Теодор Старджон - Умри, маэстро! (авторский сборник)
— Низкое положение обязывает, — хмыкнул Поттер.
Ингленд смачно высморкался и посмотрел на часы.
— Так что там с часами?
— С ними все в порядке.
Мы резко повернулись, так как вошел капитан. Что-то в нем было необычное; манера ли держать подбородок, тяжелый ли взгляд — в общем, появилось в нем нечто такое, чего мы не замечали раньше. А может быть, сегодня утром это в нем уже было? (А сегодня ли утром? Часы-то взбесились!) Я посмотрел через плечо капитана через весь коридор. Там никого не было.
— Сэр? — заискивающе прошептал обезьяна.
— Что-то случилось со светом, — осмелился вмешаться Донато.
— Все в порядке, — отрубил капитан. Он подошел к наблюдательному экрану и включил его, затем ввел шифр и отступил на полшага. Все мы сгрудились вокруг экрана, на котором мерцали тысячи алмазов, составляющих гигантскую цепь, а ниже — непроницаемая чернота.
— Сейчас я вам кое-что продемонстрирую, — сказал капитан и повернул какую-то рукоять на приборной доске.
На экране возник крупный план.
— Вам известно, что это такое? Перед нами был сияющий золотом шар. О его диаметре мы не могли даже гадать. Ингленд за моей спиной ахнул.
— Я это уже видел. На снимках. Это же мозговой центр Барьера — планетоид!
— Он так близко?
— Лишь потому, что Барьер представляет собой сферу, — опять заговорил капитан, — все считают, что центр управления должен располагаться в ее центре. А это не так. А он здесь, на краю, и да поможет Господь тому, кто сгоряча попробует добраться до центра, чтобы сразиться с ним.
— Сэр... — прошептал кто-то чуть слышно.
— Смотрите дальше, — сказал капитан и вновь потянул на себя рукоятку.
Точка обзора стала стремительно удаляться от золотистой сферы, и планетоид очень быстро превратился в едва заметное светящееся пятнышко. И вдруг на экране появилось огромное нечто обтекаемой формы, с плоской крышей...
— Это же стручок! Наш стручок! — воскликнул Ингленд.
Кстати, стручком мы называли отделяемый модуль, в точности повторявший форму нашего корабля.
Капитан опять отступил на шаг. Глаза его горели. Он крепко сжал руки, переплетя пальцы, и по всему было видно, что его безумная радость только и ждет подходящего случая, чтобы вырваться наружу. Мы переводили взгляд с него на экран и обратно. Задыхаясь, капитан шептал:
— Давай! Давай же!..
— Сэр...
— Заткнись, мартышка!
— Так ведь стручок внутри Барьера! — прошептал кто-то. Кажется, я.
— Эй, эй, смотрите!
"Оно" походило на серебристую вязальную спицу. Оно медленно поворачивалось вокруг центра и приближалось тем временем к стручку, прошло мимо на близком расстоянии и пропало с экрана.
— Это ракета, причем из самых крупных. Боже, что произошло?
— Барьера нет. — Слова капитана прозвучали так, как будто он был не в силах больше сдерживаться. — Видите, он лопнул! Его нет, и все ракеты мертвы.
— Сэр, то есть.., кэп... Я не могу найти Вирджинию. Где Вирджиния, кэп?
— Прямо перед тобой, Блюм. Ты смотришь на нее, — ответил капитан, не отрывая взгляда от экрана.
Вдруг что-то набросилось на нас и принялось молотить по спинам изо всех сил. На несколько секунд кают-компания наполнилась воплями и стонами, а потом наша чернорабочая обезьяна растолкала всех нас и впилась глазами в экран, обхватив его руками с обеих сторон. Он как будто в одночасье вырос на полголовы, на его волосатых руках выступили жилы, которых я раньше не замечал, а лохматая голова напоминала львиную.
Вдруг он пролаял, обращаясь к смотревшему на экран через его плечо капитану:
— Что ты наделал? Что ты сделал с Вирджинией? Капитан тихо засмеялся.
Тогда Блюм резко повернулся к капитану, словно намереваясь разорвать его на клочки, посмотрел ему в глаза и повторил:
— Что ты наделал? Что ты сделал с Вирджинией? Капитан тут же перестал смеяться и превратился в капитана космического корабля, который обращается к своему чернорабочему:
— Я дал ей инструкции, велел сесть в стручок и выполнять задание. У вас есть возражения, мистер?
Честное слово, взор Блюма буравил нас, мы физически ощущали его давление. Рот его медленно, очень медленно раскрылся, и из угла его потекла тоненькая струйка. Он тряс кулаками. Его ноздри раздулись.., и он закричал.
Я могу сравнить его крик разве что со слепящей вспышкой света. Мы отпрянули от экрана, заслоняя лица ладонями. А потом мы увидели Блюма. Он почему-то присел и внезапно рванулся с места, очень, надо сказать, целеустремленно, в мгновение ока оказался возле двери выходного отсека, стукнул в нее кулаками, повернулся к ней спиной и опять завопил:
— Посылайте меня, слышите? Посылайте меня с Вирджинией, слышите, кэп?
Донато осторожно приблизился к нему и с улыбочкой произнес величайшую в мире глупость:
— Ну успокойся, обезьяна, давай жить дружно.
Блюм снова заорал как резаный, и Донато счел за благо отступить, причем отступал он так быстро, что врезался в меня, и мне пришлось поддержать его, чтобы не допустить падения. Высвободившись из моих рук, Донато пролепетал:
— Господин капитан, он меня не слушает, понимаете?
— Ступайте к себе, Блюм, — грудным голосом пророкотал капитан.
— Верните ее или пошлите меня с ней вместе, — надрывался Блюм. — Вы меня слышите?
— Блюм.., ступайте.., к себе.
Блюм вытянул вперед руки со скрюченными пальцами и пошел на капитана, жуя пустым ртом; в его взгляде сквозило безумие. Капитан слегка нагнулся, расставил руки и медленно двинулся навстречу. Мы расступились.
— Вы меня слышите? — очень тихо проговорил Блюм и прыгнул.
Капитан отступил в сторону и ударил Блюма, в голову, как мне показалось, но Ингленд впоследствии сказал мне, что удар пришелся в шею, немного сбоку. Ноги обезьяны в тот момент как раз оторвались от пола, и он тяжело рухнул лицом вниз, даже не выбросив вперед руки, чтобы смягчить падение. Так он и лежал, не двигаясь.
Сначала мы все смотрели на него и лишь через некоторое время обменялись взглядами.
— Отнесите его, — распорядился капитан, и я сильно удивился, так как голос его раздался не оттуда, откуда он должен был бы раздаваться: не от распростертого на полу тела Блюма, а со стороны экрана; для капитана проблема Блюма уже была решена, и он вернулся к своим прямым обязанностям.
У всех нас внезапно заныла шея, чуть сбоку. Мы не знали, что нам предпринять.
— Эй, я же сказал, уберите его. Вы, Палмер. Вы самый крепкий.
Мне захотелось орать и брызгать слюной, но вместо этого я заговорил медленно и с достоинством:
— Послушайте, я не обязан...
