Харлан Эллисон - Миры Харлана Эллисона. Том 0. Волны в Рио
Кили как раз упивался созерцанием этой особенности экзотической твари, когда та, шмякнувшись оземь, подскочила, взметнув облака пыли над расплющенными остатками автомашин и останками невинно загубленных людей, словно любуясь содеянным, а потом вновь жестко шлепнулась на то же самое место.
* * *Необъятное крыло грязновато-оливкового цвета словно брезент накрыло тела несчастных, еще подававших слабые признаки жизни. Только слабо трепыхнул его кончик, когда из-под чудища пахнула струя воздуха, застрявшего под ним и мигом провонявшего миазмами рептилии. Через всю Сорок седьмую улицу протянулось другое крыло — дряблая, вся в бородавках кожная перепонка, натянутая на тонкие косточки, похожие на выгнутые алюминиевые трубки, причем его когтистый конец ласково уперся в разукрашенный тремя бронзовыми шарами обшарпанный фасад кирпичного здания.
Отовсюду заулюлюкали сирены. Перекресток взорвался дикими криками, искалеченные и наполовину раздавленные при падении этой громадины люди судорожно пытались выкарабкаться из— под туши и обломков. Кили, все еще продолжая стоять на пороге магазинчика, не преминул с ходу подметить, что животное оказалось невероятно тяжелым и весило, в силу своего умопомрачительного возраста, намного больше, чем любой отдельно взятый птеродактиль. Немыслимые с точки зрения аэродинамики, эти существа никогда не тянули более чем на сотню фунтов. В среднем даже на восемьдесят. Но эта животина, небрежно смявшая туристский автобус и с полдюжины автомашин, выглядела намного длиннее — а уж о размахе крыльев и говорить было просто неприлично — любого извлеченного на сегодняшний день окаменелого птеродактиля. Существо распласталось, как гигантское распятие, вытянувшееся почти к Радио Сити мюзик-холлу, а его разметавшиеся крылья, казалось, так и ждали, что вот-вот заявятся подручные Пилата приколачивать их гвоздями поперек Сорок седьмой улицы.
Кили раздирали два сугубо противоречивых желания: с одной стороны, так и подмывало посмотреть, а что же произойдет дальше, а с другой — не терпелось поскорее забиться в свою убогую каморку и использовать содержимое свертка по назначению.
Именно в этот момент из лавки, где меняли бриллианты, вывалилась группа человек в пятнадцать участников раввинского семинара хасидов, все с пейсами, бородами, в длинных черных пальто, совершенно несуразных для августа месяца, и распространявших вокруг густой, запах фаршированной рыбы. При виде запрудившей улицу мертвой твари они мгновенно затеяли оживленную и непонятную для непосвященных дискуссию относительно того, можно ли считать мясо птеранодона кошерным.
— Он летает… значит, это нечто вроде курочки, — безапелляционно заявил один.
— Следовательно, кошерное, — поддержал его другой.
— Нет, это похоже больше на что-то земное. А посему — пресмыкающееся, — тут же возразил третий.
— Да тут и думать нечего: несомненно трефное, — заключил четвертый.
* * *Слонявшийся до описываемого происшествия к югу от Центрального парка кряжистый и багроволицый полицейский рысью припустил вверх по Сорок пятой улице. Он что было мочи дул в свисток и вытаскивал на ходу сброшюрованную книжечку с талонами для стоянки, одновременно рыская взглядом по сторонам в поисках хозяина околевшего животного. Цепко выделив в запаниковавшей публике одинокого старика, подпиравшего будку продавца сока папайи, коп живо подскочил к нему и обвиняюще ткнул пальцем в грудь:
— Это твой птеродактиль?
Старикан отрицательно мотнул головой.
— Точно?
— Честное слово, не мой. И что это вы всегда, чуть что, так сразу цепляетесь ко мне?
— А то, что это твоя обезьяна пыталась вскарабкаться на Импайр Стейт-билдинг!
— Но доказать-то этого так и не удалось!
— Плевать я хотел на эти формальности: я знаю, что это твои проделки. Мне прекрасно известно, что та жирная образина принадлежала тебе!
— Ну и что, легавый? Да и как ты пронюхал об этом?
— Только ты и торчал тогда на улице с тамбурином высотой в семьдесят пять футов.
* * *Худющая, затянутая в корсет и при шляпке, молодая женщина с размалеванными щеками топталась на юго-западном углу блокированного перекрестка у вымазанной сажей витрины магазинчика, сбывавшего всякого рода протезы и искусственные органы; она взглянула на болтавшиеся на тощем запястье часики, сверяя время с раскачивавшимися над тротуаром после всех этих неординарных событий огромными уличными часами. Ее плотно сжатые губы походили на хирургический шрам. Наверное, в десятый раз за последние тридцать секунд она испытующе посмотрела направо — налево, сделала несколько стремительных шагов, чтобы, поднявшись на цыпочки, бесцеремонно заглянуть поверх выпиравшего и заслонявшего ей обзор плеча птеранодона. А Мелвила все не было. Мелвил все не появляется. До чего томительно ждать! И кому! Ей, Лилли! Какого-то зануду Мелвила, которому она оказала самую большую, когда-либо выпадавшую в его жизни, честь, согласившись на свидание, а этот мужлан настолько обнаглел, что и носа не кажет, а она-то дура ради этой встречи отказалась от завтрака, чтобы вместить в себя обед, наверняка убогий, что он, видимо, предложит ей разделить у Недика…
Крепкий на вид средних лет мужчина, с крысиной мордочкой и влажными глазами, медленно прогуливался, искоса поглядывая на нее и явно колеблясь. Лилия как-то побывала в синематеке на фестивале фильмов пикантного характера 1964 года и сейчас у нее в памяти настойчиво всплывал образ Питера Лорра из киноленты под названием «М— проклятый». Этот тип, вне всякого сомнения, был извращенцем из какого-то другого города. Она вызывающе взглянула ему прямо в лицо. «Скорее всего, именно сейчас он начнет приставать, — подумалось ей. — Я сразу их подмечаю, это уж точно; кстати, почему именно мне так везет на всякие гадости? Стоит мне поехать покататься с кем-нибудь по автостраде, как кавалер тут же начинает восторженно вопить: „Эй! Посмотри-ка на эту мерзость!“ И мне приходится, конечно, смотреть, и всегда попадаются то какой-нибудь одноногий калека, то пьяная девка, чей хахаль подбирает ее туфтовые корочки, пока она блюет в урну, то кошка с разможженной мусороуборочной машиной башкой. Ну отчего подобное всегда происходит со мной? А эта рожа явно кадрит, факт неоспоримый».
Лилия придала своему лицу выражение неприступности, скользнув по незнакомцу взглядом, и повернулась к нему спиной, но все же не столь поспешно, чтобы выглядеть грубиянкой. Она невольно вздрогнула, когда мужчина, отдуваясь и покачиваясь, прошел, насвистывая незатейливый мотивчик, к двери углового кафе, рядом с протезным магазином. На нее густо пахнуло пивным кислым запахом. Дверь питейного заведения с треском захлопнулась за ним. Лилия взбодрилась, будто после влажного компресса, гордо вскинула голову. Она опять взглянула на часы. Прошло еще двенадцать минут. Ладно, дадим ему еще пару минут, ну от силы пять, итого будет тридцать четыре по отношению к назначенному времени. Это уж ни в какие ворота. Так кому-нибудь может в голову взбрести, что она вот-вот начнет его высматривать, взгромоздившись на этого летающего крокодила. И вообще, это безобразие, пусть кто-то наконец вызовет служащих зоопарка, скажет им пару ласковых, чтобы не распускали своих вонючек, а то те вон уж и с небес начинают сыпаться.
