорились до максимума, что сопровождалось прерывистым усиливающимся гудением. Я через карликовую дверь разглядывал экваториальный звездный пейзаж. Крохотным мазком на Козероге горела комета Иш-Чель.
— Начали, — приказала Лизуарте.
— Итак, Джед, — произнесла Марена. — Первый вопрос. Факториал девяти.
— Секунду. Триста шестьдесят две тысячи восемьсот восемьдесят.
— Какой сегодня день?
— Двадцатое марта две тысячи двенадцатого года, — сказал я. Мы называли наш день Д Чумовой пятницей, но на самом деле он выпадал на другой день недели. Это сбивало с толку. — 1 Земной Жабы, 12 Темного Яйца. И в…
— Хорошо. Что в новостях?
— Запущен крупный проект. Все безнадежно больные люди во Флориде, в числе которых около восьми тысяч детей, делают прощальные ролики на видео. Их поместят в большом музее.
Опа, Джед. Не говори об умирающих детях. Она же мать. У Макса все в порядке, но все же. Подобные вещи вызывают беспокойство. Только неудивительно, что у меня это вырвалось, я сегодня просмотрел пару роликов. Из дурацкого чувства долга. И то, что я увидел, мучило меня. Страдания малышей могли бы выжать слезу из самого Джо Сталина. Я сменил тему.
— Штаты… ммм… скатываются к тоталитаризму китайского типа, — сообщил я. — На каждом углу блокпосты. А вчера принят Закон свободы, согласно которому контроль над вооруженными силами сосредотачивается в руках исполнительной власти. — Марена ничего не ответила, и я продолжил: — Дело в том, что различные подразделения военных стреляли друг в друга, что принесло в пять раз больше жертв, чем сама атака, поэтому… практически это прекращает действие habeas corpus.[507] Многие подумывают о переезде в Швецию. Очередь на переливание крови все еще огромная, поэтому в Тампе и Майами почти каждую ночь беспорядки. Запретная зона официально объявлена национальным памятником. Теперь здесь самая большая в мире карафа.
— Что это такое?
— Город мертвых. Некрополь. Навсегда закрытый.
— Хорошо. Абуджа — столица какого государства?
— Ммм. Нигерии?
— Калейдоскоп по буквам.
— К, A, Л, Е, Й, Д, — произнес я. — Э-э… О, С, К, О, П.
Она не говорила, правильные я даю ответы или нет (что, впрочем, не имело особого значения), медлила, прислушиваясь к кому-то в Стейке.
— Ну что ж, все нормально, — наконец сказала Марена.
Мои извилинки прошли контроль. Еще немного, и их содержимое устремится через квадрильоны планковских единиц пространства и времени[508] со скоростью один фут в наносекунду. Но я, конечно, на пути не буду ничего чувствовать или воспринимать — не больше, чем ощущаете вы, делая телефонный звонок, когда ваш голос цифруется и передается в космос, а потом отражается от двух спутников и его слышат на другом краю Земли.
— А теперь еще раз пробежим по заданию, — предложила Марена.
— Валяй.
Я должен был помнить об этих правилах, даже если опухоли образуются на ранней стадии… Забыл сказать о побочном эффекте загрузки: мозг 9 Клыкастого Колибри подвергнется такому сильному гамма-облучению, что в течение года у него разовьется серьезная форма рака. Мы рассчитали, что у меня будет около восьми месяцев, чтобы освоить игру и отправить эту информацию в двадцать первый век. А потом…
