Джудит Тарр - Солнечные стрелы
Доброе утро, сир, сказала она. Благодарность Галин не имела границ, но он был слишком слеп, чтобы заметить это. Две бывшие любовницы зажали его в тиски, и он не знал, как выкрутиться теперь из этого положения. У Вэньи не было никакого желания протягивать ему руку помощи. Она ограничилась тем, что призвала свою кобылку к порядку и приготовилась следить за разворачивающимся действом. Он переводил взгляд с одной красавицы на другую и явно трусил.
Милые леди, сказал он, как поживаете?
Прекрасно, милорд, ответила Галия, церемонно поклонившись, а вы? Судя по всему, принцесса из рода Винигаров собиралась затеять со своим господином длинный вежливый разговор в асанианском стиле. Вэньи готова была побиться об заклад, что он долго не продержится. Действительность превзошла самые смелые ее ожидания. Пробормотав нечто неразборчивое, Эсториан хлестнул жеребца и понесся сломя голову вдоль каравана. Очевидно, к женщине, общение с которой не создает ему дополнительных проблем. Галия, испустив долгий вздох, упала на шею сенеля.
О боги, простонала она жалобно, я боялась, что он прикажет мне вечером явиться к нему.
Вздор, возразила Вэньи, он ни за что бы этого не сделал, пока я была рядом с вами. Галия ничего не поняла, но она знала Вэньи и доверяла ей безмерно. Она успокоилась и села прямо, поглаживая обеими руками живот. Жестокая, наивная, беззащитная дурочка. Вэньи обязана охранять ее со всей стойкостью и непреклонностью жрицы. Легко это сказать. Но, боже, как трудно, как невыносимо трудно справиться с собой. Корусан чувствовал себя отвратительно. Виноваты в том были холод и снег, они пробудили в нем лихорадку, которая, казалось, уже успокоилась и долгое время не тревожила его. Но оленеец не хотел показать своего состояния императору. Он встал раньше Эсториана, оделся и уже был в седле, когда его величество соизволило выглянуть на свет божий. Эсториан мог бы задать своему слуге пару вопросов по поводу столь раннего подъема, но он пребывал в задумчивости и ничего не сказал. Когда Эсториан поскакал проверять караулы, Корусан не последовал за ним. Чирай тоже не дернулся за дурачком Умизаном. Глупо ожидать от безмозглой скотины сочувствия к седоку, но серо-коричневый жеребец нес Корусана бережно, осторожно ступая и словно укачивая его боль. Это была жуткая боль, злобная, сверлящая кости, вонзающая в суставы раскаленные коготки, но Корусан ее не боялся. Когда боль сидит глубоко, говорили маги, она ничего не может сделать с человеком. Хуже, когда она выходит наружу, но маги умели загонять ее внутрь. Теперь Корусан лишился их покровительства. Он чувствовал, как боль, пульсируя, толкается в его мускулы и словно бы протирает их изнутри, точно так же как кожа седла протирает тонкую ткань одежды. Корусан мог умереть в детстве, как его братья и сестры, хилые духом и телом, но он продолжал держаться, потому что был последним в роду Льва. Когданибудь он умрет. Но не сейчас. Он умрет только после того, как сделает то, что должен сделать. Корусан сознавал, что глаза Скиталицы наблюдают за ним. Саревадин. Он мог выбросить всю эту чушь из головы, но слишком многое в словах побирушки было правдой. Солнечный знак на ладони, умение очаровывать людей. Более того, она двигалась, как черный король, и с той же небрежной уверенностью держалась в седле, высокомерная и независимая. Корусан удивлялся, как остальные не видят этого. Она мертва? Да, мертва. Говорят, покойники быстро находят себе подобных, когда начинают болтаться среди живых. Он побледнел. Сидани улыбнулась ему странной и дикой улыбкой. Черный король получил наконец все что хотел от двух своих бывших наложниц и возвращался. Слепец, дурачок, блаженный, он улыбался, не подозревая, к кому так спешит. Эсториан нервничал и не мог долго оставаться на одном месте. Люди видели это. Он замечал, как они на него смотрят, он знал, что они переглядываются и недоуменно пожимают плечами за его спиной, но ничего не мог с собой поделать. Земля тянула его все сильнее и сильнее, увлекая на юг, туда, где горела язва Ансаваара. Когда караван сделал привал в небольшом леске, защищавшем людей и животных от ветра и снега, Эсториан кликнул к себе командира разведки. Оленеец недовольно качнул головой, завидев коленопреклоненного императора, однако черный король, как всегда, игнорировал чувства своих подданных. Он быстро разгреб ладонями снег, откинул с образовавшейся площадки мусор и прутиком начертил на ней то, что велело ему чувство земли. Боль Ансаваара втекала в руки, ползла по плечам, терзала спинной мозг. Он встал, указывая прутиком на рисунок.
Что это? Оленеец не выказал удивления, но выдержал паузу, прежде чем заговорить.
Разве вы сами не знаете, сир? Эсториан усмехнулся, оскалив зубы.
Если я спрашиваю, ты должен отвечать.
Карта, ответил, помолчав, оленеец. План.
План чего?
Города, сир. До него день езды отсюда. Может быть, больше, если повалит снег. Это При'най. Эсториан отшвырнул прутик.
Да, сказал он, это При'най. Мы можем успеть туда к вечеру? Оленеец, казалось, решил, что все чужаки сумасшедшие и что его император самый безнадежный из них.
Это чертовски тяжело. Нам придется бросить обоз. А там пища, палатки и ваш черный жрец... Айбуран сам может позаботиться о себе, подумал Эсториан.
Ладно, сказал он. Нам действительно нечего делать там в темноте. Сегодня мы пройдем столько, сколько сможем пройти, а утром поднимемся до восхода. Мы должны прибыть на место к полудню.
Если не помешает снег, заметил оленеец.
Солнце должно быть с нами, когда мы достигнем крепостных стен, сказал император. Оно поможет нам разглядеть, что собой представляет этот При'най.
ГЛАВА 40
Метель прекратилась к полуночи, тучи разнесло ветром, но звезды звенели от холода в бледнеющих небесах. Сильный мороз словно посыпал их сахарной пудрой. Рассвет застал войска в дороге, солнечные лучи осветили заваленную снегом равнину. Эсториан не обращал внимания на мороз и снег. Он знал, что Корусан и Сидани рядом, и наслаждался минутами полного душевного спокойствия. Впрочем, это состояние было недолгим, и разрушил его Айбуран. Он подъезжал к императору на коренастом выносливом японском тяжеловозе. Эсториан спиной ощутил приближение жреца, но даже не повернул головы, когда тот подъехал.
Впереди неспокойно, сказал Айбуран вместо приветствия.
Весь запад неспокоен, усмехнулась Сидани.
Благодарю, поклонился Айбуран, но впереди хуже, чем всюду.
Это военный поход, произнес Эсториан в пространство перед собой.
Я знаю. Айбуран помолчал. Скажи, что движет тобой, паренек?
Ты хочешь, чтобы я тебе это объяснил?
Да. Эсториан начал закипать от злости и от... стыда.
