Натали Хеннеберг - Кровь звёзд. Мутанты
«Немые». Такое название получила небольшая группа «ликвидаторов», поклявшихся полностью уничтожить параноиков. Это была настоящая тайная полиция. Немые не снимали шлемов, обеспечивающих их изоляцию от всех. Таким образом, они вполне сознательно отказались от контактов с кем-либо, кто мог мысленно к ним обращаться.
Может показаться невероятным, но то, что Немые использовали свое оружие против параноиков, ограничивало их телепатические способности. Они вели борьбу за наступление эры всеобщей унификации, когда Лысоголовых станет гораздо больше и когда не потребуется никаких умственных барьеров и никаких психических эмбарго.
Хотя Немые и были самыми могущественными среди мутантов, они никогда не могли по-настоящему испытать того наслаждения, которое выпало на долю сотен и тысяч Лысоголовых, мысленно соединявшихся вместе ради глубокого и вечного мира.
Немые были нищими, но только одетыми в бархат. Нищие в бархатных одеждах.
3
— Что-нибудь случилось, Дьюк? — неожиданно спросил Бюркхалтер.
— Да нет, — ответил Хит, не поднимая головы.
— Ну как же… Я же вижу, как рассыпаются ваши мысли.
— Может быть. Дело в том, что мне надо отдохнуть. Я очень увлечен работой, но иногда чувствую, что больше не могу…
— Возьмите отпуск.
— Нет, нет, боюсь, что ничего не получится. Наша клиника пользуется такой известностью, что больные к нам поступают отовсюду. У нас ведь одна из первых психиатрических лечебниц, где широко используется телепатический психоанализ. Вообще этот метод применяется давно, но пока держится в тайне. Людям не нравится, когда Лысоголовые следят за их мыслями. Однако, учитывая эффективность метода… — Взгляд его оживился. — Этот метод дает хороший результат даже при психосоматических нарушениях, а уж при лечении нервной депрессии тем более. Вы знаете, основной вопрос — почему? Если мы получим на него ответ, то остальное уже слишком просто. Больной бывает очень сдержан, когда нужно отвечать на вопросы психиатра. Но… — он говорил все с большим воодушевлением, — теперь, когда больные от нас почти ничего не скрывают, психиатрия сделала большой шаг вперед. Мы чувствуем их боль. Психических больных трудно лечить, потому что их мозг закрыт для нас… да, но теперь у нас есть ключ к нему!
— Чего вы боитесь? — тихо спросил Бюркхалтер.
Хит вздрогнул, а потом стал внимательно изучать свои ногти.
— Это вовсе не страх, — сказал он, немного подумав. — Это профессиональное беспокойство… А проще говоря, не следует трогать смолу, если не х’очешь прилипнуть.
— Я вас понимаю.
— В самом деле? Все просто. Моя работа заключается в том, что я лечу душевнобольных, но не так, как это делают обычные психиатры, а проникая в их мозг. Я прислушиваюсь к их рассуждениям, я делю с ними их тревоги. Те чудовища, что подстерегают их в темноте, для меня всего лишь слова. Психически я совершенно здоров, но я смотрю на мир глазами сотен моих пациентов. Гарри, не читайте мои мысли. Хорошо? Я доволен, что вы заговорили об этом. Иногда я слишком близко принимаю к сердцу все их тревоги. В таком случае я или сажусь в вертолет, или встречаюсь с такими же телепатами. Попробую сегодня организовать такую встречу. Вы примете участие?
— С удовольствием.
Хит дружески с ним простился и вышел. Затем мысленно обратился к Бюркхалтеру.
— Я бы не хотел быть здесь, когда придут Кочевники. Если только вы не…
— Нет, — подумал Бюркхалтер. — Все будет в порядке. 0‘кей. А вот и продукты прибыли.
Бюркхалтер вышел и помог рассыльному выгрузить продукты. Потом он поставил пиво в холодильник, сделал заказ своей автокухарке на приготовление ужина, включив в меню множество блюд. Кочевники славились аппетитом.
Затем, оставив дверь открытой, он сел за письменный стол и стал спокойно ждать. Было жарко, но в комнате кондиционер охлаждал воздух; зеленая долина и сосны, шумевшие на ветру, казалось, также приносили прохладу.
Все здесь было не похоже на Нью-Эйл, крупную агломерацию, специализирующуюся на образовании. Секвойя представляла собой более компактный город с большой больницей и целлюлозным производством. Ее связь с внешним миром поддерживалась лишь с помощью воздушных трасс и телевидения. Красивые дома из белого и зеленого пластика располагались вдоль бурной реки, которая несла свои воды к морю.
Бюркхалтер потянулся и зевнул. Он чувствовал себя очень усталым; последнее время с ним это случалось все чаще и чаще. Не то, чтобы его утомляла работа, а наоборот. Но ему было трудно приспособиться к выполнению новых задач, о всей сложности которых он не догадывался раньше.
Барбара Пелл, например. Она таила опасность. Она вовлекала в борьбу других параноиков Секвойи не столько своими действиями, сколько своим присутствием. Она была создана для того, чтобы командовать. А параноиков в городе становилось все больше и больше. Они приезжали сюда под самыми различными предлогами: работа, каникулы, по семейным обстоятельствам. Разумеется, нетелепатов было больше, чем Лысоголовых и параноиков вместе взятых, но увеличение удельного веса последних в общей массе становилось угрожающим.
Он снова вспомнил своего деда, которого звали Эд Бюркхалтер. Наверно, никто из Лысоголовых не ненавидел параноиков больше, чем он. На это у него были свои причины: действия параноиков были направлены против его сына, которому они пытались привить свои взгляды. Странно, но образ деда, его худое жесткое лицо вставали яснее перед Бюркхалтером, чем образ отца с его более мягкими чертами.
Он еще раз зевнул, наслаждаясь спокойным видом, открывшимся перед ним. Другой мир? Неужели он так и не освободится от обрывочных мыслей, которые приходили к нему лишь тогда, когда он находился в пустом пространстве. Он попробовал испытать те же чувства, что и в состоянии невесомости, а потом наполнить ими мозг. Но это ему не удалось.
Лысоголовые появились слишком рано — среда не готова была принять эту мутацию. Бюркхалтеру пришла в голову забавная мысль о создании расы жителей космоса, объединенных одной идеей. Неосуществимые мечты. Телепаты не были сверхчеловеками, что бы об этом ни говорили параноики. Настоящие сверхчеловеки должны иметь дюжину особенностей, которые и придумать трудно.
Барбара Пелл. Он стал снова думать о ней, о ее лице, ее прекрасном теле, опасным как огонь. Она считала себя лучше всех остальных, да, впрочем, такого мнения были о себе и другие параноики.
Он вспомнил ее лучистый и пронзительный взгляд, ее улыбку, ее рыжие волосы, спускавшиеся на плечи подобно змеям, мысли красного цвета, как змеи в ее мозгу… Потом он перестал думать о ней.
