В. Бирюк - Рацухизация
И уточнить из практики:
– Не уговаривай её, не жалей и не впадай в истерику сам — это её только подзадорит. Будь равнодушен или уйди куда-нибудь. Если вовсе с глузду съехала, и это видят дети или посторонние, вылей на неё стакан воды, дай несильную пощечину. Самое разумное — отнесись к ней со смехом. Помни — здесь просто представление…
Элементарная психотерапия. Нигде не видел попаданца, который подрабатывал психотерапевтом у своих холопов. А как? Или кто-то думает, что основные типы психических заболеваний в «Святой Руси» отсутствует? Отнюдь, здесь их — больше и чаще. И — чисто моё: моя команда — «десять тысяч всякой сволочи». Этот контингент просто нашпигован всякими паранойями, шизофрениями, неврозами и психозами. У одних — это результат «сволочизма», у других — причина. Но в помощи нуждаются все. Команда попаданца — «дурка на природе». И если ты не тянешь, хоть минимально, на главврача — нефиг лезть в прогрессизм.
– Терентий, ты когда-нибудь на неё ведро холодной воды выливал? А хохотал ей в лицо? Она же как вампир — питается твоей болью, твоей злостью, твоим унижением. Смейся — и она перестанет истерить.
– Иване, я с ней жить не могу. Я видеть её не могу! Но и бросить её… Она из-за меня…
– Не понял. Ты — не понял. Первое: твоей вины — что не опрокидывал её на голову ведро колодезный каждый раз когда она рот открывала. Второе: жить ты с ней не будешь. Это не твоя воля — моя. Дети… В казарму пойдут, к сиротам. Баба — к Маре на заимку. Она таких лечит. Ты…
– Убери меня куда-нибудь. С глаз долой. От людей подальше. Никого видеть не могу.
– После Меньшаковых игр с твоей бывшей… Тебя, и правда, лучше с усадьбы убрать. Ладно. Пойдём-ка на мельницу. Лесопилку сделать надо.
Терентий оказался толковым парнем. Вместе с «горнистом» они довольно ловко поставили обе циркулярки на обеих мельницах. Едва в средине апреля пошло таяние, и по каналу побежала вода, как обе заработали.
Они потихоньку тёрли доски, а я уже прикидывал — какая у меня огромная выгода получается: два десятка мужиков, которые ежедневно вытёсывали тесины — не нужны. В первый момент многие не поняли революционности произошедшего: весна, крестьян и так надо освобождать от повинностей для подготовке к страде.
Но Потаня, обнаружив исчезновение в разнарядке на работы строки: «тесать доски» — сходил-посмотрел.
– Славно. Никогда такого не было. Теперя — и полы, и лари, и двери… Может, и потолки… Не сравнить. И вот ещё, боярич. Не моё дело… Но убери оттуда Терентия.
– Почему?
– Парень… в столичном доме живал, да ещё и управительствовал. Знает и умеет много. Его бы на место Агафьи… А там… скучно ему… Поломает пилу-то твою. Просто… ну… проверять будет.
Потаня как в воду глядел: я закрутился, а через три дня смущённый Терентий мял шапку на моём крыльце.
– Мы… там… это… колода такая суковатая… оно сперва-то… а после только хр-р-р-р… и после так — дрысь… Мы сразу остановили.
Ну фиг с ним. Для того два диска и делалось, что я изначально был уверен — сломают. Работники будут проверять: «чи пилит воно, чи ни». Механизм — новый, в теории называется: «Методы разрушающего контроля».
– Ясно. Снимите у «горниста», переставьте на твою мельницу. Есть надежда, что второй диск так рвать не будете. Ты старший. Сделаешь — доложишь.
Снова, как было с Чарджи, с Елицей, как бывало с другими моими ближниками, я следовал очень простой идее: если у человека личная проблема — надо загрузить его общественной. И поддерживать максимально высокий уровень интенсивности и новизны. Для Терентия это вылилось в должность «аварийной затычки».
– Иди-ка, Терентий в тёрки — тереть известь. Да посмотри там. Что-то нам хватать перестало.
Так получилось, что за полгода, я, сначала случайно, а потом целенаправленно, прогнал его по всем моим производствам. Он старательно избегал обрастать каким-то хозяйством, какими-то устойчивыми отношениями. Даже ночевать предпочитал там, где работал в очередной момент.
Бабу его Марана вылечила. В том смысле, что довела до состояния Марьи Искусницы: «что воля, что неволя, всё равно». Пользы от деятельности человека в таком состоянии — минимум. Больше пользы от бездеятельности в горизонтальном положении. Слухи о её «налезании» при встрече с Меньшаком да пересказы художеств в Смоленской усадьбе, определили основную область применения.
Трёп мужиков практически ежедневно давал Терентию яркую картинку общественного употребления дамы. Это избавило его от надежд на возвращение к прошлому. И заставляло быть более жестким с работниками. Которые, временами, взахлёб пытались обсудить с ним особенности его бывшей жены.
Наконец осенью я сообразил: Терентий прошёл почти по всем моим производствам и промыслам. Знает всех моих начальников и ни с кем особых отношений, худых или добрых не завёл. Личных, отдельных интересов не имеет и иметь не хочет. А ещё грамотен, умён, памятлив, энергичен, внимателен… Моя «сволочь», идеальный главный управитель.
Потолковал с Гапой и Артёмием, с Потаней и Акимом… Затянул до последнего. Как-то не хотелось мне… «отдавать браздов правления». Всё бы самому… указывать, направлять, руководить. Казалось — без моего ежедневного участия в решении всех вопросов… Только в ноябре переломил себя:
– Всё, люди добрые. Со всеми вашими заморочками — к Терентию. А я собираться буду в дорогу.
В первых числах декабря, когда стала нормальная санная дорога, большой Рябиновский обоз двинулся в стольный город Смоленск. Товары — на продажу, боярича — в службу, боярыню — в общество… Себя — показать, людей — посмотреть. Наставлений и пожеланий было великое множество. А я вспоминал Полония:
«Заветным мыслям не давай огласки,
Несообразным — ходу не давай.
Будь прост с людьми, но не запанибрата,
Проверенных и лучших из друзей
Приковывай стальными обручами,
Но до мозолей рук не натирай
Пожатьями со встречными. Старайся
Беречься драк, а сцепишься — берись
За дело так, чтоб береглись другие.
Всех слушай, но беседуй редко с кем.
Терпи их суд и прячь свои сужденья.
Рядись, во что позволит кошелек,
Но не франти — богато, но без вычур.
По платью познается человек,
В столице же на этот счет средь знати
Особенно хороший глаз. Смотри
Не занимай и не ссужай. Ссужая,
Лишаемся мы денег и друзей,
А займы притупляют бережливость.
Всего превыше: верен будь себе».
«Верен будь себе»… ещё бы знать про это «себе».
Я разрывался между желанием наплевать на глупый обычай диких туземцев — «клятва верности». Хотелось вернуться в Пердуновку, продолжить начатое, восстановить стекловарню, рацухнуть задуманные мастерские, прорисованную уже типографию, построить ещё улицу в Ведьминых Выселках…
