Клэр Норт - Пятнадцать жизней Гарри Огаста
– Гарри, я хочу кое-что понять. Скажите, я вам нравлюсь?
От ее слов у меня по спине побежали мурашки.
– П-почему вы меня об этом спрашиваете? – пробормотал я.
– Пожалуйста, ответьте мне. И побыстрее.
– Да, – признался я. – Вы мне нравитесь. Я… вы всегда мне нравились, Дженни.
– Что ж, тогда ладно, – тихо сказала она.
На этом разговор закончился.
В 1985 году я стал ощущать боль и тяжесть в ногах. В течение нескольких недель я старался не обращать на это внимания, но затем все же решил обратиться в клинику. В результате мне поставили ставший уже привычным диагноз – множественная миелома. Женщина-врач, проводившая осмотр и оценивавшая результаты анализов, вызывала у меня уважение: настолько осторожно и деликатно обрисовала она мне мое положение. Вынесенный ею вердикт заключался в том, что я должен быть готов к долгой и тяжелой борьбе с болезнью. На деле же это означало то, что я знал и без нее: я скоро умру. Меня так тронула ее чуткость, что, прощаясь, я пожал ей руку и отпустил комплимент по поводу ее внешности. Это так ее смутило, что она даже слегка покраснела.
Винсент, когда я рассказал ему о визите к врачу и о диагнозе, был по-настоящему потрясен.
– Мы должны что-то сделать, Гарри! – кричал он. – Скажите, что вам нужно? Как я могу вам помочь? Я немедленно позвоню Джону Хопкинсу – недавно я купил для него целую онкологическую клинику…
– Благодарю вас, не нужно.
– Нет-нет, я настаиваю.
Винсент в самом деле настоял на своем. Лежа на больничной койке и прислушиваясь к жужжанию подключенных к моему телу приборов, я обдумывал свой следующий шаг. Несомненно, в моей последней по времени жизни мне удалось многого добиться: я не только нашел Винсента, но и довольно долго наблюдал за его работой. Я сумел многое узнать о его контактах и связях, о методах, которые он использовал, а главное – мне удалось убедить его в том, что я не представляю для него опасности. Хотя всего несколько жизней назад он убил меня, я стал для него другом, помощником и доверенным лицом. Тем не менее я не смог получить о нем самом и о его исследованиях информацию, которая позволила бы мне остановить работы над созданием квантового зеркала. Соответственно теперь передо мной встал вопрос: готов ли я в течение нескольких лет страдать, подвергаясь мучительному и малоэффективному лечению, и продолжать свои попытки раздобыть сведения, необходимые для того, чтобы сорвать планы Винсента? Если нет, мне оставалось только одно – умереть. Однако тогда я упустил бы представившуюся мне возможность добиться поставленной цели, и все пришлось бы начинать заново.
В итоге я решил пойти на риск – самый большой риск за все прожитые мною жизни.
– Нет, я не хочу подвергаться химиотерапии.
Шел 1986 год. Мы с Винсентом стояли на балконе одной из его нью-йоркских резиденций, расположенной к югу от Центрального парка, и смотрели на огни Манхэттена. Небо было затянуто темно-серыми тучами. На уровне нижних этажей в городе было трудно дышать – в Нью-Йорке, одном из крупнейших мегаполисов мира, было сконцентрировано слишком много машин, кондиционеров, холодильников, мобильных телефонов, телевизоров, микроволновых печек. Чересчур быстрое развитие технологий не позволяло адекватно оценить глобальные последствия их массового применения. Теперь Нью-Йорк исторгал в небо коричневый смог, а в прибрежные воды – липкую зеленоватую грязь. Впрочем, в других крупных городах экологическая ситуация была не лучше. Мир умирал, и остановить этот процесс, казалось, было невозможно.
– Я не стану проходить химиотерапию, – повторил я чуть громче, глядя, как Винсент помешивает ложечкой жидкость в стакане, где болтался ломтик лимона.
– Не валяйте дурака, Гарри! – сердито воскликнул Винсент. – Сеансы химиотерапии вам просто необходимы, это же очевидно!
– Простите, но я не хочу.
Винсент опустился в кресло с откидывающейся спинкой, такое же, в каком сидел и я, и поставил стакан на низкий металлический столик. Затем посмотрел на небо и, выждав немного, спросил:
– Но почему?
– Потому что химиотерапия – это что-то вроде тюрьмы. Это означает полгода домашнего ареста, бесконечных приступов тошноты, боли, жара. Представьте себе – полгода боли и дискомфорта. И что в итоге? В итоге я по-прежнему буду одной ногой в могиле, как и сейчас.
– Вы не можете этого знать.
– Могу, – твердо сказал я. – Я это знаю.
– Гарри, но…
– Говорю вам, я это знаю, – упрямо повторил я. – Знаю – и все.
Последовало долгое молчание. Возможно, Винсент ждал, что я скажу что-нибудь еще. Но я лишь глубоко вздохнул и прикрыл веки. Я открывал свой секрет лишь очень немногим людям. Затем, посидев некоторое время молча, я снова открыл глаза.
– Что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что страдаю этой болезнью не в первый раз?
– Я бы спросил, что вы имеете в виду, старина.
– Я имею в виду, что однажды уже прошел через это. Я подвергался химиотерапии, радиотерапии, принимал сильнодействующие лекарства – но в итоге все равно у меня возникли метастазы.
– Господи, Гарри, что вы такое говорите? И что же с вами произошло?
– То, что и должно было произойти. Я умер.
Снова наступила тишина. Снизу доносился шум машин. Сидя рядом с Винсентом, я почти слышал, как лихорадочно работает его мозг. Будет лучше, подумал я, если он сам решит, как ему действовать дальше. В этом случае мне будет проще понять, что у него на уме.
– Гарри, – заговорил он наконец. – Вам известно что-нибудь о так называемом клубе «Хронос»?
– Нет. Послушайте, я пытаюсь вам объяснить…
– Вы хотите сказать мне, что вы проживаете эту жизнь уже не в первый раз, – сказал он, и в его голосе прозвучала усталость. – Что вы сирота от рождения, что прожили отпущенные вам годы и умерли, а потом родились снова – в том же самом месте и в то же самое время, что и прежде. То есть для вас все началось сначала. Вы ведь это хотите мне сказать, не так ли?
Теперь пришла моя очередь замолчать и задуматься. Я тянул и тянул паузу в надежде, что чем длиннее она будет, тем более убедительными покажутся Винсенту мои слова.
– Как? Скажите мне, как такое возможно? Пожалуйста, – произнес я в тот момент, когда понял, что молчать дальше просто невозможно.
Винсент вздохнул и потянулся. Я услышал, как хрустнули его суставы. Он был уже немолод – никогда раньше мне не приходилось видеть его в таком солидном возрасте.
– Пойдемте со мной, Гарри, – сказал он. – Я должен вам кое-что показать. – Встав, он шагнул к балконной двери и направился внутрь апартаментов.
Я последовал за ним. Войдя в свою спальню, Винсент открыл платяной шкаф и принялся перебирать пиджаки и рубашки. На секунду я подумал, что он ищет пистолет. В его отсутствие я давно уже, причем неоднократно, обыскал его жилище и обнаружил две единицы оружия – одну в выдвижном ящике прикроватной тумбочки, другую в комоде с постельным бельем. Но мое предположение не оправдалось. Винсент достал из шкафа квадратную металлическую коробку, запертую на небольшой висячий замок. Коробка, судя по всему, появилась в доме недавно – во всяком случае, когда я обыскивал апартаменты в последний раз, я ее не видел. Заметив на моем лице выражение любопытства, Винсент ободряюще улыбнулся и, взяв коробку, перешел с ней в гостиную. Там он поставил коробку на стеклянный стол, вокруг которого стояло восемь стеклянных стульев, и жестом предложил мне сесть на один из них. Затем отпер замок и открыл крышку.
