Сергей Абрамов - Человек со звезды (сборник)
Вот оно, нужное слово!..
– Фигу! – уверенно повторила Зойка. – Никакой это не пир, хотя, может, для кого-то и пир. Рано радуетесь, Свенчичек, шведский стол это, а вовсе не пир.
– Какой-какой стол?
– Такой-такой стол. Обыкновенный, шведский. Платишь пятерик, как у нас в отеле, а жрешь до отвала – хоть на четвертной, если влезет. У этих… она брезгливо смотрела на снующие туда-сюда ручонки, – влезает. Халява, сэр.
– Халява… – эхом повторил Свен. – Но ведь выбор-то какой…
– А что выбор, что выбор? Те, кто эту халяву намечтал, каждый божий день жрут борщ с котлетами, если пофартит, если мясца им обломится. А о шведском столике слыхали, читали, у нас, Свенушка, средства шибко массовой информации эту передовую форму общепита прославили на века… Да я за те же бабки такого намечтаю – по Молоховец пройду, прямо по оглавлению! Пояснила для Свена: – Поваренная книга такая была. В дикой древности… А тут не по Молоховец, Свенчик, тут, Свенчик, фантазия продуктового заказа ко Дню шахтера – по максимуму. Жрать народ хочет, лопать, хавать, в желудках гадко от мойвы с вермишелью, а ты, Свен, это простое желание наружу выковыриваешь и, спасибо тебе, овеществляешь. Хоть погаллюцинируют, да нажрутся…
– Это не галлюцинация.
– А что ж это? Где ты всю эту красоту у нас видел? В гастрономе? В кабаке? Даже у кооператоров ассортимент похреновее… – Она уже ничего и никого не стыдилась. Ее несло. – Да кстати, а как насчет гуманности эксперимента, а? Эти рукастые набьют животы, отвалятся, а через энное количество часов с минутами добрый дядя – ученый – энтузиаст свалит к себе в Краснококшайск и – привет? А им что? Опять мойва? Суп пакетный? Гуляш дважды съеденный, колбаса «Молодежная»?.. Ай-ай-ай, Свен, стыдно, Свен, маленьких дразнить…
– Я никого не дразню, – защищался Свен. Он даже перестал изображать этакого викинга из морозильника, он почти орал, ручонки горе воздев: – Я хочу, чтоб так было всегда! У нас! У вас! На любой планете! Чтобы каждое желание каждого легко осуществлялось! И не иначе!
– Слыхали уже. Обрыдло. Партия торжественно провозглашает… Провозглашала, провозглашала, а потом – раз! – и все умолкли. Ты сказал: хотеть – значит мочь, а мы так не умеем, не научились. Зато мы можем так, как не хотим. И здорово можем. Лучше всех во Вселенной! Парадокс, Свенчик, мон шер, и тебе его с твоими инопланетными мозгами не понять… Ладно, побеседовали – пора и честь знать. Веди дальше, друг Вергилий.
И в самом деле, какая знакомая ситуация! Помнится, Данте ее замечательно подробно описал в бессмертном труде! И вот спустя столетия история повторяется на новом, как и требует марксизм-ленинизм, более высоком витке спирали. Там, у Данте, грешники сильно мыкались от содеянного ими ранее, а здесь – от ранее не содеянного, то есть попросту несделанного, но по-прежнему желаемого. Такова се ля ви…
Все-таки непривычен советский человек к чудесам, даже если они объясняются красивыми учеными терминами. Зойка не стала шагать через подпространство – или субподпространство? – а направилась к дверям, подальше от большой жрачки, открыла высоченную их половинку и… остановилась.
– Что там? – спросил из-за спины Свен.
Зойка молча подвинулась.
В крохотном гостиничном номере – койка у стены, стул у окна, тумба с телевизором, кресло, обязательный эстамп – на расшатанной сотнями буйных постояльцев кровати тихо спал очередной командированный, умаявшийся от беготни по начальству и магазинам. Спал не раздеваясь, улегся поверх каньового покрывала в рубашке, в брюках, в носках, подоткнул под щеку жесткую вату подушки, смотрел свои нехитрые командировочные сны и знать не знал о грандиозном межгалактическом эксперименте, вольно затеянном в приютившем его отеле. Проспал он эксперимент. Или же – как вариант! – это и было его заветным желанием: отоспаться, вырубиться на триста – четыреста минут из суровой действительности, которую, кроме как во сне, и видеть-то больно.
– No comments, – сказала Зойка и тихонько прикрыла дверь.
Свен комментариев и не требовал, все, выходит, ясно ему было, он вообще малость притих, присмирел, уже не вещал о глобальности умыслов, о грядущем переустройстве земного быта и о вступлении нашей голубой планеты в братство миров потребителей желаний. Он топал за Зойкой и помалкивал в тряпочку.
А Зойка, поняв, что в сей милой дьяволиаде (спасибо Михаилу Афанасьевичу за летучий термин!) двери ведут не туда, куда положено, а невесть куда они ведут странника, напрягла воображение и рванула прямо сквозь ближайшую стену – напролом. По архитектурно-планировочным законам положено было бы очутиться в сортире, а она вовсе даже очутилась на некой улице, судя по антуражу – не столичной, но по количеству магазинных вывесок мощно обскакавшей Арбат или какой-нибудь Столешников переулок: все первые этажи невысоких домов были заняты магазинами. Тут тебе и «Обувь», и «Одежда», и «Ткани», и «Промтовары», и «Культтовары» (улавливаете разницу?), и «Спорттовары», и непременный писчебеднобумажный «Школьник», и «Книги», и даже «Зоомагазин», не говоря уж о «Продтоварах», «Гастрономе», «Булочной», «Бакалее», «Диете», «Кондитерской» и «Молочной». Народу на такой замечательной улице, к удивлению Зойки, ошивалось немного, нигде никаких очередей, нигде никаких толп с повышенным спросом, никаких нервных выкриков типа: «Кто последний?», или «Вас здесь не стояло!», или «Просили не занимать, у кассирши обед!». Редкие культурные – или культтоварные? – горожане шли не торопясь по ладно заасфальтированному тротуару, чинно заходили в магазинные двери, пропуская женщин и детей вперед, и оттуда, из-за дверей, тоже никаких склочных шумов не доносилось, а другие граждане, наоборот, выходили, даже пропуская вперед женщин и детей, из тех же дверей, неся под мышками цветные коробки, свертки, сумки или же полиэтиленовые пакеты с красивыми портретами Аллы Б. Пугачевой и членов группы «Ласковый каждый месяц». Пакеты с покупками, вестимо.
– Кино, – сказала Зойка.
Все это и впрямь сильно смахивало на съемку высокохудожественного фильма в жанре соцреализма, а столь необычно ведущие себя покупатели легко могли быть зачислены по ведомству массовки: погуляют себе в декорациях, пятерик в кармане.
– Мечта кинорежиссера? – задумчиво угадал Свен. – Вряд ли… Здесь синтезированы желания по крайней мере сотни испытуемых. Может, один из них – режиссер?
– Если и так, то не Феллини и не Бергман, – подбила бабки Зойка. Как-то все это не по-краснококшайски, извини, Свен, придумано, без полета… Любопытно, а в магазинах-то как с дефицитом, не напряженно?..
И услышала:
– Совсем даже не напряженно.
