Яна Завацкая - Нить надежды
Однако Энди не возражал, и это меня устраивало.
Если не считать проблем с Тулайн, жилось мне неплохо. Я ежедневно по три часа гуляла пешком в лесу — полезно для ребенка. Все другие виды спорта забросила, разумеется. Еще гимнастику делала и трижды в неделю ходила в бассейн, поплавать.
Я даже увлеклась вязанием! Кстати, даже попыталась на этой почве найти общий язык с Тулайн, взять у нее какие-то образцы… Но общего языка все равно не получилось. Однако я связала довольно неплохой костюмчик для ребенка и очаровательные пинетки.
Но в основном я была занята чтением, как обычно, слушала музыку, регулярно ходила в театр — чаще одна, потому что у Энди любое классическое искусство вызывало крепкий, здоровый сон. Встречались мы с приятелями Энди, иногда прилетала Мика (или я ездила к ней).
Еще я перестраивала наш этаж и планировала детскую, заказывала детские вещички, все это было необыкновенно умилительно и интересно.
Словом, я наслаждалась покоем и полным бездельем, и если бы не мамочка, мое счастье было бы почти полным.
Вот только совершенно пропал интерес к сексу. Наверное, тоже гормоны. А скорее всего, Энди мне осточертел. Я объясняла ему это беременностью, и вроде, он не возмущался. К счастью, Энди не был особенно зациклен на сексе.
В конце весны, когда голова кружилась от запаха только что распустившихся виреолов, а воздух был синим и вязким, появилась на свет моя дочь.
Я лежала после родов в широкой кровати, размышляя сразу обо всем. Об имени. У меня было всего два варианта — Глин и Лус. Я выбрала второй, давно уже, и сказала об этом Энди. Еще до родов. Но когда после всего этого процесса я хорошо выспалась, медсестра притащила мне дочку, и на бирке, прикрепленной к ножке было выгравировано «Тулайн Даргел».
Сейчас… Едва Энди пришел, я закатила скандал. Он долго и смущенно объяснял, что в их роду принято девочек называть в честь бабушки. В конце концов я согласилась, что в документах может стоять и двойное имя — Тулайн Лус.
Все это отравило мне радость, конечно. Как и то, что свекровь на следующий день после родов притащила мне в больницу ровно три обгрызенных голубоватых цветочка колокольцев, и со вздохом сказала — «Это ничего, что первая девочка. Еще успеешь парня родить».
Но как бы то ни было, моя Лус лежала сейчас рядом со мной, в прозрачной кроватке. Я могла видеть ее личико. Сейчас глазки были закрыты. Какое она совершенство! Какие фантастически крошечные пальчики — но совершенно настоящие, со всеми фалангами, ноготками, складочками. Носик… ротик… совершенно белые мягкие волосики.
Роды прошли очень легко, я даже слегка разочаровалась. Попросила не колоть обезболивающее, у нас нет надежных средств, чтобы не вредили ребенку. Но все равно уж такой сверхъестественной боли не было. Я, во всяком случае, ожидала худшего. Врач был в восторге — «Шени Даргел, вы просто великолепно родили!» Ну еще бы. Здоровья и сил мне не занимать.
Уже молоко пошло, и молока много. Эх, я могла бы и еще родить. Пятерых. Да хоть десять. Ильт, знаешь, я бы тебе родила кучу детей. Это же такое счастье… Ничего не надо, ни Космоса, ни побед, ни богатства, ни власти. Только солнышко вот такое — и в нем все счастье…
Лус зашевелилась, личико ее сморщилось. Я взяла дочь на руки, приложила к груди. Девочка сладко зачмокала. Хорошо кушает! Мое сердце таяло от счастья.
Вот только… почему такое ощущение, что я с этим ребенком — одна против всего мира? Что никому, никому, кроме меня, это дитя не нужно? Что никто и защитить-то его не сможет — кроме меня?
Вроде, никакая опасность нам пока не грозит…
Все девочки любят играть в куклы.
В моей жизни этого было немного. Играли мы в Школе Легиона? Вообще да, но были ли у нас именно куклы? Помню, Кари родители привезли шикарного такого пупса с черными длинными волосами. Но кажется, мы и с ним не играли. Вообще, наверное, нет, совсем нет. Нас ведь воспитывали как мальчиков — намеренно. В нас не должно было остаться ничего специфически женского (в Кари все же осталось… врожденное это, видно).
Мне это никогда не мешало, и как-то я особенно не стремилась к женским занятиям.
Но вот сейчас с удивлением обнаружила, что в куклы играть — восхитительно интересно.
Стыдно сказать, но дочка мне и казалась замечательной живой куколкой… игрушкой… тьфу ты, я прямо как Аригайрт. Но что поделаешь, родители и в самом деле должны воспитывать детей. Растить.
Мне доставляло невероятное удовольствие менять Лус штанишки и прокладки, переодевать ее, сюсюкать, качать на ручках, а уж кормить — и вовсе счастье. Кажется, впервые в жизни я начала понимать, что женщиной быть не так уж плохо.
До сих пор мне это только мешало.
Интересно, а может ли мужчина ощутить что-то подобное? Энди был, вроде бы, совершенно равнодушен к дочке. Нет, иногда брал ее на руки, помогал, например, купать. Но особого восторга я за ним не замечала. И слава Адоне!
А как вел бы себя Ильт? Я не знала. Но почему-то мне казалось, он бы прыгал от счастья, если бы я родила ему дитя.
Тулайн сразу же, как только мы принесли девочку домой, начала нравоучительные речи.
— Некоторые молодые женщины думают, что муж должен пеленать ребенка и вообще с ним возиться. А это не мужское занятие, мужчины для этого просто не приспособлены.
Да и пожалуйста. Не приспособлены — и не надо. Я прекрасно справлялась одна, тем более, что Лус была ребенком спокойным, много спала. В промежутках я едва успевала позаниматься с ней гимнастикой, плаванием, покормить, а также просто потетешкать и поиграть. Жизнь Энди почти никак не изменилась… но он уже был мне совершенно не нужен. Беременной я привязалась к нему, скучала, когда он уезжал — гормоны, наверное. Сейчас же действие тех гормонов прошло, и мне было абсолютно безразлично отсутствие мужа. Даже наоборот, без него поспокойнее.
Лус, к сожалению, не унаследовала мою артиксийскую мутацию — глаза ее не были синими. Просто светло-голубые обычные глазки. И носик у нее был маленький, чуть вздернутый. Но линии лица все же напоминали мои.
Месяцам к трем я начала таскать ее на занятия по «раннему детскому развитию». На самом деле эти занятия нужны были исключительно для общения мамаш между собой. Но думаю, и Лус было неплохо — мы выкладывали голеньких малышей на ковер, те их них, кто уже мог ползать, изучали окружающее, периодически натыкаясь друг на друга и очень удивляясь.
Я сидела на мягком валике рядом с другой мамашей, Кейти, мы успели с ней подружиться. Что-то отличало Кейти от других — как и я, она не была идеально благополучной молодой мамашей. Дочурку завела неизвестно от кого, семьи у нее не было, работала она дизайнером. Самостоятельная, симпатичная, длинноногая молодая дама. Правда, именно сейчас у нее появился очередной ухажер, с которым, вроде бы, все складывалось очень серьезно. Кейти была влюблена в этого парня (изредка он залетал за ней на флаере — забрать с занятий), причем совершенно безумной влюбленностью. Мне это казалось идиотизмом — влюбиться в такое ничтожество в клетчатом пиджаке, с чубчиком (он был кем-то вроде бармена). Но отчасти я и завидовала Кейти, да и кому не хочется втрескаться по уши — без любви жизнь кажется такой пресной.
